Александр Жиров - Амулет смерти Страница 13

Ты можешь представить себе: белые люди четыре года убивали друг друга ради полудиких черномазых!

— Прими мои соболезнования, Джон, — прочувствованно сказал советский резидент. — Вот ты и привел аргумент. Если нужно нагадить в миску Советам, отдайте им черных. Больше черных — больше головной боли. Так, мон шер?

— Ладно, — усмехнулся генерал Джон. — Черт с ней, с Дагомеей. Можете начинать.

Через пять минут антенны, торчащие из пляжных кустов, запустили судьбоносное решение в атмосферу. Радиоволны помчались. Одни — на восток, в Вашингтон.

Другие — на северо-запад. В Москву. Дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону.

Примчавшись, радиоволны еще какоето время метались над офисами различных ведомств. Бюрократия требовала дополнительных согласований. Всем хочется быть причастными к историческим событиям.

Всем хочется приложить руку. Наложить резолюцию.

Дальнейшее уже мало волновало резидентов. Решение принято. Все предопределено. В Африке есть дела и поважнее. Посложнее. Давно пора определиться, скажем, с Гвинеей. Которая поделена между Францией, Великобританией, Испанией, Португалией и даже Бельгией. Гвинея Испанская, Гвинея Французская, Гвинея Португальская и так далее. Ну куда это годится? Гвинеи должно быть две. Американская. И Советская.

Тем временем с неприметной лужайки в окрестностях Порто-Ново поднялся в воздух темно-зеленый, без опознавательных знаков, вертолет. Бешено вращая винтами, он растворился в свинцовом небе зимней Дагомеи.

Вертолет как вертолет. Лишь человек искушенный мог распознать в нем штурмовой вариант мирного гражданского «Ми-8».

С соседней неприметной лужайки за полетом внимательно наблюдали двое.

Один — красивый широкоплечий негр, непохожий на местных жителей из племен йоруба, фон или бариба. Другой был коренастым невысоким белым. Скорее даже рыжим, чем белым: огненные кудри плюс множество веснушек по всему телу. У глаз он держал огромный бинокль.

— Они укладываются в график, — сказал рыжий, передавая бинокль товарищу.

Тот проводил вертолет взглядом. Дождался, когда стихнет клекот винтов, и с облегчением выдохнул:

— Слава Богу. Нас это больше не касается. Пойдем промочим глотку, а?

Рослый черный приобнял низенького рыжего и от радости загорланил «Желтую подводную лодку» — «Yellow Submarine».

Рыжий принялся подпевать.

На обоих была форма морской пехоты США. Говорили и пели они по-английски.

9

Неподалеку от деревни Губигу река катила свои мутные зеленые воды. На берегу между пальм стоял капитан Кондратьев и прижимал к себе хрупкую темную фигурку.

Поодаль слонялся сержант Агеев, увешанный всем необходимым для массовых убийств. Еще дальше располагалось транспортное средство — автомобиль «Урал» в тропическом исполнении. Даже с кондиционером воздуха.

За кустами соседнего хлопкового поля сидел главный колдун Каплу. Он с ненавистью наблюдал происходящее. Из глаз колдуна текли слезы.

Слезы смывали грязь, поэтому их следы были гораздо чернее остальной поверхности лица колдуна. Пальцами Каплу придерживал собственную нижнюю челюсть. Она торчала вбок и вверх, словно собиралась отвалиться.

Кондратьев одной рукой гладил нежную спину девушки. Другую руку капитана наполняла ее упругая грудка.

— Я скоро вернусь, моя милая, — нашептывал по-французски Василий Кондратьев. — Я тебя очень люблю. Я хочу быть с тобой. В комнате с белым потолком.

С правом на надежду.

— Я буду ждать тебя, — отвечала девушка.

Она смотрела на своего кумира глазами, полными слез. На бритой черной голове пульсировала венка.

— Жди меня, и я вернусь, — отвечал капитан Кондратьев. — Только очень жди.

Жди, когда наводят грусть тихие дожди…

Тебе уже, должно быть, холодно голышом ходить?

Зуби зябко повела плечами — точь-вточь как европейская женщина.

— Я тебя люблю, — вполне по-европейски ответила она. — С тобой мне всегда тепло.

«Ох уж эти горестные проводы! — вздохнул про себя капитан. — Запоздалые, унылые…»

— Все же пора, по-моему, надевать галабию, — сказал он, чтобы что-нибудь сказать. — Все-таки сезон дождей. Зима, понимаешь.

Девушка засмеялась. В тропиках не принято проявлять подобную заботу. Кондратьев растрогал свою Черную Венеру. Она заплакала. Сказала, всхлипывая:

— Мою лучшую галабию мыши.

