Андрей Воронин - Слепой. Исполнение приговора Страница 13

– Насчет Бурого не парься, – повторил он, неторопливо поднимая на уровень пояса пистолет, – с мертвых спроса никакого.

– Ты чего, мужик? – растерянно пролепетал Мосол, как завороженный, глядя на обведенное кружком сизого металла черное отверстие пистолетного дула.

Взгляд его метнулся к стене, у которой мирно стояли его дробовик и автомат Сапога. До оружия было метра два, от силы два с половиной, но с таким же успехом оно могло находиться на дне Марианской впадины или на обратной стороне Луны. Здесь, в сердце радиационного заповедника, они давно перестали бояться кого-либо, кроме крупного зверья, и глубоко укоренившаяся привычка чувствовать себя хозяевами здешних мест, наконец, вышла им боком.

– Да так, ничего, – сказал незнакомец и нажал на спусковой крючок.

Глушителем он на этот раз не воспользовался, и в тесном замкнутом пространстве магазинной подсобки пистолетный выстрел показался оглушительно громким. Снаружи он, конечно, звучал иначе, но слышен был превосходно, и затаившийся в доме без крыши майор Бурсаков, в здешних краях более известный под неблагозвучной кличкой Струп, насторожившись, взял наизготовку свой неразлучный фотоаппарат с мощным телескопическим объективом. Он видел, как незнакомец в солнцезащитных очках вслед за курьерами Бурого проник в здание, догадывался, зачем он туда проник, и был полон решимости наконец-то запечатлеть физиономию этого таинственного киллера для истории – целиком, крупным планом и без делающего его неузнаваемым спецназовского грима.

Незнакомец стрелял от живота, практически не целясь, но пуля ударила Мосла в самое сердце, опрокинув в прямоугольную яму – тайник, словно нарочно, формой и размерами напоминающий могильный склеп. Сапог, в котором, наконец, включились приобретенные на военной службе рефлексы, метнулся к стене, где стояло оружие; киллер стремительно и плавно поднял пистолет на уровень глаз и без малейшего промедления вторично спустил курок. Свинцовая птичка со стальным клювом настигла Сапога на бегу и клюнула в затылок. Мгновенно ставшее мертвым тело, как потерявший управление автомобиль, по инерции преодолело остаток дистанции, врезалось в стену и рухнуло с глухим шумом, опрокинув на себя оба ствола, до которых так и не успело добежать при жизни. Выброшенная затвором «Стечкина» гильза еще мелко дребезжала, катясь по замусоренному полу, а с курьерами, прибывшими, чтобы забрать из тайника доставленное из России оружие, уже было покончено.

Сунув дымящийся пистолет под мышку, как градусник, стрелок перевел взгляд на гильзу, которая все еще слабо покачивалась с бока на бок, наклонился, поднял ее, покатал между пальцами, разглядывая, а затем, коротко усмехнувшись, небрежно бросил обратно на пол. Оставив все как есть, он повернулся к убитым спиной и вышел из подсобки.

На крыльце магазина он остановился, будто позируя. Он стоял лицом к дому без крыши, и Струп, торопливо подняв камеру, дал на дисплей максимальное увеличение. Мощный объектив раздвинулся с чуть слышным жужжанием, и в это мгновение киллер в потемневших от солнечного света «хамелеонах» вдруг слегка повернул голову и посмотрел, казалось, прямо в глаза майору Бурсакову. На какое-то мгновение майор оцепенел, преисполнившись уверенности, что обнаружен и сию секунду будет убит. Ощущение близости и неотвратимости конца было настолько отчетливым и сильным, что его по-настоящему парализовало. А когда этот кратковременный паралич прошел, стрелок уже отвернул так и не запечатленное камерой лицо, наклонил голову и, боком спрыгнув с крыльца, забрался в салон стоящего перед магазином с открытыми дверцами джипа.

Дверцы захлопнулись одна за другой, и после каждого хлопка майор Бурсаков непроизвольно вздрагивал, каким-то краешком сознания пытаясь понять и не понимая, с чего это он, видавший виды оперативник, боевой офицер, так перетрусил. Двигатель внедорожника завелся, выбросив из выхлопной трубы клуб черного дыма, машина развернулась на травянистом пятачке перед зданием магазина и, газанув, в два счета скрылась из вида за заполонившими деревенскую улицу кустами и молодыми деревьями.

– Твою ж мать, – глядя ей вслед, пробормотал майор Бурсаков.

Когда он зачехлял фотоаппарат, руки у него заметно дрожали. Это было скверно, и утешало майора только то, что этого никто не видит.

