Андрей Щупов - Мессия Страница 12

— Гены, хиромантия, карма, — пробормотал я. — Ничего нового…

— Верно, ничего нового. Только запомни: открытое кем-то — для всех прочих так и останется посторонним открытием, как бы популярно это самое открытие не было бы разжевано в умнейших талмудах. С открытием следует столкнуться тет-а-тет, внутри себя, не допуская вторых лиц. Только тогда оно станет твоим.

— Ты хочешь сказать, что свой ларчик уже откопал и отворил?

— Точно.

— А, может, это иллюзия?

— Тоже возможно. Во всяком случае очень скоро нам представится случай проверить это.

Я лихорадочно искал подходящее возражение и не мог ничего выдумать.

— Послушай, Виктор… Только, ради бога, не перебивай! Я хочу сказать об иллюзиях. Их нельзя недооценивать. Ты огорошил меня множеством историй, кое-что расскажу тебе и я… Так вот, однажды приятель познакомил меня с довольно занятным типом. Человек — баобаб, в два обхвата, универсальный поглотитель съестного. Кто-то когда-то внушил ему, что пища — не столько удовольствие и физиологическая потребность, сколько мистическая необходимость — и мистическая необходимость эдакого квазинаучного характера. Он поверил, что обжорство призвано превращать желудок в подобие сложнейшей лаборатории. Конечная цель — изумительное биохимическое открытие, которым троглодит-счастливчик восхитит и озадачит человечество. Бедолага принялся глотать самые диковинные вещи — от пластика до керамики и фотохимикалий. Методом проб и ошибок он упорно пробивался к иллюзорной цели. Не знаю, что именно он собирался синтезировать, но, вероятно…

— Давай-ка ближе к финишу, — Виктор поморщился. — Он что, умер от заворота кишок?

— Нет, но… Собственно говоря, он отравился…

— Ага, значит, все-таки отравился, — Виктор присел на подоконник. Достав из кармана пачку с блеклым табачным названием, заглянул внутрь, смяв, швырнул в форточку. — Ты это только что придумал, правда?

— Ну и что? — я с вызовом задрал подбородок.

— Ничего. Глупая история, неуклюжая.

— Не глупее твоих.

— Господи, Сережа! Что же мы снова начинаем буксовать! Ты же сам осматривал наган, видел ключ, которым я открывал дверь! А засов? Почему он не был задвинут, когда я входил к вам? И та стрельба! — ведь ни одна пуля не задела ни тебя, ни меня. И я снова утверждаю: иначе и быть не могло! Потому что наступающий день принадлежит НАМ. Две длинные извилистые линии должны были сойтись в предназначенной им точке — и они сошлись! Ты и я оказались вместе для чего-то общего. Разве не понятно?

— И это общее произойдет на заседании флэттеров?

— Скорее всего там.

— А если я опять скажу «нет»?

— Ничего не изменится.

— Но я просто не пойду с тобой! Какого черта?!

— Пойдешь, Сережа. Пойдешь… Другое дело, если ты действительно начнешь упорствовать. Тогда произойдет что-нибудь еще. Прикатят новые машины с боевиками или насчет тех двух ящиков ребята из катрана передумают, решив забрать подарки назад. Пойми, Сережа, события набирают силу. Это лавина, которую уже невозможно остановить. Лучшее, что мы в состоянии сделать, это не противиться ей.

— Но для чего это все затевается? Это мы по крайней мере должны понимать?

— Разумеется, должны. Но что поделать, если ты такой непонятливый, — Виктор холодно улыбнулся. — А ведь, кажется, мы с тобой не случайные карты в этой колоде. Ни тебе, ни мне не нравится действительность. Мы оба не прочь что-то изменить, только не знаем как. И собравшимся флэттерам у нас, думаю, тоже найдется что сказать.

— Хорошо. Доберемся туда, скажем, — что дальше?

— Об этом ты уже спрашивал. А я отвечал. Переворот.

— Дурацкое слово, тебе не кажется?

— Найди получше.

— Лучше или не лучше — суть не в этом. Кто нас поддержит?

— Та самая лавина, которая на протяжении полутора десятилетий так или иначе заставляла меня двигаться в нужном направлении. И не только меня. Таких, как я и ты, может оказаться гораздо больше, и в нужный час все они придут к нам на выручку.

— Ага, все получится само собой, и слова сами сложатся в песню!

— Сами или не сами, но сложатся.

Прикусив губу, некоторое время я разглядывал царапину на ладони. Загнанным зверем усталость ворочалась в голове. Я не желал так просто сдаваться.

— Так кто же все-таки стоит над нами? — медленно проговорил я.

— Видимо, тот кому это суждено судьбой.

— Ты не ответил на вопрос!

— Почему же… — Виктор усмехнулся. — Во всяком случае другого ответа у меня нет.

