Фредерик Дар - Лотерея блатных Страница 12

– Ну, девочка, начнешь колоться или продолжим? Она пытается перевести дыхание и, вдохнув несколько кубиков кислорода, бормочет:

– Падла!

Назвать падлой меня, Сан-Антонио! Самого крутого полицейского Франции!

Она получает право на более продолжительное погружение. Когда я вынимаю ее из вазы, так радушно принявшей ее, мне становится страшно, потому что она потеряла сознание.

А вдруг у нее было слабое сердце и она отбросила копыта? Хорош я буду!

Я быстренько делаю ей искусственное дыхание. Она выплевывает воду и открывает моргалы.

– Как себя чувствуешь, Венера ты моя подводная?

Я понимаю, что на этот раз она расколется. Она держалась сколько могла, но теперь заговорит.

Поскольку она щелкает зубами, я отношу ее на кровать и накрываю одеялом.

– Начинай, красавица, я жду. Она шепчет:

– Письмо мне велел отправить Джо Падовани.

– Джо Турок?

– Да...

Я в удивлении чешу нос. Падовани родился не в Стамбуле, как можно подумать из-за его кликухи, а в Бастии, как и все парни, разгуливающие по Парижу с машинкой для выдачи пропуска на тот свет под левой подмышкой. Турком его зовут за необыкновенную силу5. Он разрывает пополам колоду карт из пятидесяти двух листов и поднимает зубами столик в бистро.

Я с ним никогда не встречался, но рожу и послужной список знаю по картотеке. Это не какая-то там мелкая сошка... Наркотики, сутенерство, вооруженное ограбление – биография, напоминающая страницу криминальной хроники. Он также участвовал в разборках между бандами, но еще ни разу не влезал в то, что мы называем крупным делом.

То, что его имя всплыло в данном случае, меня несколько озадачивает.

Пока я размышляю, девица немного приходит в себя... Она тяжело дышит, пытаясь восстановить дыхание.

Выглядит она по-настоящему жалко. Ее вид разорвал бы сердце даже судебного исполнителя, если бы у судебных исполнителей было сердце.

– Еще один момент, сладкая моя: ты знала, что лежит в конверте?

Она икает с невинным видом.

– Я – нет... Джо мне просто велел обращаться с ним поосторожнее и предупредить на почте, что в нем хрупкий предмет!

Вот сволочи! Разумеется, малышка Тротуар не знала о содержимом конверта. Ее парень не счел нужным ее информировать. Он послал на почту ее, потому что боялся, что адская машина рванет в тот момент, когда на письмо будут ставить штемпель... Вот трусы! Храбрятся только потому, что ходят с пушками, но бросаться в воду спасать утопающего не станут. И отговорка известна: они не умеют плавать!

Я смотрю на прекрасную брюнетку. После купания она немного поблекла.

– Ты работаешь на Падовани?

– А вам-то что?

– Ты что, принимаешь меня за английскую королеву?

– А если да?..

В ней что-то происходит. Просыпается то, что должно было проснуться уже давно: любопытство. До сих пор у нее не было времени задавать вопросы, все шло слишком быстро... Она шла от сюрприза к сюрпризу; от тревоги к испугу... Но теперь она спрашивает себя, что значит мое поведение.

– Так, значит, ты не в курсе того, чем занимается твой мужик?

– Он не трепло...

– Ты слышала о найденной на рынке отрезанной голове?

Она становится зеленой, как салат, и бормочет:

– Это брехня!

– Что ты говоришь! А тебе известно, что лежало в конверте, с которым надо осторожно обращаться? Бомба, моя дорогая... И эта штуковина убила хорошую девушку, которая в своей жизни не обидела даже мухи. Я думаю, что твоему Падовани придется за это заплатить... Где можно найти этого джентльмена?

Снова молчание. Какой неразговорчивый экземпляр!

– Хочешь повторения сеанса в биде? Я знаю, что у тебя хорошая дыхалка, но все-таки... В любом случае, заговоришь ты или нет, я возьму его еще до вечера... Ну так что?

Она опускает голову.

– Я не стукачка, – заявляет она. – Он мой мужик, а сдавать своего мужика непорядочно!

– Замечательно...

Я достаю из кармана пару складных ножниц, которыми стригу себе ногти, беру большую прядь волос путаны и начисто ее срезаю. Отрезанную прядку прилепляю ей на ГРУДЬ.

– Для начала я сделаю тебе короткую стрижку, а если не заговоришь и тогда, твоя голова станет голой, как у Юла Бриннера!

Женщины все одинаковы: как бы они ни любили своих мужиков, а собственная красота им дороже!

Вот и эта воет, будто с нее сдирают кожу:

– Нет! Нет!

– Где живет Джо?

Она снова колеблется. Я хватаю следующую прядку ее косм, отрезаю покороче и прилепляю отрезанные волосы себе под нос.

– Ну как, похож я на Тараса Бульбу? Это переполняет чашу.