— Что мыши? — уточнил капитан и переложил руку со спины пониже.

Девушка тотчас произвела крестцом вращательное движение. От этого у капитана екнуло где-то под печенью.

— Мыши, — повторила Зуби. — Я не помню слово. Но лучшей галабии уже нет.

— Ах, мыши съели твою лучшую галабию! — воскликнул капитан.

— Да-да, съели, съели! — обрадовалась дочь вождя.

— Ну так носи другую одежду.

— Она… грязная, — девушка, кажется, засмущалась. — А зимой не принято стирать.

— Понятно, — кивнул Кондратьев, мучительно переваривая сообщение.

Черт их разберет, этих африканцев; вроде на одной планете живем, а такие все разные. Наверное, зимой не стирают, потому что дожди не дают высохнуть.

От грязной галабии, видимо, так воняет, что девчонка догадалась: белый человек от этого запаха сразу умрет. Поэтому дочь вождя ходит голышом. Очень гуманно с ее стороны.

В мрачном небе послышался непривычный для здешних мест звук.

— Что это? — испуганно воскликнула Зуби и еще теснее прижалась к капитану.

Этот звук он узнал бы в тысяче других.

Любимый вертолет спецназа.

— Это железная птица, — сказал капитан, и одна рука его скользнула еще ниже. — Она прилетела за мной.

Он ощутил, как маленькая черная ладонь пробирается к его телу.

— Я люблю тебя, — прошептала дочь вождя.

— Сержант Агеев! — крикнул Кондратьев.

— Я!

— В машину марш! Выезд через пять минут.

— Есть, товарищ капитан! — крикнул Агеев и в тот же миг очутился в высокой кабине «Урала».

Капитан увлек девушку ближе к воде.

Скоро их укрыл от наблюдателей берег. То, что позволено Юпитеру, не позволено быку.

Колдун заливался слезами, катаясь по набухшей от дождей почве. Руки его судорожно терзали хлопковый цветок — местный символ любви.

Через пять минут могучий грузовик, дико взревев, помчался в сторону деревни.

На краю деревни стояла стенка для сушки коровьего помета.

Она была сложена из необработанных камней и покрыта коровьими плюхами.

Точь-в-точь как дерево на центральной площади Губигу. Для сушки помета годилась любая вертикальная поверхность.

— Тормозни у околицы, — приказал капитан Агееву.

«Урал» остановился. Огромные колеса пропахали в сырой земле две жирные борозды.

Из кабины грациозно выпорхнула акробатка Зуби с заплаканным лицом.

— Я буду ждать тебя! — воскликнула она на своем чудовищном французском. — Я люблю тебя!

Прямо в расположении десантной роты приземлялся темно-зеленый вертолет без опознавательных знаков. Его клекот стал таким громким, что слова едва доносились.

— Я люблю тебя! — заорал в ответ капитан из кабины. — Жди меня, и эта железная птица принесет меня обратно!

10

Из окон здания Национального банка вырывались языки огня. Тысячи граждан наблюдали зрелище. Они громко обменивались впечатлениями и каждый выплеск пламени приветствовали воплями и аплодисментами.

Кое-где над толпой реяли красные флаги. Первые появились здесь в полдень, когда пожар заметили. С этого часа их количество прибывало вместе с публикой.

Пожарных машин в дагомейской столице имелось ровно две штуки. Они были некогда сделаны на заводах «Рено» и сохранились с колониальных времен. Поэтому чернокожие пожарные не пытались бороться с огнем. Их работа заключалась в другом. Едва из какого-то окна раздавался крик о помощи, пожарные подбегали с длиннющей лестницей.

Вместе с зеваками они с нескрываемым интересом следили за тем, как очередной служащий неуклюже переползает подоконник и опасливо нащупывает ногой верхнюю перекладину. Банковские служащие во всех странах имеют неспортивное сложение и избыточный вес.

Пока пожарная команда бегала с лестницами вокруг четырехэтажного массивного здания, по радио выступил Президент республики Дагомея. Он заявил, что поджог осуществлен террористами, нанятыми Социалистической партией.

Так около сорока лет назад в другой стране в поджоге здания парламента обвинили коммунистов во главе с Георгием Димитровым.

Далее Президент запретил деятельность Соцпартии и отдал полиции приказ арестовать ее членов. В первую очередь Хериса Ногму, председателя партии.

После этого на улицах стало гораздо многолюднее. Всюду скалились довольные черные лица. Дело шло к большому веселью. Для разминки были перевернуты несколько припаркованных у тротуаров автомобилей.

Тут и там шныряли агитаторы Соцпартии. Они раздавали листовки и красные флажки. В листовках содержался призыв к немедленному вооруженному восстанию против ненавистного режима.