— Но ведь ты столкнулся с этим не сегодня и имел достаточно времени на размышления!

— Имел — и не мало. Только что толку? Еще один аргумент в пользу того, что тебе не стоит ломать голову. Смирись с неизбежным, Серега. Есть вещи, которые нам не дано понять. По самым разным причинам — и прежде всего в силу нашей человеческой сути. Судьба, предопределение — что мы о них можем сказать? Ничего. Модные темы для салонных бесед и не более того. Во все эпохи Земля в изобилии поставляла пророков и лжепророков. Как те, так и другие делали свое дело и исчезали. Вполне возможно, таким образом обеспечивался некий глобальный баланс, некая пространственная переориентация миллионов сознаний. И был Сиддхартха, были и многие другие. Каждый вкладывал свою посильную лепту и покидал этот мир, оставляя после себя письмена и многочисленных учеников. Но ведь все они — святые и просто мудрецы являлись далеко не в одиночку. Я хочу сказать, что кто-то несомненно помогал им, поддерживал во всех начинаниях.

— На что ты намекаешь?

— Я только пытаюсь думать вслух. Ты же сам просил высказаться. Или подобная трактовка тебя не устраивает?

— Не знаю. Пожалуй, я в том состоянии, когда люди готовы принять что угодно.

— То-то и оно, дорогуша! А потому давай прекратим наш бесплодный разговор. Религия, тарелочки, призраки из убежавшего времени — все равно ничего об этом мы не знаем. Зачем же понапрасну мучиться?

— И все же, ты считаешь, что новый Мессия — это вполне реально?

— Не знаю, Серега. Ничего я не знаю.

— Но ты же отправляешься в пасть к волкам! И если не знать во имя чего…

Я замолчал, потому что Виктор с силой ткнул в мою грудь указательным пальцем.

— Кто бы Он ни был, Сергуня, Он во сто крат сильнее нас. Уже только поэтому сопротивляться бессмысленно. Но не это главное. Важнее другое. Мне кажется, то, что произойдет завтра, действительно необходимо для всех нас. Возможно, я зря называю это переворотом. Он не жаждет крови, понимаешь? Он может такое, что нам и не снилось, но даже злейших врагов Он не станет уничтожать. И не задавай мне глупых вопросов! Я действительно не знаю, кто Он, но… Словом, этот тип мне по душе. И скажу откровенно: я рад, что мне с Ним по дороге.

— А если… Если это…

— Не болтай, не надо, — Виктор решительно качнул головой. — Что будет, то и будет.

— Тебе легко говорить! Ты с этим свыкся.

— Не завидуй тому, о чем не имеешь ни малейшего представления. Свыкся… Хотел бы я взглянуть на тебя в моей шкуре!

— Ладно. Возможно, я не прав.

— Конечно, не прав, — Виктор решительно оттолкнулся от подоконника, спрыгнул на кафельный пол. — А посему пошли к столу.

— Подожди! Что-то я еще хотел сказать… Ах, да! О Зое…

— А что такое?

— Видишь ли… — Я замялся. Виктор недоуменно изогнул бровь. Ага… Стало быть, Зоиных взглядов он так и не заметил. Что ж… Оно и понятно. Я шумно вздохнул.

— Так что ты собирался сообщить?

— Ничего, — я натянуто улыбнулся. — Пошли к столу.

ЗА СТОЛОМ

По-видимому, уйти сегодня от мистических тем не представлялось невозможным. Когда застолье уже близилось к концу, неожиданно заспорили о боге.

— Что он нам дал, елы-палы?! — зычно вопросил Митя. — Нищету, неуверенность? А на кой мне это сдалось?

— Дядь Мить, — Мазик толкнул соседа в бок. — Сбавь на пару румбов, а то уши закладывает.

— Я и говорю, — вздрагивая, повторил Митя, — что, мол, его бог дал нам? Да ничего! Ни добра, ни справедливости.

— Значит, по-твоему, должна существовать всеобщая справедливость — просто так ниоткуда? — Горыныч хитровато прищурился. — Есть людишки, что верят и в такую.

— И они правы! — с жаром воскликнул Митя.

— Ни на вот столечко, — старик-китаец изобразил пальцами что-то невзрачно-крохотное. — Их можно, пожалуй, понять, но они абсолютно не правы. Такая вера утопичнее любой религии. Почему-то вы желаете, что бы Бог был таким, каким вам бы того хотелось. А стало быть, — добрым и щедрым! Чтобы в угоду вам он выстроил ладненький, сверкающий мирок, где все до единой твари лоснились бы от жира, купались в счастье и красоте.

— А что в том плохого?

— А то и плохо, что, выпив даже десять бутылок вина, ты не сумеешь представить себе такой мир.

— Это еще почему?

— Да вот потому!

— Ладно, пусть. Но твой-то отец небесный всемогущ, его фантазия, чай, посильнее моей.