Четыре сезона - Кинг Стивен Страница 13

В любом случае, права старая песенка, в которой говорится: «Боже, как крутятся деньги». Мистер Нортон, похоже, разделяет точку зрения старых пуритан, что лучший способ проверить, является ли человек избранником божьим – заглянуть в его банковский счет.

Энди Дюфресн был правой рукой коменданта, его молчаливым помощником. Библиотека много значила для Энди, Нортон знал это и умело использовал. Энди говорил, что один из любимых афоризмов Нортона: «Рука руку моет». Итак, Энди давал ценные советы и вносил деловые предложения. Я не могу с уверенностью заявлять, что он продумал программу «Путь к искуплению», но уверен, что он сводил все счета, связанные с этой грязной махинацией и… сукин сын! Библиотека получила новый выпуск пособий по авторемонту, новое издание энциклопедии Гройлера… и, конечно, новый Гарднер и Луи Амур.

И я убежден, что то, что произошло, должно было произойти, потому что Нортон не хотел лишаться своей правой руки. Скажем больше: он боялся, что Энди слишком многое может рассказать о его делишках, если покинет Шенк.

Я узнавал эту историю на протяжении семи лет, немного здесь, немного там, кое-что от самого Энди, но далеко не. все. Он не любил говорить об этом периоде своей жизни, и я его в этом не виню. Я собирал эту историю по частям из дюжины разных источников. Заключенные, как я уже отмечал, не более чем рабы. Возможно, поэтому им присуща рабская манера любопытствовать и пронюхивать все. Теперь я излагаю вам все последовательно, сначала до конца. И возможно, вы поймете, отчего человек провел около десяти месяцев в жуткой депрессии. Я думаю, он не знал всей правды до 1963 года, пятнадцать лет после того, как он попал в эту забытую богом дыру. Я думаю, он не знал, как скверно это может оказаться.

Томми Вильямс поступил в Шоушенк в ноябре 1962 год. Томми считал себя уроженцем Массачусетса, но за свою двадцатисемилетнюю жизнь вдоволь попутешествовал по всей Новой Англии. Он был профессиональным вором. Томми был женат, и жена навещала его каждую неделю. Она вбила себе в голову, что Томми будет лучше -а уж ей и трехлетнему сынишке и подавно – если он получит аттестат. Она уговорили мужа, и Томми Вильяме начал регулярно посещать библиотеку.

Для Энди все это было рутинным занятием. Он видел, как Томми набирал изрядное количество тестов высшей школы. Он хотел освежить в памяти предметы, которые когда-то проходил – таковых было немного – а затем пройти тесты. Он также получил по почте большое количество курсов по предметам, которые он провалил или просто пропустил без внимания в школе.

Томми явно не был хорошим учеником, и я не знаю, получил ли он свидетельства об окончании высшей школы, да это и не важно для моего рассказа. Важно, что он очень привязался к Энди, как большинство людей, которые сколько-либо долго с ним общались.

Пару раз он спрашивал Энди: «Что такой продувной парень, как ты, забыл в тюряге?» – вопрос, который звучит как грубый эквивалент светской любезности: «Что такая милая девушка, как Вы, делает в таком месте, как здесь?». Но Энди ничего не отвечал, только улыбался и переводил разговор на другую тему. Естественно, Томми стал спрашивать окружающих, и когда он получил ответ, он был шокирован до глубины души.

Человек, который рассказал ему, почему Энди в тюрьме, был его партнером на гладильной машине в прачечной. Мы называли эту машину мясорубкой, и вы можете себе представить, что случилось бы с человеком, работающем на ней, если бы он ослабил свою бдительность. Партнером Томми был Чарли Лафроб, который отбывал свои двенадцать лет за убийство. Он с наслаждением принялся пересказывать все подробности истории Дюфресна; замечательным развлечением для нас, старых обитателей тюрьмы, было введение новичков в курс всех наших дел. Чарли дошел уже до того места, как присяжные, придя с обеда, объявили Энди виновным, как вдруг послышался неожиданный свист, и мясорубка остановилась. В тот день машина обрабатывала свежевыстиранные сорочки для приюта Элиот. Они выскакивали из машины сухими и выглаженными со скоростью штука в секунду. Томми и Чарли должны были подхватывать их и складывать в тележку, выстеленную чистой бумагой.

