Андрей Воронин - Большая игра Слепого Страница 13

Кругляков отряхнул пыль с ладоней и, взяв картонную коробку, не спеша покинул подвальное помещение, тщательно закрыв все двери. Пломбы он ставить не стал: ведь их сняли накануне, когда подвалы подтопило и пришлось запускать туда сантехников.

"Все складывается к лучшему. Вообще, что в этой жизни не происходит, все идет к лучшему, – философски подумал Ипполит Самсонович. – И затопило вовремя, и я приехал вовремя, и деньги умудрился заработать.

Все идет тип-топ, лучше некуда. Одно плохо, что деньги я заработал только под старость. А может, и хорошо, старость будет спокойная, обеспеченная, а так бы жил, как собака, пришлось бы где-то подрабатывать…"

В общем. Кругляков остался доволен и поспешил в свой кабинет, который находился на втором этаже, в дальней угловой комнатке.

Покидал место работы главный хранитель уже в сумерках. Автомобиль, старый «Москвич» – 412, долго не заводился, и Ипполит Самсонович злился, грязно матерился и проклинал на чем свет стоит свою видавшую виды машину, естественно, про себя, чтобы не слышали покидающие музей сотрудники.

Наконец ему удалось завести мотор, и машина, урча, выбрасывая клубы голубоватого дыма, поехала от музея к пригороду. Кругляков закурил, дважды нарушил правила движения. Гаишник, увидев на его машине знак, что за рулем инвалид, брезгливо отвернулся, понимая, что связываться не стоит, навару с инвалида никакого, а скандала и крика не оберешься. Так что лучше тормознуть пару сверкающих иномарок, это будет и быстрее и прибыльнее, чем связываться с обшарпанным оранжевым «Москвичом».

Когда до дома оставался километр, Ипполит Самсонович заметил, что за ним, как нитка за иголкой, следует черная иномарка. Кругляков это заметил, но абсолютно не придал этому значению – ну, едет, и пусть себе едет. Но иномарка, черный «опель-омега», повел себя довольно-таки странно.

При въезде в переулок черный «опель» набрал скорость, резко обошел оранжевый «Москвич» и загородил дорогу. Кругляков едва успел остановить свою машину. Та еще несколько метров проскользила по мокрому асфальту и едва не ударила в сверкающий бампер «опеля».

– Козел недоделанный! Урод! Ездить не умеет, – яростно зашипел Ипполит Самсонович и резко распахнул дверь, выбираясь из машины.

Из «опель-омеги» легко выскочил мужчина в стеганой куртке и черной кепке с надписью «Адидас».

– Куда прешь, инвалид! Ты что, бля, пьяный? – кричал мужчина, подходя к Круглякову. – А ну, сейчас же садись в машину и вали отсюда, чтоб духу твоего не было!

От неожиданного крика и подобной реакции Кругляков немного опешил. Ведь он-то был ни при чем, это иномарка подрезала и загородила ему дорогу. Он раскрыл было рот, но ответить не успел.

– А ну, сядь! – рявкнул на него мужчина в черной кепке.

Кругляков, двигаясь, как автомат, покорно сел, но, оказавшись в машине, пришел в себя и завелся.

– Я, мать твою, инвалид, а ты тут меня!.. Ты что, ездить не умеешь? Чего встал поперек дороги? Сам ты пьяный!

Мужчина на это ничего не ответил. Он подошел вплотную к «Москвичу», дернул па себя дверцу и взглянул в глаза Круглякову. Мурашки побежали от этого взгляда по спине главного хранителя Смоленского краеведческого музея. Он вдруг понял – все, что произошло сейчас на дороге, произошло неспроста. Его правая рука потянулась к монтировке, которая лежала между передними сиденьями.

Но воспользоваться монтировкой Кругляков не успел. Мужчина в черной кепке вытащил из-под стеганой куртки пистоле с коротким глушителем.

– Э, э, мужик, ты что! Я же инвалид! – по-глупому закричал Кругляков, как будто этим мог остановить убийцу.

И это были его последние слова. Два негромких выстрела в голову – и Кругляков уткнулся дважды простреленной головой в баранку своего «Москвича».

Густая горячая кровь полилась из простреленной головы на ноги, на рифленый резиновый коврик.

Мужчина захлопнул дверцы «Москвича», обошел его, не спеша сел в свой черный «опель» и, запустив двигатель, резко развернулся. Все это было проделано филигранно, колеса даже не коснулись бордюра. Черный «опель» понесся к центру города.

