Б. Седов - Бандит по особым поручениям Страница 13

На сказку с «Северным сиянием» не было ни времени, ни нужды.

– Коломиец, посмотрите на меня!

Старик медленно повернул голову в сторону звука.

– Коломиец, вы меня видите?

– Все хорошо, доктор… У меня есть шанс?

– Есть. Небольшой. Если ответите мне на один вопрос.

– Конечно, доктор…

– Куда делся Артур Мальков?

Старик хотел опереться, но рука соскользнула с кровати и повисла плетью. От неловкого движения он изменил положение и сейчас почти полностью повернулся к Андрею Петровичу. Его лицо отражало неподдельный ужас.

– Кто вы?

– Я рад, что вы в состоянии соображать. Я видел вашу жену, она нынче очень несчастный человек. Думаю, она не переживет, если узнает о вашей кончине. Но, может быть, вы еще и поживете. Где Мальков? В кого вы его клонировали, Коломиец?

Мартынов поднял руку больного и аккуратно положил ее ему на грудь.

– В августе семьдесят восьмого ваш бывший коллега по Бодайбинским лагерям привез к вам мальчика, сына известного в то время советского боксера. Вы приняли его у себя. Я знаю, что приняли именно вы! И хочу знать, в кого преобразовался тот семилетний ребенок и где он сейчас находится. Коломиец, не мучайте меня. И жену.

Бывший директор детдома стал искать в груди сердце и в ходе этих поисков бросил мимолетный взгляд на висевшую над их головами капельницу.

Время шло. Ответа не было.

Мартынова такое течение разговора никак не устраивало.

– Не заставляйте меня быть извергом, Коломиец. Где Артур?

– Неужели… вы даже сейчас не можете… оставить его… в покое? Мальчик хлебнул…

– Все хлебнули, – перебил Андрей Петрович. – Где он?

– Что вам от него нужно?

Мартынов многозначительно посмотрел на капельницу.

– Кем сейчас является Артур Викторович Мальков и где он находится? Быстрее, дед.

– Я… изменил его документы…

– Это я сегодня уже понял. Дальше.

– Рому…

Мартынов поджал губы:

– Не рановато ли в двенадцать дня начинать с рома? Ты что, издеваешься надо мною, старик?

– Рому… ищи… Дай лека…рство…

– Рому? – Андрей Петрович посмотрел в окно. – Рома… Вот оно что… Был такой, кажется. Как фамилия?

Старик хватал ртом воздух и тянулся рукой к таблеткам на тумбочке.

– Фамилия? Как его фамилия?

Через мгновение Андрей Петрович понял, что не будет ни фамилии, ни дальнейшего разговора.

Проследив агонию до конца, Андрей Петрович вынул носовой платок, протер спинку кровати, на которую опирался, заглядывая в лицо больного, и вышел из палаты.

Сержант видел, как из палаты, соседней с той, в которой находился подследственный, вышел врач-шутник. Тот держал у уха телефонную трубку и что-то объяснял невидимому собеседнику.

– Да, да, Ирина Павловна, внутривенно два куба ноотропила. Кавентин также внутривенно, физраствор… Можно семакс по капле в каждый носовой ход. Нет, антибиотики исключены.

Получивший за время боксерской карьеры что-то около десяти сотрясений мозга, Мартынов знал названия только упомянутых лекарств, не имеющих к кардиологическому отделению совершенно никакого отношения. Сержант же, помнящий лишь «ацетилсалициловую кислоту» по причине того, что «аспирин» было запомнить труднее, с уважением посмотрел на Мартынова. Однако в душе милиционера все еще шевелилось какое-то сомнение, и он шагнул к человеку в белом халате.

Заметив движение в свою сторону, Мартынов быстро наклонился к сержанту:

– И чоботы, чоботы, пожалуйста, наденьте.

Халат и стетоскоп он скинул в мусорный бак по пути в детдом, даже не выходя из машины.

Некоторое время на душе лежала тяжесть, но вскоре она прошла.

Алешка добрался до дома бабки Чувачихи, с трудом сдерживая сочащуюся из раны кровь. Мухоморы пришлось оставить в лесу, он заберет их потом. В кусты волчьей ягоды все равно никто из грибников не полезет, белкам тоже такое угощение ни к чему.

Бабка попричитала, выслушав рассказ о том, как он, упав, распорол ногу о сук дерева, и принялась священнодействовать. Мойша смутно помнил, что в таких случаях нужно немедленно перетянуть рану и как можно быстрее обратиться в медицинское учреждения для дезинфекции и шитья. Однако старуха не хотела слышать ни о каких учреждениях, тем более о медицинских. Мгновенно превратив интерьер халупы в подобие реанимационной палаты, она, полуслепая и полуглухая, ловко приготовила какие-то растворы, мази, пойло и потчевала молодого человека этими снадобьями сутки кряду.

