Сергей Зверев - За колючкой – тайга Страница 13

– Куда ты собираешься направиться?

«Дам отбой, – подумал Андрей, – не к добру все это. Отскочу, дальше будет видно».

И тут ему на плечи бросилась Вика…

– В Назарово.

«Не верь, не бойся, не проси», – гласила самая крупная надпись на барачном потолке, ставшая уже лозунгом движения осужденных всея Руси.

Только что Литуновский нарушил все три постулата. Он поверил Бедовому, попросил его о помощи и при этом боялся совершить самую крупную ошибку в своей жизни.

«Я схожу с ума без тебя», – сказала Вика и оплела шею Литуновского нежными руками…

Он мог бы стерпеть и это, потерять еще полгода времени на подготовку более верного способа ухода с «дачи», но тут его дернул за штанину сын…

– Не вздумай этого делать, – едва слышно проговорил Бедовый и тут же повернул голову на рев из угла: «А я говорю тебе, мордохай, что милует президент, а оправдывает судья!» – Звук выключили!..

В углу раздалось – чмак! – обозначилось место стыковки кулака с челюстью, и звук действительно исчез. То ли Веретено, то ли Ляп закончили беседу способом применения физических унижений оппоненту.

– Выбрось из головы. – Это обращалось уже к Литуновскому, вполголоса. – В Назарове шнырей администраторских на подсосе – у каждой кассы и любого пути немерено. Дойдешь до первых домов, обходи город лесом и двигайся вдоль путей слева. Там есть ручей, рядом с ним и иди. И не видно, и вода есть, чтобы голод забить. Пройдешь два полустанка, ручей уйдет влево. Следуй за ним и выходи на автотрассу, она в пяти километрах к западу от течения. Водил не трожь, они почти все при понятиях, знают, что за лагеря здесь, все через них прошли. Помогут, дадут вещей. Деньги пригодятся потом, когда доберешься до Западной Сибири. Две с половиной… Ты не прав, это мало. А потому… – Он осторожно наклонился к тумбочке, вынул оттуда десяток пятисотрублевок, едва уловимым жестом каталы переломил их через пальцы и опустил в карман Литуновского. – Если повезет – не забудь о том, что тебе говорил человек, который их дал тебе. Ни слова не забудь, Летун. Но самое главное – ты слышишь? – самое главное – ни при каких обстоятельствах не вступай в разговоры с местными. Если увидишь кого, лучше крюк дай и время потеряй. Не приближайся к ним и ничего у них не спрашивай. Ты понял?

И Андрей понял. Бедовый решил, что деньги Литуновскому нужны для покупки билета, и потому сам направил его по верному пути. Но в зоне не бывает верных путей, и, несмотря на очевидные откровения, Литуновский не стал верить Толяну до конца. Если что, пусть ждут его у ручья. В это время он будет двигаться к встречающим под углом в девяносто градусов.

– Я так и поступлю, – сказал Летун Бедовому, за что получил поощрительный кивок головы.

Разговаривать более было не о чем, и Андрей, ощущая в кармане и душе благодать, вернулся на нары.

– Бедовый мозги промывал? – полусонным голосом прошептал Зебра.

– Что-то вроде этого.

Настоящая любовь пришла к Андрею слишком поздно. Были у него женщины, были связи, их было даже больше, чем у среднестатистического мужика. Крепкий телом, красивый лицом и манерами Литуновский всегда был востребован, и его уход доставлял очередной девушке значительные нравственные переживания. Почти такие же, о каких пишут оскорбленные исковики в своих заявлениях в суд о защите чести и достоинства. До судов, слава богу, дело не доходило. Через неделю Андрей убеждался, что та симпатичная, которую он избрал для общения, для непосредственно общения не подходит по причине своей ментальности. Деньги, машина, квартира… Словом, в Андрее ее требовательно интересовало все, чего в нем не было раньше и не обнаруживалось до самых последних дней свободы. И он уходил. Разговоров по-американски, с выяснением всех отношений и решением остаться друзьями он не понимал. Просто уходил, когда обоим становилось понятно, что масло с водой, как они ни старались, не совместили.

Другая была поплоше фигурой, но мудрее опытом. Но ежедневные разговоры о грабительском характере проводимых в стране реформ были не для него. И он снова уходил, прекрасно понимая, что в этом случае можно даже не прощаться. Она, мудрая женщина, поймет все и без слов.