Мертвого Ипполита Круглякова нашли через полтора часа.

Глава 5

За несколько месяцев до того дня, когда поддельные картины, изготовленные художником Брусковицким, заняли место подлинников в хранилище Смоленского областного краеведческого музея, произошло событие, на первый взгляд абсолютно не имеющее отношения ни к картинам, ни к художникам, ни к деятельности Павла Павловича Шелковникова.

Отставной майор КГБ даже представить себе не мог, каковы будут последствия этого события, хотя с его хваленой интуицией он должен был сопоставить его в уме с тем, что знала вся страна.

А произошло следующее. Самолет президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина совершил мягкую посадку в Западной Германии. На один день президент покинул Россию для того, чтобы встретиться со своим коллегой и старым приятелем, канцлером Федеративной Республики Германии Гельмутом Колем.

Эта встреча особенно не афишировалась, ибо не носила официального характера. Естественно, о ней писали, в информационных программах прошли короткие сюжеты о том, как Борис Николаевич со своей женой и немногочисленными помощниками отправляется за границу. Также были показаны сюжеты о том, как Бориса Николаевича в Германии встречает Гельмут Коль, канцлер могущественной западной державы.

Встреча считалась неофициальной, поэтому прошла при закрытых дверях. Журналистам была дана возможность, как всегда в подобных случаях, сделать несколько снимков и задать несколько вопросов, но о чем говорил президент России с канцлером Германии для большинства осталось загадкой.

А встреча действительно выдалась теплой, дружеской и плодотворной. Главы двух держав, облаченные огромной властью, успели решить много проблем.

Ельцин летел в Германию лишь за одним: договориться с канцлером Германии о получении Россией крупного кредита.

Кузбасс, как сообщали президенту России, кипел и готов был взорваться: шахтерам не выплачивалась зарплата уже около полугода. Они голодали, спустившись в шахты, выставляли пикеты, писали письма в правительство. Запланированная забастовка должна была получиться самой серьезной за последние годы, а требования бастующих вот-вот могли приобрести политическую окраску, к чему их подталкивала коммунистическая оппозиция: смена экономического курса, отставка президента.

Ельцин относился к угрозе шахтеров очень серьезно.

О том, что происходит в России, знал и Гельмут Коль.

И естественно, он готов был помочь своему другу и коллеге, но, разумеется, небескорыстно. Одно дело, если канцлер пообещает дать кредит, а совсем другое – этот кредит получить. Получение всегда обставляется массой условий. Ельцин и Коль смогли договориться обо всем. Борис Николаевич на экранах телевизоров выглядел довольным и веселым. На пресс-конференции и он, и Коль заявили, что ими достигнута договоренность о возвращении в Германию некоторых художественных ценностей, вывезенных во время войны. Президент, конечно, не горел желанием «разбазаривать национальное достояние», но Коль обещал кредит… Вот и пришлось перед камерами сделать заявление. Конкретики президент не любил, сказал: «некоторые ценности», и не более. И так ясно, в Думе поднимется крик.

Что именно обещано вернуть, он не сказал ни западным газетчикам на заключительной короткой конференции, ни российским журналистам, которые встречали президента в аэропорту.

Обещание же было дано вполне конкретное: по коллекции барона фон Рунге, о существовании которой президент и знать не знал, пока канцлер не назвал это имя. Российский президент тут же поручил помощнику узнать, тот сверился со списком вывезенных ценностей, специально составленным перед отлетом в Германию, и доложил, что коллекция на сегодняшний день предположительно находится в запасниках Смоленского областного краеведческого музея.

Лишь на следующий день, в половине девятого утра, уже в своем кабинете президент России сообщил премьеру, а также его заместителям, что ему удалось договориться с канцлером Колем о получении крупного кредита, который пойдет на погашение задолженности по зарплате шахтерам Кузбасса.

Сказав это, президент замолчал, сдвинул в сторону стопу бумаг, которую просматривал, и задумчиво произнес, глядя на галстук премьера:

– Немцы кредит дадут, но.., существует одно маленькое «но»…

И премьер, и его заместители мгновенно насторожились. По тону, каким были произнесены эти слова, они поняли, что речь пойдет о чем-то необычном, но задавать вопросы президенту никто не решался – все ждали, когда он сам продолжит начатую фразу.

Президент не заставил себя долго ждать:

– Вот чем придется заняться, – немного раздраженно сказал он, – «Дойче банк», из которого пойдут деньги, так просто их не даст. К Гельмуту Колю обратился с просьбой один очень влиятельный человек и попросил знаете что?