Но Томми Вильяме продолжал стоять, открыв рот и тупо уставившись на Чарли. Он был завален грудой рубашек, которые падали на липкий грязный пол прачечной.

A тот день за прачечной присматривал Хомер Джесуб, и он уже спешил к машине, громко ругаясь на ходу. Томми даже не повернулся к нему. Он спросил Чарли, будто старина Хомер, который проломил за свою жизнь больше черепов, чем он мог сосчитать, и вовсе отсутствовал.

– Как ты сказал, как звали того инструктора из гольфклуба?

– Квентин, – произнес смущенный и почти напуганный Чарли. Он рассказывал потом, что мальчишка был бледен, как полотно. – Кажется, Глен Квентин. Или что-то вроде этого, точно не помню…

– Эй, немедленно! – прорычал Хомер. Шея его налилась кровью. – Бросьте рубашки в холодную воду! Пошевеливайся, урод! Быстро, а то…

– Глен Квентин, о боже, – произнес Томми Вильяме, это были его последние слова, потому что Хомер Джесуб, этот образец гуманности, уже опустил свою дубинку на череп бедного парня. Томми упал на пол лицом вниз, при этом лишившись трех передних зубов. Очнулся он уже в одиночке, где и провел всю следующую неделю на диете Нортона. Плюс черная отметка в его карточке.

Было это в феврале 1963 года, и Томми Вильяме обошел шесть или семь долгосрочников, и услышал в точности ту же историю, что и от Чарли. Я знаю это, потому что был одним из них. Но когда я спросил Томми зачем ему это, вразумительного ответа не получил.

И вот в один прекрасный день Томми пришел в библиотеку и вывалил Энди разом всю информацию. В первый и последний раз, по крайней мере с тех пор, как он в смущении говорил со мной о Рите Хейворт, Энди потерял присущее ему самообладание… Только на этот раз в куда большей степени.

Я видел его на следующий день, он выглядел как человек, который наступил на грабли и получил хороший удар промеж глаз. Руки Энди дрожали, и когда я заговорил с ним, он не отвечал. После полудня он нашел Билли Хенлона, дежурного охранника, и договорился с ним об аудиенции у коменданта на следующий день. Позже Энди рассказывал, что в ту ночь он не спал ни минуты. Он прислушивался к завываниям холодного зимнего ветра, смотрел на длинные колеблющиеся тени на цементном полу камеры, которую он называл домом с тех пор, как Трумен стал президентом, и пытался все спокойно обдумать. Он говорил, что Томми принес ключ, который подходил к клетке, находящейся где-то в глубине его сознания. К такой же клетке, как его собственная камера, только вместо человека в ней был тигр. Тигр по имени надежда. Вильяме принес ключ, который открыл дверцу, и тигр вырвался на волю разгуливать по его сознанию. Четырьмя годами раньше Томми Вильяме был арестован в районе Роуд Айленд, когда он вел краденую машину, набитую краденым товаром. Томми признался в своем преступлении, и ему смягчили приговор: два с небольшим года лишения свободы. Прошло одиннадцать месяцев, и сокамерник Томми вышел на свободу, а его место занял некий Элвуд Блейч. Блейч отбывал наказание за кражу со взломом.

– Я никогда раньше не встречал настолько нервозного типа, – говорил мне Томми, – такой человек не должен быть взломщиком, особенно вооруженным. Малейший шум, и он подскочит на три фута в воздух и начнет палить не глядя во все стороны… Однажды ночью он совершенно меня достал, потому что какой-то малый в нашем коридоре постукивал по прутьям своей решетки чашкой. Блейча это бесило.

Я провел с ним семь месяцев, прежде чем меня выпустили. Я не могу сказать, что мы беседовали с моим соседом. Вы не можете разговаривать с Элом Блейчем. Это он разговаривает с вами. Треплется все время, и заткнуть его не возможно. А если вы попытаетесь вставить хоть слово, он грозит своим волосатым кулаком, вращает глазами. У меня мороз пробегал по коже, когда он так делал. Огромный тип, довольно высокий, почти совершенно лысый, с глубоко посаженными злобными зелеными глазками. Господи Иисусе, только бы никогда не увидеть его опять.