Он не метался, не выбирал, а просто жил. Случалось – получалось. Не получалось – разбегались. Как бы то ни было, инициатором интереса к себе всегда был он сам. И это доставляло многим знающим его красоткам обиду и раздражение. А пять лет назад в его жизни произошло событие, дать определение которому он не мог до сих пор. В комнату его жизни без спросу, пинком растворив дверь, вошла женщина, попросила чаю и легла на его диван. Наутро она уже переставляла мебель, но Литуновского, к его великому изумлению, это не бесило, а восхищало. Вика пришла незаметно, как во время последних февральских метелей сквозь облака вдруг пробивается мягкий лучик солнца, и этот лучик, расширяясь с каждой секундой, начинает растапливать окружающий его снег и заставляет расцветать цветы. Она пришла и осталась. Самая красивая, самая нежная, самая умная и понимающая.

Когда ему случилось тридцать шесть, и произошло это чудо, Литуновский впервые за все эти годы ощутил любовь. Его любила близкая женщина и не скрывала это ни дома, ни при посторонних. Наверное, именно поэтому полюбил и он. Прочь юношескую пылкую любовь, долой зрелые увлечения. К человеку в тридцать шесть пришла вместе с женщиной любовь, и это было впервые, когда ему не хотелось уйти.

А через год родился Ванька. И они трое были самыми счастливыми людьми на свете. До самого последнего дня, когда в руках Андрея оказался тот проклятый пистолет…

Летун осторожно, чтобы не скрипнули доски нар, наклонился и чуть приподнял оторванную с вечера доску полового настила. Уложил в гнездо свернутые вчетверо купюры и так же тихо доску опустил. Ни у одного конвоира, затей «красные» сейчас полный шмон, не возникнет мысль о тайнике под этой прогнившей доской.

И сейчас он, положив на нары свое исхудавшее, но все еще готовое к борьбе тело, прикрыл веки. Дождаться утра…

Вечером приедет старик, и он отдаст ему две с половиной тысячи рублей. О подарке Бедового – еще двух с половиной тысячах, Литуновский даже не мечтал, а сейчас мечтать было уже поздно. Они были.

Но вечером следующего дня его душа оборвалась и рухнула, сбивая, как шишки с кедров, еще не окрепшие надежды. Старик не приехал.

– Распутица, – зевая, пояснил покуривающий на улице замполит Кудашев. Звезды на его погонах тускло блеснули и спрятались, как хамелеоны, за зелеными погонами. – Теперь через месяц, не раньше.

Речь, понятно, шла о старике на подводе, о котором здесь в административном корпусе вспоминали каждые две недели. А двое зэков из шестого барака расстроились. Они были теми двумя, кто должен был разгружать продукты, то есть есть. Третьим, понятно, будет Литуновский. Но этот придурок, в чем зэки уже дважды убедились, сосет молоко из бутылки, вместо того, чтобы пригоршнями жрать предложенный творог, яйца и сало. Очередь была составлена до конца ноября, в ноябре деревенские забивали скот и сдавали излишки натурального хозяйства перекупщикам. С декабря до начала марта сельчан ждать бессмысленно. Ни один нормальный человек не отважится выехать в тайгу на лошади при погодных условиях минус тридцать с метелью.

Не приехал старик и через месяц. Литуновский периодически поглядывал на Бедового и ловил на себе непонимающие взгляды. Деньги получены, уже было несколько возможностей оторваться от бригады и утонуть в тайге, а Летун валил лес, отмахивался от комаров и о чем-то болтал с Зеброй.

Мысли эти читал Андрей с лица смотрящего, как с листа, однако не суетился и боялся лишь того, что Бедовый поймет причину такой задержки. Пройдет еще месяц, и поймет. И тогда неизвестно, что за мысли выползут из задумчивой головы Толяна и в какую сторону они направятся. В любой момент он может подойти и просто сказать:

– Отдай деньги и не морочь мне больше голову.

Но в первых числах июля, когда из-за жары и неугомонного гнуса конвой стал просто невыносим и жесток, вечером одного из самых своих тяжелых дней на «даче», Андрей, разглядывающий свои расползшиеся по швам сапоги, услышал:

– Литуновский, чтоб тебя!..

Звали его со двора, куда заключенным выход категорически запрещен. После работы и до ужина они должны были находиться в бараке и, если верить «Распорядку дня», висевшему на периодически обновляемом за ненадобностью «Щите информации», приводить себя в порядок. Но как можно привести себя в порядок в бараке, если в нем нет ни воды, ни места, где себя в этот порядок можно было бы привести?

Сердце его дрогнуло, и он, поощряемый хриплыми восклицаниями зэков, натянул на затылок кепи и быстро вышел наружу. Лучше все делать быстро, иначе, в случае неудавшегося настроения, ребята с буквами «ВВ» приведут тебя в чувство, не задумываясь.

– Лечь! Встать!.. Лечь! Встать!.. Лечь!..