– Вы найдете его в «Баре Друзей» на улице Ламарк!

– Когда его можно там застать?

– Он приходит около часа...

– Ты обычно присоединяешься к нему там?

– Только вечером.

– Ладно... Надеюсь, ты не лепишь мне горбатого, а, воинственная девственница? Если да, я лишу тебя не только ботвы, а сниму весь скальп... У меня есть дружок индеец. Большой спец по этому делу.

Тут я влепляю ей парочку прямых в челюсть, усыпляющих ее на некоторое время.

Выйдя из номера, спускаюсь к дежурному администратору. Там стоит старый лакей, опирающийся на щетку в ожидании прихода своей смерти.

Он останавливает на мне восхищенный взгляд.

– Вы умеете получить за свои деньги полную программу! – говорит он.

Это заставляет меня вспомнить, что я забыл взять свои бабки.

– Можно позвонить?

– Пятьдесят сантимов!

Пока я набираю номер своего кабинета, лакей пытается подтолкнуть меня к исповеди.

– Ах, какая прелесть эта Мари-Жанна, – говорит он. – Я слышу в ее адрес одни только комплименты... Она милая, послушная...

– Это верно, – соглашаюсь я. – Надо только найти к ней подход!

На том конце снимают трубку. Узнаю блеющее «алло» Пинюша.

– А, это ты, – произносит он. – Есть что-нибудь новенькое?

– Немного...

Я советую ему прислать пару парней, способных устоять перед щедро выставленными прелестями Мари-Жанны, чтобы забрать ее из гостиницы.

– Пусть не забудут взять ее сумочку, – прошу я. – В нее вложена часть моего капитала.

– Что делать с девицей?

– Одеть, потому что она голая, как статуя, и засунуть в секретную камеру. Потом ты вскочишь в тачку и в темпе полетишь за Берюрье, который должен мариноваться на улице Ланкри. Опять-таки не теряя времени, вы оба поедете в «Бар Друзей», где буду ждать я... Ведите себя так, будто мы не знакомы. Понял?

– Понял!

Я кладу трубку. Мойщик раковин выглядит совершенно одуревшим.

Я меряю его взглядом.

– Что происходит? – спрашивает он.

– Заглохни, шестерка!

– Но, месье!

– Закрой хлебало, сказал. Будешь возникать, я сломаю твою щетку, а поскольку только она и поддерживает тебя в вертикальном положении, ты шлепнешься на пол, как коровье дерьмо!

Бросаю взгляд на часы. Они мне говорят: полдень. Самое время поехать повидать Турка.

Глава 8

«Бар Друзей» не отличается от других заведений того же типа. Это типично парижская забегаловка со стойкой, несколькими мраморными столиками и стеклянной клеткой, в которой очкастая дама продает табачные изделия, лотерейные билеты и блеклые почтовые открытки, прославляющие Эйфелеву башню.

Когда я захожу в данное питейной заведение, народишко пьет у стойки свой аперитив, обсуждая будущие налоги. Налоги – это то, что больше всего занимает людей в нашей стране в наше время.

По утрам, пожимая пятерню приятеля, каждый спрашивает, что нового в этой области придумал министр финансов. Он, как вы помните, малый изобретательный!

Его конек – налоги! Чем больше он выдумывает, тем сильнее худеет чулок со сбережениями француза.

Осматриваю выпивох, но Турка не видать. Меня охватывает тревога. А вдруг этот достойный господин сделал ноги? Может, он подхватил коклюш и врач порекомендовал ему сменить климат?

Покупаю первый на сегодня выпуск «Франс суар», но о деле там пока ничего нет. Чтобы убить время, читаю "газетку, потягивая скотч.

Проходит четверть часа. Клиенты отваливают домой есть антрекот.

Скоро остаются только две молоденькие продавщицы, которые жуют сандвичи в глубине зала. Я ощущаю, как по ногам у меня начинают бегать мурашки. Только бы эта падла Турок не прослышал о моем приходе...

Мои тикалки показывают час десять... Заказываю второй скотч, и тут являются звезды Службы, то бишь Пинюш и Берю... Два добрых черта!

Как мы и договаривались, они делают вид, что не знают меня, садятся на два столика дальше, заказывают беленького с сиропом и просят принести им доску для «421».

Через минуту кабачок превращается в заповедник азартных игр. Прямо Монте-Карло какое-то! Они начинают орать друг на друга, как два грибника, одновременно увидевших огромный белый. Пинюш уверяет, что Берюрье смухлевал, а тот, отвергая это обвинение, требует дисквалифицировать своего противника, потому что он сделал лишний ход.

Бармен, увлеченный спором, подходит с намерением призвать стороны к примирению. В этот момент входит человек, увидеть которого я уже и не надеялся, – Джо Падовани, он же Турок. Ошибиться нельзя, я узнаю его приветливую физию. Когда смотришь на нее, то не сомневаешься, что человек произошел от обезьяны. Кроме того, понимаешь, что некоторые так и остановились на полпути.