Георгий Олежанский - Шах и мат Страница 13

— Который Маккейн? — уточнил Питерс, и Джек кивнул. — Хорошо.

— Второе, — продолжил Ричард, — нужно отвлечь внимание русских на ложную цель, ненавязчиво продемонстрировав таким образом наше присутствие. Будет больший резонанс, а соответственно — много антироссийской риторики в наших правительственных кругах. Будем использовать для этого Государственный Департамент. Сам понимаешь: Кони — болтушка та еще.

Питерс внимательно слушал, делая в блокноте небольшие пометки.

— И третье, — Ричард сделал ударение на этом слове, — самое главное: проникнуть на территорию России, в то время как внимание общественности будет сфокусировано на специально созданном нами отвлекающем эпизоде. И четвертое — локализовать последствия данного эпизода. Ну как?

Джонатан Питерс ответил не сразу, обдумывая некоторые детали.

— В общих чертах, — начал он, — как всегда, классика безупречна. Однако остаются детали. Понятна ситуация с дестабилизирующим фактором и регионом. Как мы обеспечим «присутствие»?

— У тебя большой бюджет? — в лоб спросил Ричард.

— Хотелось бы больше, но вполне сойдет.

Ричард призадумался, формулируя мысль.

— Подсунем подтвержденную фактами информацию, что в одном из государств на Кавказе, зарплата правительственным сотрудникам якобы выплачивается из госбюджета США.

Глаза Питерса загорелись.

— Джек, отличная мысль!

Ричард лукаво улыбнулся на похвалу друга.

— Второй момент: эпизоду нужно красивое название, — сказал Питерс.

Ричард думал недолго.

— Как насчет такого: операция «Чистое поле»?

Глава: ход Кривошеева (часть I)

Украина, г. Севастополь, май 2008 года

— Любка, — он широко улыбнулся добротно сложенной бабе лет сорока, которая стояла рядом с бидоном, полным жареных пирожков, — дай мне два твоих фирменных с капустой и мяском.

Его голос отчетливо выдавал типичные для украинского языка «гаканье» и «шоканье», которым грешат все местные вне зависимости от национальности, продолжительное время жившие в восточной части Украины.

Внешне от местного он ничем не отличался: свободно висевшая на теле светлая рубашка с вышивкой, заправленная в недорогие, но прочные — как раз для повседневной носки — штаны, и сандалии на босу ногу. Посаженная на затылок шоферская кепка, чье место было скорее в краеведческом музее, из-под которой торчал чуб густых вьющихся волос, делала его похожим на фраера из послевоенных пятидесятых.

— Ишь ты, — бодро ответила Любка, ловко выудив из бидона два пирожка и упаковала их в пакетик, приложив несколько одноразовых салфеток, — два ему. И никакая я тебе не Любка. А Любовь Львовна.

Между тем в ее голосе отчетливо слышалась радость, которую испытывает каждая женщина, когда мужчина обращает на нее внимание, пусть даже из-за «фирменных» пирожков с капустой и мясом. «Да и какая разница? — наверное, говорит женское самолюбие в такие моменты. — Главное, что нравятся! И вовсе не имеет значения почему».

К слову сказать, Любка, или Любовь Львовна, принадлежала к тому типу женщин, которых мужики не без удовольствия называют «гарна украинска баба», вкладывая в это определение всю мужскую нежность и любовь. Эдакое воплощение некрасовской мысли: «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет».

— Ой, Любка, да брось, — он изобразил подобие реверанса и снял шоферскую кепку вместо шляпы, словно мушкетер из фильма Юнгвальд-Хилькевича.

Она поманила его к себе пальцем и, понизив голос, сказала:

— Петь, вчера была у Нинки. Зашла за мясорубкой, она же, такая поганка, все время мне ее вернуть забывает.

Он понимающе кивнул.

— Так гляжу, сидит она в этом, — Любка сморщила лоб, вспоминая, чем же таким было «это».

— В Интернете, — подсказал Петя.

— Ну да, в нем самом, в Интернете, — тут Любка опомнилась, — а ты откуда знаешь?

Петя откусил пирожок.

— Так Нинка уже всю неделю жужжит, что провела Интернет, — и тебе тоже, думаю, пора бы. Цивилизация все-таки, современные технологии.

Любка фыркнула, скорчив недовольную гримасу.

— Мне и так неплохо живется, без ваших там всяких технологий.

— Любка, не отвлекайся.

— Так вот, — вернулась она к повествованию, — сидит, значит, в Интернете, что-то там ищет. Ну, ты же знаешь Нинку.

Петя улыбнулся, принимаясь за второй пирожок.