Опыт прошлых лет говорил Алеше, что полное восстановление ноги при удачном лечении должно произойти не менее чем через неделю, однако уже на следующий день о лесном происшествии ему напоминал лишь синеватый шрам и… И брызги крови, ударившие в ствол сосны после выстрела, о которых он никак не мог забыть.

Пообещав старухе вернуть корзину со свежими мухоморами, он, стараясь не опираться на раненую ногу, отправился туда, откуда ковылял всего двадцать часов назад.

Но это произойдет только на следующий день. Подойдя к кустам волчьей ягоды, в которых так ловко замаскировал корзину, он, рискуя разорвать одежду и расцарапать лицо, облазит их вдоль и поперек, но корзины так и не найдет.

Удивительно. Поразмыслив, Мойша придет к выводу, что кто-то обнаружил корзину и решил завладеть бесхозной вещью. Но тогда этот кто-то должен был вывалить из корзины мухоморы. Мойша исследует гектар леса вокруг кустов, однако не обнаружит искомого.

А потом он подойдет к месту захоронения.

Это произойдет в тот момент, когда Андрей Петрович Мартынов, частный детектив, нанятый Роем Флеммером для поиска Артура Малькова, во второй раз спустится в подвал детского дома…

Вечер наступил гораздо раньше, чем на это рассчитывал Мартынов. За делами время пролетело незаметно, и теперь, когда на часах половина девятого, нужно суметь вовремя остановиться. Мера – главное, что должно двигать человеком, занимающимся негосударственным розыском. А это означает, что ехать домой к Крутову, возвращать его в детский дом для продолжения поиска документов – чрезвычайно глупое и опасное мероприятие. Мужик он, как пришлось убедиться, внимательный. Никак не мог совместить воедино прическу и костюм. Значит, делает выводы, значит, мыслит рационально. От доверия до подозрительности – один шаг.

Еще раз посмотрев на часы, Мартынов решил проехаться по городу и найти какую-нибудь неприметную гостиницу.

Приглянулась было гостиница «Север», но она кишела китайцами, как кухня алкоголика тараканами.

В «Сибири» оказался отдельный пост милиции при гостиничном комплексе, значит, не могло даже идти речи о том, чтобы здесь останавливаться.

Хотел приютиться в «Уюте» и даже стал вынимать паспорт гражданина России на имя Белозерцева, но вдруг откуда-то сбоку подвалил ханыга и заявил, что единственное свободное место в этой «дешевой харчевне» – в его номере. Он очень рад этому, и у него, специально для этого случая, припасена бутылка перцовки. Администратор подтвердила оба факта, после чего Мартынов молча поднял сумку и вышел на улицу. Последний раз он пил перцовку на «строгаче» в Хатанге, и от одного только слова «перцовка» у него возникала устойчивая изжога. Хотя дело, конечно, было не в перцовке.

В гостинице технического университета никому до него не было никакого дела, и это радовало. Огорчало лишь отсутствие горячей воды, о чем сообщалось в коротком коммюнике на стекле дежурной по этажу. Развернувшись, Мартынов еще полчаса разъезжал по улицам города, после чего совершенно случайно наткнулся на гостиницу под названием «Центральная». И это заведение устроило его по всем параметрам.

Быстро раздевшись, Андрей Петрович встал под душ. Он не выходил из ванной около получаса, нежась под тугими струями горячей воды и тщательно смывая с тела четырехдневную грязь. Последний раз он мылся в Вегасе, и каждый раз, когда он вспоминал о доме, ему хотелось побыстрее сделать дело и покинуть эту страну, где в коридорах гостиниц бродят сутенеры с проститутками и на каждом шагу милиция проверяет документы. Нет, он не ошибся, когда семь лет назад поменял гражданство. Нет, не ошибся… Ничего тут не изменилось. Раз в год он приезжал в Россию по делам Флеммера, и ничего за прошедшие триста шестьдесят пять дней не менялось. Те же сутенеры, те же объявления, те же заявления. Рост продолжается, инфляция уничтожается на глазах, страна поднимается из кризиса, а народу у помоек все прибавляется и прибавляется. Лучший показатель улучшения жизни – раз у помоек добавилось народу, значит, россияне стали выбрасывать все более и более пригодные для вторичного употребления вещи и продукты. С голодухи так поступать не станешь, факт. Значит, жизнь действительно улучшается.

Больше всего Мартынов, сразу по приезде, любил остановиться у какой-нибудь «хрущевки» и почитать объявления. Что-де изменилось за год?

Андрей Петрович был убежден в том, что пройдет еще пара-тройка лет, и на подъездных дверях в городах России начнут появляться такие объявления, как: «Уважаемые жильцы! Сегодня в два часа будет отключена горячая вода, в три – холодная, в пять – электричество, а в шесть – тепло. В семь часов вас выведут во двор и расстреляют. С уважением, ЖЭУ, какое-нибудь – 27».