Илья Деревянко - Инфернальная реальность Страница 13

«Конец!» – обреченно подумал психиатр и, окончательно утратив надежду на избавление, впал в полуобморочное состояние... Вторую остановку на посту ГАИ он вовсе не заметил...

Заместителя главного врача ПНД № 3 везли на расправу в багажнике его собственной «Нивы». За рулем сидел Ермолов. Рудаков ехал впереди, показывая дорогу к даче Кудряшкина, являвшейся конечной точкой намеченного маршрута. «Ниву» дважды останавливали гаишники. В первый раз они, лишь мельком взглянув в документы и не обратив внимания на вопиющее несоответствие между пожилой бородатой физиономией в правах и молодой, чисто выбритой личностью водителя, с ходу придрались к заляпанному грязью кузову, начали интересоваться давностью техосмотра и т.д. и т.п. Видимо, гаишники попались молодые, неопытные, дюже «голодные», а посему торопливые. Да и освещение на посту было паршивое. Буквально вырвав из рук Владимира триста деноминированных рублей, они радостно убрались восвояси.

– Зачем показал права? – набросился на товарища Рудаков. – Могли влететь по полной программе!

– Затмение какое-то нашло! – смущенно поник плечами Ермолов.

– Больше так не делай! – нравоучительно произнес Вадим. – Вместо прав давай баксы. Действует безотказно.

– Может, нас больше не остановят? – предположил Владимир.

– Остановят! – уверенно сказал Рудаков. – Вот увидишь! Лучше сразу приготовь деньгу!

Слова Вадима оказались пророческими. При выезде из города «Ниву» снова тормознули. К машине, предшествуемый вместительным пузом, подошел матерый мордастый тип с офицерскими погонами и плутоватой рожей закоренелого взяточника.

– Предъявите права, техпаспорт и талон на техосмотр! – потребовал он.

– Извини, начальник, – сделал глупо-виноватое лицо бывший спецназовец. – Барсетку с правами дома забыл. Торопился очень!

– А обязанности, надеюсь, помнишь? – сощурился гаишник, недвусмысленно потирая большой палец об указательный. Владимир со вздохом протянул стражу порядка стодолларовую купюру.

– Помнишь! – сыто проурчал «мордастый». – Езжай!

Благодарно улыбнувшись, Ермолов выжал газ... Дальнейшее путешествие обошлось без приключений. Больше их никто не потревожил...

Загородная резиденция господина Кудряшкина располагалась в двадцати километрах от кольцевой дороги, на окраине маленького, почти безлюдного по случаю холодной погоды дачного поселка и представляла собой каменный двухэтажный дом, обнесенный высоким глухим забором. Отперев отмычкой массивный замок на воротах, Ермолов с Рудаковым загнали обе машины во двор, выкинули из багажника скрюченного пленника, затащили в дом (снова задействовав отмычку), грубо швырнули на пол и сорвали с головы мешок.

– У-бу-бду! – подал голос психиатр, недоуменно озираясь по сторонам.

– Заглохни, козел! Не буди во мне зверя! – посоветовал Рудаков, пнув психиатра ногой в бок, и обратился к Владимиру: – Готовь «сыворотку», братан!..

Дождавшись, пока пентонал начнет действовать, Ермолов задал первый вопрос:

– Помнишь Ольгу Свиридову, погибшую в твоем дурдоме приблизительно месяц назад?

– Да, – бесстрастно ответил заместитель главного врача. – Очень хорошо помню.

– Как это случилось?!

Кудряшкин равнодушно безмолвствовал, уставившись в стену тусклыми глазами. Обозленный Ермолов хотел было прибегнуть к «традиционным методам» допроса, безотказно действовавшим на упрямых чичей, но вовремя вспомнил, что человеку, уколотому пентоналом, нужно задавать четко сформулированные вопросы, требующие конкретных ответов.

– От чего именно погибла Ольга? – взяв себя в руки, переспросил он.

– Задохнулась в веревочной петле, – Зиновий Михайлович как две капли воды походил на человекообразного, но начисто лишенного эмоций андроида из фантастического фильма.

– Она повесилась сама?

– Нет, ее сперва удавили и затем инсценировали самоубийство.

– Кто?!

– Я. При помощи Васьки-санитара.

– Того, которого загрыз Уткин? – уточнил Владимир.

– Да.

– Почему ты убил девушку?

– Она оскорбила меня, угрожала местью.

– Как?

– Обозвала сексуально неполноценным извращенцем, психическим уродом, жертвой пьяной акушерки. Обещала пожаловаться брату-спецназовцу. Я решил избежать возможных неприятностей. Самоубийства душевнобольных – заурядное явление. Никто не станет докапываться.

– Почему девушка угрожала тебе? – Ермолов едва сдерживал клокочущую в груди ненависть.

– Я ее избил и изнасиловал в задний проход.

– А при чем тут Васька?

– В тот раз он тоже попользовался.

– Па-а-а-нятно, – протянул Владимир. От голоса бывшего спецназовца веяло смертельным холодом. Даже видавший виды Рудаков зябко поежился. Поборов страстное желание немедленно прикончить гадину, Ермолов задал следующий вопрос: – А с Журавлевой, новенькой блондинкой из отдельной палаты, ты то же самое делал?

– Да.

– Много девушек ты «использовал»?

– Точно не помню. Тридцать девять или сорок.

– Сколько из них погибли?

– Восемь. Свиридову мы убили. Остальные сами.

– Тебе было их жаль? Совесть мучила?