— Она вечно что-то ищет, что с Интернетом, что без него. Как сорока на барахолке. В общем, сидит на этом, — Любка опять напряглась, вспоминая, как называется очередное «это», но быстро плюнула и продолжила: — не важно. В общем, сидит она и фамилию свою проверяет на предмет графства там всякого и баронства.

Петя едва не подавился со смеху.

— Любка! Ой, Любка!

— Что? — моментально состроив обиженную мину, буркнула она в ответ.

— Голубых кровей, — через смех поправил Петька.

— Каких еще голубых? — Любка потеряла нить заведенного ею же самой разговора.

Петька хихикнул:

— Продолжай, Любась. Я тебе потом растолкую. — И ущипнул ее за пышный зад.

Любка наигранно взбрыкнула, для правдоподобия гневно стрельнув глазами на Петю, и демонстративно отстранилась.

«Милашка», — призналось само себе Любкино женское самолюбие.

— Ты меня будешь слушать или нет? — спросила Любка, на что Петька, жуя пирожок, промычал «угу». — Ну, я Нинке и говорю, мол, что ты, калоша старая, там смотришь? А она такая важная сидит и говорит мне, ты, мол, Любка, остроты-то поприбереги для других. Мы дворянских кровей, и терпеть ваши деревенские ругани не намерены. Я как услышала, так чуть не грохнулась от удивления со стула на пол и говорю ей: «Ты что там мелешь, баба полоумная?! Какая ты дворянка?! На себя в зеркало просмотри, дворянка! Раскулаченная ты в 19 году барыжница, и то с натягом».

Любка, приходя в себя от нахлынувших ярких воспоминаний, сделала короткую паузу, чтобы немного отдышаться, и, собравшись с мыслями, продолжила рассказ:

— Нинка, значит, мне такая и заявляет, мол, в Интернете сайт не врет.

Тут Любка издала такой дикий победный крик, такой громкий, что Петька, дожевывающий последний кусок пирожка, все же поперхнулся.

— Вспомнила! — проголосила Любка. — Сайт же называется!

Петя осторожно стукнул себя кулаком по солнечному сплетению, чтобы кусок прошел дальше — в желудок.

— Я, значит, само собой заинтересовалась: что там врет Нинкин сайт. Оказалось, что она какой-то через пень колено потомок рода Августиновичей. Уж, каким образом, я не разумею, но на этом ее сайте прямо так и написано. Думаю, ух, надо же как. И заряжаю Нинке, чтобы и меня проверила там по сайту этому. И что ты думаешь, Петька?

На что тот просто пожал плечами, мол, «и что там?»

— Оказалась я рода графа Орлова, что при Катьке Второй был, при дворе царицы.

На этот раз Петька сдержал смех, лишь слегка улыбнулся.

— Ваше графство! — Он снова согнулся перед ней в реверансе.

— Да иди ты, — хохоча, отмахнулась Любка, — еще пирожок положить, от меня?

Петя не отказался — уж больно аппетитные пирожки пекла Люба.

С рынка он вышел в приподнятом настроении, заморил червячка аппетитными пирожками, к тому же повеселила очередная история от Любки, коих она могла понарассказывать превеликое множество.

Припаркованный на специально выделенной стоянке «ГАЗ-3110» 2002 года выпуска черного цвета с начинающим ржаветь дном отозвался на сигнал брелока двойным кликом и моргнул поворотниками.

— Здорово, Петь, — высунувшись наполовину в окно сторожевой будки, поприветствовал его охранник Егорыч.

Петя только махнул ему в ответ рукой. Усевшись в машину, он посмотрел на часы, которые показывали без четверти двенадцать. «Время еще есть», — пронеслось у него в голове.

Сегодня в порту Севастополя ему предстояло встретить важного человека, направленного Центром для активизации работы. И это немного нервировало, — все-таки первая настоящая работа за последние несколько лет.

Петя повернул ключ зажигания, мотор кашлянул пару раз и завелся, выдав из выхлопной трубы облако черного дыма — бензин был в Севастополе ни к черту.

«Волга» медленно двинулась по направлению к морскому порту.

Стоявшее в зените полуденное солнце жарило не по сезону. Большинство жителей Севастополя, не занятых на работе, старались укрыться от его палящих лучей в спасительной прохладе тени, под кондиционерами или, на худой конец, у вентиляторов. Разве что редкие туристы, решившие посетить этот в действительности райский уголок, сохранивший советскую красоту и атмосферу, изнемогая от жары, слонялись с видеокамерами и фотоаппаратами по вымощенным брусчаткой улицам.

Петя остановил машину под раскидистыми кронами тополей, высаженных в ряд вдоль улицы, что выходила на севастопольский порт, и заглушил мотор. Он развернул переданные Любкой вместе с пирожками салфетки, найдя внутри аккуратно и незаметно сложенное письмо от «любимой сестренки Алены».