Сергей Зверев - Последний день Америки Страница 13

Вот с кормежкой на «Барракуде» попроще, чем на подводных исполинах с экипажем в сто с лишним человек. Там за рабочий день кок должен не только девять раз наготовить на всю голодную ораву здоровых мужиков, но и накрыть для каждой смены столы, потом собрать посуду и перемыть ее. Следует отметить, что подводников всегда кормили качественно и очень сытно. На завтрак обычно подают творог, мед, варенье (кстати, иногда весьма экзотические – из лепестков роз или грецких орехов). На обед или ужин обязательны красная икра с балыком из осетровых рыб. Каждый день подводнику положено сто граммов сухого красного вина, шоколадка и вобла.

Вы спросите: почему к красному вину подают воблу? Ответ прост. В советские времена, когда светочи от медицины озаботились, чем же поднимать аппетит бедным подводникам, мнения разделилась. Одни рекомендовали пиво, другие – вино. Верх взяли последние, но как часто происходит в нашей стране: пиво запретили, а про воблу, шедшую к нему закуской, забыли…

Так, гречневая каша с курицей. Нет, ее я ел на прошлой неделе. Овощное рагу с грибами. Тоже не возбуждает. Кусочки филе морского окуня с жареным картофелем. Рыбу не хочется, капризничаю, роясь в пакетах. Плов. Состав: рис, отборная баранина, лук, морковь… Вот это пойдет. Что бы еще прихватить?.. Извлекаю из другого ящика концентрат клюквенного витаминного напитка и скоренько покидаю камеру. Уж больно тут прохладно…

Отужинав, я обычно падаю на кровать и включаю какой-нибудь фильм с легким ненапряжным содержанием. Иногда – если кино не блещет сюжетом – засыпаю, но чаще досматриваю до финальной сцены. Сегодняшним вечером не будет ни кино, ни душа, ни пива – решаю уснуть пораньше. Вот закончу работу в точке № 1 и устрою себе настоящий праздник. С настоящим мясом, осетриной и полным бокалом отменного вискаря. А сегодня после ужина – отбой.

Уснуть удалось не сразу. Я долго ворочался, в деталях представляя завтрашний день: подход к точке; подготовку к выходу из подлодки; поиски ядерного заряда, наверняка занесенного илом; начало работы… Совершенно не помню того момента, когда мысли о скором будущем плавно трансформировались в фантазии сна.

Поспать суждено было недолго. Приблизительно через час меня разбудил тревожный сигнал системы оповещения о сближении с судном. Полежав пару секунд с открытыми глазами, принимаю сидячее положение, таращусь на часы, затем на основной дисплей.

Что за черт? – пытаюсь понять причину беспокойства электроники. – Я же на глубине. Чего ей надо?..

И вдруг доходит: система обнаружила подводную лодку! Сонливость вмиг улетучивается. Запрыгиваю в командирское кресло и запрашиваю данные о неизвестном объекте. Система послушно выводит на экране строчку за строчкой…

«Дистанция пятнадцать миль. Пеленг двести пятнадцать. Объект движется встречным курсом со скоростью от пятнадцати до восемнадцати узлов, на глубине около ста метров. Водоизмещение объекта предположительно от семи с половиной, до восьми тысяч тонн…»

– От семи с половиной до восьми тысяч, – повторяю только что прочитанное и морщу лоб, вспоминая подходящие проекты американских подлодок.

Пока мозг соображает, руки сами собой ложатся на штурвал. Что это за субмарина и какова ее цель – узнаю позже. А пока следует уйти с ее дороги. В подобной ситуации целесообразно занять большую глубину. Рабочие глубины большинства американских подлодок не превышают двухсот пятидесяти метров. Титановая «Барракуда» способна долгое время пребывать на шестистах. Этим преимуществом я и решаю воспользоваться.

Глава 8

Российская Федерация, Москва. Четырьмя месяцами ранее

– Операция «Цунами» и задачи «Барракуды» были окутаны такой пеленой секретности, что весь экипаж на время подготовки к походу полностью изолировали от внешнего мира – ни прямого общения с родственниками и друзьями; ни переписки, ни телефонных звонков, – начал Горчаков, в десятый раз наполняя кабинет табачным дымком. – В назначенный час субмарина вышла из североморской базы «Гаджиево», погрузилась на глубину и исчезла навсегда. Больше ее никто не видел и не слышал.

– Как никто не слышал?! – с возмущением гляжу на собеседника. – А связь?! Ведь «Барракуда» была оснащена новейшей на тот момент аппаратурой!