– Нет.

– Пожалуй, достаточно, – сквозь зубы процедил Владимир. – Пора мочить падлу, или ты, Вадик, хочешь что-нибудь спросить?

– Да, – немного подумав, сказал Рудаков. – Кто заказал упрятать меня в психушку?

– Полковник Бодряков.

– За деньги?

– Само собой.

– А деда Куницына?

– Журналист Кадыков.

– Сколько заплатил?

– Три тысячи долларов. Старик должен был загнуться в течение недели, максимум полторы, и освободить в пользу Кадыковых занимаемую жилплощадь.

– Ты, гад, собирался уморить дедушку? – Лицо Вадима отражало крайнюю степень негодования.

– Да.

– Ответственности не боялся?!

– Нет. Смерть выглядела бы вполне естественной. Я врач, кандидат медицинских наук, хорошо разбираюсь в физиологии и однажды успешно провернул подобное дело.

– Ты не врач, а... – длинной матерной тирадой Рудаков с предельной точностью охарактеризовал внутреннюю сущность Кудряшкина.

– Пора кончать подлюгу! – напомнил Владимир.

– Раз государственное правосудие бездействует – мы его заменим.

Психиатру набросили на шею заранее свернутую петлю, подтащили в угол, к поддерживающей потолок прочной балке, подвесили там, дождались, пока тело, перестав дергаться, застыло с вываленным наружу языком, развязали руки-ноги и положили рядом опрокинутую табуретку.

– Самоубийство! – вымученно усмехнулся Рудаков. – Знать ничего не знаем, ведать не ведаем.

– И свидетелей нет, – поддакнул Ермолов.

– Классно сработано, мальчики! – похвалил писклявый голосок.

У входной двери стоял Уткин с увесистой железной палкой в руках.

– Я давненько тут прогуливался. Вас, детки, поджидал! – гримасничал одержимый. – Рассчитывал полюбоваться на забавное представление и, честно сказать, не разочаровался. Пьеса срежиссированна превосходно! В шекспировском духе. Я восхищен! Буквально в восторге, но... тем не менее вас обоих убью. Просто так. Забавы ради!

– Что это за придурок? – удивился Вадим.

– Будь осторожен. Он крайне опасен! – одними губами ответил Ермолов.

– Почему?

– Потом объясню!

– Шепчетесь, шалунишки?! – гаденько захихикал «египтолог». – Ну-ну! Не стесняйтесь! Говорите вслух. Недолго вам осталось.

Сделав стремительный выпад, он ткнул концом палки в солнечное сплетение Рудакова. Согнувшись пополам, Вадим рухнул на пол.

– Один ноль в мою пользу, – заметил бесноватый, обрушивая железяку на голову Ермолова. Несмотря на великолепную реакцию, бывший спецназовец еле-еле успел увернуться.

Следующий молниеносный удар пришелся по ногам. Владимир высоко подпрыгнул, одновременно резко выбросив вперед обе ступни, угодил «египтологу» в грудь и приземлился на спину. Уткин отлетел к стене, но устоял на ногах.

– Слабовато, головорез Шаманова! Ох, слабовато! Я ожидал большего! Щенок ты, просто ще... к-р-р-кхе-е-е-е.

Из положения лежа Ермолов метнул нож, по самую рукоятку вонзившийся в горло одержимого. По телу Уткина прошла длинная судорога. Из разинутого рта хлынула кровь. Покачнувшись, он повалился на стену и медленно сполз вниз. Ермолов поднялся, вытащил из раны нож и вытер об одежду мертвеца. Затем ликвидировал на рукоятке свои отпечатки пальцев, держась за лезвие носовым платком, всунул рукоятку в ладонь повешенного, несколько секунд подержал и отпустил. Вывалившийся нож гулко стукнулся об пол.

– Сваливаем, братан, – протянул он руку Вадиму, с натугой переводящему дыхание. – Спектакль закончен!!!

Эпилог

Трупы Кудряшкина и Уткина обнаружил на следующее утро поселковый пьяница дядя Леша, заметивший распахнутые ворота, «Ниву» во дворе и решивший стрельнуть у зажиточного соседа на опохмелку. Приехавшая по вызову оперативно-следственная группа зафиксировала факты убийства и самоубийства. После опознания тел дело объединили с другим, изучающим обстоятельства бойни в ПНД № 3, и передали в соответствующие инстанции. Хотя расследование, как положено в подобных случаях, вела прокуратура, полковник Бодряков во всеуслышание огласил собственную версию: смачную, скандальную, настоящую находку для бульварной прессы, а главное – не требующую дополнительных телодвижений от правоохранительных органов и исключающую возможность висяка.[44] С версией Бодрякова за неимением более подходящей в конце концов согласились и следователи прокуратуры. Вкратце выглядела она так: «З.М.Кудряшкин, работавший заместителем главного врача по лечебной части в ПНД № 3, длительное время состоял в интимной связи гомосексуального характера со своим постоянным пациентом Уткиным С.Г. После того как Уткин, впав в буйство, совершил ряд зверских убийств среди больных и сотрудников клиники, Кудряшкин, используя служебное положение, помог ему скрыться с места преступления и предоставил убежище у себя на загородной даче. 3 ноября 1998 года примерно в районе девяти-десяти часов вечера между любовниками вспыхнула ссора, очевидно на почве ревности. В процессе ссоры Кудряшкин убил Уткина ударом ножа в горло (на рукоятке обнаружили его отпечатки пальцев), а потом повесился с горя».