Глава 4

Запыленная «девятка» цвета «мокрый асфальт» – когда-то престижный автомобиль модного цвета, а нынче просто ржавое корыто, способное привлечь чье-либо внимание разве что своим почтенным возрастом да скверным, явно предынфарктным, техническим состоянием, – бренча отставшими железками, тряслась на ухабах и колдобинах разбитого, постепенно становящегося непроезжим шоссе. Несмотря на жаркую погоду, окна с тонированными стеклами были подняты: здешние места не располагали к езде с ветерком, поскольку вместе с прохладой в салон могло проникнуть кое-что еще, не столь безобидное.

Вдоль шоссе тянулись, неторопливо убегая назад, знакомые пейзажи, в которых было столько же очарования, сколько его можно разглядеть в валяющемся на обочине неприбранном, частично разложившемся трупе. Поросшие бурьяном пустыри сменялись чахлыми перелесками, мертвые выселенные деревни были целиком отданы во власть ветра, дождей и ползучих кустарников. Растительность тут выглядела какой-то больной, словно отравленной; впрочем, вполне возможно, это неприятное впечатление было навеяно воображением: зная, что увидеть радиацию невозможно, мозг повсюду искал и, как водится, находил зримые признаки ее присутствия. Так совершенно здоровый, но впечатлительный человек, углубившись в чтение медицинской энциклопедии, находит у себя симптомы всех перечисленных там заболеваний; так, уверив себя в существовании привидений и нечистой силы, мы со временем начинаем наяву видеть притаившуюся по углам нечисть.

В машине сидели трое молодых, крепких мужчин, одетых небогато и просто, без неуместного в здешних безлюдных краях лоска, но чисто, по-городскому – без камуфляжа, тяжелых сапог и прочих атрибутов местной брутальной моды. В закупоренном наглухо, чуть ли не загерметизированном салоне стоял густой запах обильно сдобренного чесноком и специями сала, проникавший сюда из багажника. Плохая – вернее сказать, никакая – изоляция салона любого хэтчбека от багажника в данном случае отсутствовала совершенно, и пахучее содержимое последнего, представлявшее собой целую гору каких-то сумок, пакетов и даже холщовых мешков, возвышалось над спинкой заднего сиденья, почти полностью закрывая обзор. Впрочем, следить за зеркалом заднего вида тут не было никакой необходимости ввиду полного отсутствия дорожного движения – как в попутном направлении, так и во встречном.

Впереди показался крутой поворот. Густые заросли, подступая вплотную к дороге, делали видимость нулевой, и водитель, который был настоящим лихачом где угодно, но только не на работе, убрал ногу с педали газа, хотя притормаживать, как сделал бы на его месте какой-нибудь чайник, все же не стал. Пассажир на переднем сидении уже открыл рот, чтобы отпустить по этому поводу какую-нибудь остроту, но тут «девятка» миновала поворот, и его рот захлопнулся с отчетливым стуком – не по желанию хозяина, а сам собой, под воздействием силовых векторов, возникших в результате экстренного торможения.

Лысые покрышки вцепились в бугристый, растрескавшийся асфальт, оставляя на нем черные полосы, машина в клубах пыли пошла юзом и, наконец, остановилась в метре от перегородившего дорогу джипа.

Джип стоял поперек проезжей части, полностью перекрыв своей облепленной грязью угловатой тушей правую половину дороги вместе с обочиной. Дверь багажника была открыта нараспашку, воруя еще полметра свободного пространства. На асфальте, затрудняя задачу тому, кто вздумал бы объехать препятствие слева, валялся разбросанный в полнейшем беспорядке хлам, который обычно сопутствует аварийной остановке: лежащее на боку запасное колесо, домкрат, крестообразный баллонный ключ и обрезок водопроводной трубы, используемый в качестве рычага при откручивании зажатых намертво, приржавевших гаек.

Еще левее все еще можно было кое-как проехать – вернее, можно было бы, если бы не человек, который, сидя на корточках спиной к подъехавшей машине, как ни в чем не бывало, что-то делал со своим ботинком – похоже, просто завязывал шнурок.

– Вот урод, – сказал пассажир с переднего сиденья. – Хоть бы знак аварийной остановки перед поворотом выставил!

– И ж… повернулся, как будто так и надо, – поддакнули сзади. – Грохнуть его, что ли?

– Угу, – саркастически промычал водитель, – грохнуть… Это ж Мосла корыто, ты что, не видишь? Тебе нужны проблемы с Бурым? Мне, лично, не нужны. И Хвосту не нужны…

Он трижды коротко посигналил, привлекая внимание сидящего на корточках человека. При этом он понимал, что совершает нелепое, смешное и бессмысленное действие: тот, кто ухитрился пропустить мимо ушей какофонию, которой сопровождалось экстренное торможение, не услышит и сигнал.