– Все верно. Но командиру экипажа строжайше запретили выходить на связь в течение всего похода. Никаких всплытий, никаких докладов с линии маршрута и точек сброса. Только изредка по ночам разрешалось подходить к поверхности для вентиляции отсеков. Риск был огромный. Причем для всех: и для идейных вдохновителей, и для руководства страны, и для военачальников, и для рядовых исполнителей…

Судьба вдохновителей, руководства, военачальников и прочей шелупени, мнящей себя заместителями Бога, меня волновала меньше всего. А вот за рисковавших жизнями моряков-подводников, честно признаюсь, стало не по себе. Поход через Атлантику и обратно на малошумной скорости занял по грубым прикидкам не менее двух с половиной месяцев. Плюс несколько точек сброса ядерных зарядов, расположенных вдоль атлантического побережья США, – это еще парочка недель. А то и дольше. И все это время экипаж находился под носом серьезного противника, обладавшего на тот момент передовым и мощным флотом.

– Погодите, Сергей Сергеевич, – нервно почесал я затылок, – откуда у вас в таком случае уверенность в том, что ядерные заряды доставлены до мест назначения? А что если «Барракуда» не дошла до побережья США, затонув вместе с зарядами где-то посреди Атлантики?

Он с усталым видом поморщился:

– Все шесть зарядов были успешно размещены в заданных точках.

– Но откуда вы знаете?! – настаивал я.

– Дело в том, что на каждом изделии имелся командный блок, электроника которого в установленное время отправила сигнал о готовности к работе. Спустя два месяца к атлантическому побережью США ушла другая подлодка, и ее аппаратура, посылая кодовые запросы, зафиксировала ровно шесть ответных сигналов. Это означало, что все заряды уложены в соответствующие точки.

– Вторая субмарина вернулась?

– Да, со второй, слава богу, обошлось. А что случилось с «Барракудой» – неизвестно до сих пор. Сам понимаешь, поднимать шум из-за ее исчезновения наше правительство не могло, поэтому искали скрытно. Увы, долгие поиски результатов не дали; скорее всего, экипаж погиб в полном составе, а точных координат гибели никто не знает.

Восстановив в памяти длинный список аварий и катастроф подводных лодок, я бормочу:

– В середине 1984 года наша разведка засекла странное поведение американской субмарины, вернувшейся на военную базу Нью-Лондон в штате Коннектикут. Она шла в надводном положении; в сотне миль от базы ее встретил буксир и фрегат сопровождения. А по прибытии на базу она надолго встала в ремонтные доки.

Горчаков довольно улыбнулся:

– Я всегда считал тебя отменным профессионалом с удивительной памятью. Именно этот факт, о котором ты только что упомянул, позволил нашим специалистам предположить о случайном столкновении под водой двух субмарин.

– Или о бое с применением обычных торпед, – добавляю для полноты картины.

– Может, и так. У военно-морских экспертов имелось несколько версий гибели «Барракуды», но наиболее вероятной они посчитали столкновение.

Да, я действительно ничего не слышал об исчезновении головного подводного корабля проекта 945. А если быть точным, то вообще не знал о существовании одной «лишней» субмарины данного проекта. Неудивительно – руководство СССР не любило распространяться о неудачах и катастрофах. Впрочем, даже если бы «Барракуда» вернулась, то о первом ее походе до сих пор знали бы единицы. О подобных «подвигах» политики и военачальники, как правило, тоже помалкивают. К сожалению, наша несчастная страна мало знакома с тем, что называется золотой серединой, – мы традиционно предпочитаем крайности. Сегодня господа журналисты получили слишком много свободы, а во времена социализма ее не было вообще – информация для граждан СССР выдавалась строго дозированными порциями. Как газированная вода в автомате. А чаще не выдавалась совсем.

Шеф бурчит примерно о том же – любит он поворчать и поучить жизни молодое поколение. Деваться некуда: делаю вид, будто слушаю, в глубине души надеясь на скорое продолжение интригующей истории. И оно следует.

– Да, я забыл спросить! – встрепенулся мой пожилой собеседник. – Ты, случаем, не женился?

При чем тут мое семейное положение? Постепенно в сознание закрадывается некое подозрение. Уж не собирается ли бывший шеф отправить меня в долгий «круиз» по Атлантическому океану в поисках сброшенных тридцать лет назад ядерных зарядов? Становится интересно. И смешно…

Я живу в скромной однокомнатной квартирке на московской окраине – даже не в спальном, а в настоящем могильном райончике. Заслужил, так сказать, жилплощадь за десяток ранений, пару контузий и клубок испорченных нервов. Семьи у меня нет и, можно сказать, никогда не было. Не женат я до сих пор из-за неприязни к зависимости. И еще благодаря абсолютной убежденности в том, что деньги на шлюх, бухло, хорошую закусь и прочие невинные мужские шалости не должны аккумулироваться в кошельке единственной женщины. Неправильно это. Они должны использоваться по своему прямому назначению.