Алексей Стрельцов - Вторжение Страница 12

— Если вы что-то взяли, пожалеете. Мы все проверим.

— Честно, все на месте! — паниковал воришка. — Зуб даю!

После чего он поспешил отключиться.

Нужный перекресток был совсем рядом, в трех кварталах севернее. Подъезжая, они сразу заметили двухколесного железного коня: тот стоял, прислонившись к стволу дерева, как и обещал воришка. Радостный Артем выскочил из «канарейки» и бросился к нему.

— Ну?

— Все на месте! — Артем не верил своему счастью. — Ну-ка, бардачок… — сунув руку, Артем изумленно извлек из кожаной сумочки, закрепленной на раме, сотовый телефон и мятую купюру в 100 рублей. — Только это… Еще сотка. Это не моя. У меня деньги в кармане всегда лежат.

— Это тебе компенсация, — засмеялся Володя.

Обычно довольный Маржанов не поддержал веселья — что-то увидев, он напряженным голосом окликнул напарника:

— Вован, смотри!

Володя проследил его взгляд. Где-то совсем рядом, за крышами тянущихся вдоль улицы домишек, что-то горело. Столб дыма, все увеличиваясь и на глазах полицейских окрашиваясь в черное, поднимался вверх.

— Черт, ну и денек…! — Володя быстро повернулся к Артему. — Пацан, ну что, все нормально?

— Да, конечно! Спасибо!

— Не оставляй велик без присмотра больше, понял? Давай!

Володя прыгнул в машину. Сразу же экипаж ППС взвыл сиреной и, сорвавшись с места, рванул к месту пожара. Артем удивленно проводил их глазами и только сейчас заметил дым.

— Фига се!

Возбужденный, он прыгнул в седло и, отчаянно работая ногами, покатил следом за несущейся патрульной машиной.

Это был дом на Герасимовской. Спрятанный в тени деревьев небольшой и аккуратный домик — побеленные стены, синие ставни. Когда наряд ППС затормозил перед домом, пламя бушевало вовсю. С грохотом обрушилась часть перекрытий, и изнутри, как из пасти чудовища, изрыгнулся столб пламени. Со звоном лопнуло и разлетелось окно на фасаде.

— Чашкан, машина 18, у нас пожар! — кричал Володя в микрофон, пытаясь разглядеть номер дома. — Улица Герасимовская, дом номер… дом пять!

Артем был в восторге, такого зрелища он не видел никогда. Отойдя на безопасное расстояние, парнишка увлеченно снимал на чудом вернувшийся ему сотовый телефон, как к полыхающему дому примчались пожарные расчеты. Бригады в коричневых огнестойких костюмах и огромных шлемах раскатали рукава и принялись заливать бушующее пламя водой и пеной. Оглашая сонные улицы городка воем сирен, подъехали еще несколько полицейских машин.

Услышав в дежурке адрес, на место пожара выехал и Буров. Когда он приехал, пламя уже потушили. Выйдя из машины, опер мрачно смотрел на то, что осталось от аккуратного домика, небольшого, но с идеальным порядком. Крыши и окон не было, по побеленным стенам ползли черные полосы.

— Твою мать, — проворчал он, закуривая.

В толпе сотрудников Буров заметил Володю. Тот обсуждал что-то с Маржановым. Встретившись взглядом с отцом, Володя помедлил, но все же отвернулся. Подходить к Бурову он не стал.

Из дома, снимая почерневший от сажи шлем, вышел один из пожарных. Буров подошел к нему.

— Здорова. В доме кто-нибудь был?

— Одно тело. В прихожке.

— Мужчина, женщина?

— Сложно сказать, обгорело до неузнаваемости. Могу сказать только, что невысокого роста. Метра полтора. Так что, может, подросток…

— Это не подросток, — хмуро возразил Буров.

— Что?

Буров покачал головой, еще раз взглянув на дом.

Второй труп. Больше половины жизни Буров провел в угрозыске. Но сейчас у него голова шла кругом. Сначала стреляют в его сына. Потом настолько зверски, насколько это вообще возможно, убивают Пеликана. Изувеченный труп наркодельца до сих пор словно стоял у Бурова перед глазами. Теперь убивают пожилую армянку. Чтобы замести следы, поджигают ее дом.

Что, черт возьми, происходит?!

€

Работа на месте преступления продолжалась до вечера. Но и вечером Буров, которого уже потрясывало — он не пил вторые сутки, и нервы были на пределе — не знал покоя: Гензер вызвал весь личный состав на совещание. С ними был следователь СК — кто-то новенький, Буров не знал его имени.

— Итак, предварительное заключение пожарного дознавателя — поджог, — поведал следак, разбирая бумажки. — Следы горючего на полу и стенах. Они облили тело и помещение, скорее всего, бензином, и подожгли. Огонь распространился мгновенно. Так, дальше… — следак взялся за другой документ. — Труп принадлежит предположительно хозяйке дома, Маринэ Авакян. Внешних повреждений вроде бы нет, но учитывая, что от нее осталось… В общем, завтра проведут вскрытие, тогда будем знать точно.

— Но в любом случае это убийство, — буркнул Гензер. — И оно связано с убийством Пеликана.

— Кого?

— Олег Никифоров, — пояснил Буров. Он чувствовал себя вымотанным и усталым, хотелось курить, а голова раскалывалась и не соображала. — Он торговал наркотиками. После того, как мы нашли его труп сегодня утром, мы проверили и обыскали его дом. В сарае нашли тайничок. А там чек с разовой дозой героина. Экспертизы пока нет, но готов поклясться, это афганский героин высшей пробы. «Три девятки».

Следак почесал затылок.

— Итак. Кто-то сбывает через местных наркоторговцев высококачественный героин. И на этих торговцев идет охота. Я правильно понимаю? Версии какие?

— Не сошлись в цене с продавцами? — подал голос Муртазин. Буров поморщился:

— Не говори фигни. Это залетные гастролеры. Скорее всего, быки, члены какой-то банды из Города. Мы связались с отделом оргпреступности УВД области, выслали им фотороботы. Сейчас ждем результата. Может, опознают их как бойцов одной из тамошних ОПГ.

— Ладно, версия-то у вас есть? — суетился следак. — Что мне наверх докладывать?

Курить хотелось еще сильнее. Буров вспомнил про зубочистки, которые всегда стояли на столе Гензера, взял одну и принялся грызть.

— Марсель Авакян был поставщиком Барыги. Именно Марсель дал ему на реализацию тот героин. Потом Барыга сбежал. Сказал, его кто-то ищет. Это его кстати и спасло.

— Если спасло, — хмуро возразил Гензер. — Может, скоро и его трупешник всплывет, мать их за ногу…

— Залетные бандосы нашли второго барыгу, Пеликана, который толкал тот же героин. Вытащили его из кабака, вывезли куда-то… и пытали. Что-то хотели из него выбить. Думаю, как раз имя поставщика. Потому что уже через несколько часов кто-то убивает мать Авакяна и сжигает их дом.

Следак сопел, пыжась придумать что-нибудь эдакое. Поэтому первым сориентировался Гензер.

— В общем, народ, — обратился он ко всем операм, присутствующим на вечерней летучке. — Как залетные бандосы узнали про барыг? Значит, где-то они клинья подбивают. Распрашивают, кто в деле, кто чем торгует… Поднимайте всю агентуру. Начинайте сегодня же. В этом направлении должен работать каждый информатор, всем ясно?

Нестройные голоса оперов подтвердили, что всем все предельно понятно.

— Дальше. Что с Авакяном?

Совещание продолжалось еще час. Когда Буров вышел из ОВД на улицу, уже темнело. Основной личный состав давно разбрелся по домам. Перед отделом стоял лишь фургон ГНР из дежурки. Вокруг ни души. Через дорогу тянулся забор, за которым когда-нибудь, с божьей помощью, должно вырасти новое здание для районной полиции. Справа от него — покинутый дом. Хозяева, как слышал Буров, переехали жить в другой город, а дом безуспешно пытались продавать. За безопасность оставленного жилища никто не переживал — соседство со зданием ОВД было лучшей охраной, которую в Елецке только можно было придумать.

Буров хотел домой, но еще больше он хотел выпить.

Из отдела вышел Гензер.

— Буров.

— Федор Николаевич?

Остановившись рядом с опером, майор неуверенно покряхтел.

— Ты это, Жор: точно хочешь этим заниматься? Люди есть, я могу включить в группу кого-то еще.

— А я что, рожей не вышел?

Гензер снова помялся, что было ему несвойственно.

— Слушай, ну ты сам все понимаешь. Жор, ты у меня был одним из лучших оперов всегда. Если не лучшим. Но — был. А сейчас… сам подумай. Приходишь каждый день к обеду, от тебя перегаром за версту прёт. Куча висяков. Расслабился ты. Или надоело все, я не знаю. Так что сам решай. Выходишь из темы — выходи. Остаешься в группе — завязывай с бухлом и включайся в работу.

Суровая правда от начальства.

— Здесь все по-другому, — сказал Буров. — Они могли подстрелить моего сына. Завтра в девять буду на месте, не волнуйтесь.

Гензер испытывающе посмотрел на опера. Непонятно, остался он доволен или нет. Гензер просто кивнул и пошел к своей машине.

Буров закурил. Пива хотелось еще больше, чем раньше, тоскливо понял он. До мандража в руках. Мысленно Буров выматерился. Он вспомнил, когда впервые ушел в запой. Это было после смерти Наташи. Тогда ему никто не сказал ни слова. Все понимали, сочувствовали и входили в положение. Но время шло… А Буров начал привыкать к тому, что все молчат, сочувствуют и входят в положение.