Валерий Рощин - Подвиг разведчика Страница 14

— Пожалуй, — отвечал майор.

— Так вот… скажи-ка, успеешь до назначенного времени попасть в окрестности Ушкалоя? — немного подумав, спросил фээсбэшник.

— Если затемно выйдем — вполне. Тут не более двадцати километров.

— Тогда давай сделаем так…

И он обозначил группе Ярового некую промежуточную задачу, решение которой сулило получить куда более точные сведения о «Первоисточнике» и его партнере — Тимуре Даутовиче.

Получить и остаться при этом незамеченными.

«И помни, Константин, нас в этой архиважной миссии не интересуют мелкие разрозненные банды и прочая примитивная уголовщина. С этими отморозками, худо-бедно справляются местные силовики», — время от времени приходили ему на ум слова Серебрякова, сказанные перед отправкой в чеченские горы. Троих товарищей майор поднял около четырех утра, а в четыре пятнадцать — после легкого завтрака, группа приступила к спуску с вершины. Шли неторопливо — к нужному сроку поспевали, а генеральское напутствие все отчетливее всплывало и бередило мысли по дороге к Верхнему Ушкалою: «Центр оперативного анализа пуще воздуха нуждается в информации стратегического, или даже политического масштаба. Нам требуется знать, что замышляет Главный штаб вооруженных сил Ичкерии, планы теневого руководства Республики или же их союзников за кордоном. Сумеете решить данную задачу — спасем сотни, а то и тысячи жизней…»

Все это говорилось руководителем операции сутки назад, а пока командиру небольшой разведывательной команды приходилось гадать: имела ли по своей важности запланированная встреча неизвестного Хамзата с таинственным Тимуром Даутовичем «стратегический масштаб» или же все потуги группы сведутся к раскрытию «примитивной уголовщины». Но по мере приближения к неприметному селу, затерявшемуся на склоне горной цепи, повторявшей плавный изгиб Аргуна, он заставил себя думать об ином — о деталях предстоящего захвата посланника «Первоисточника».

И к тому моменту, когда шедший впереди снайпер подал условный знак, обозначающий: «цель в зоне визуальной видимости», план захвата был составлен…

Даже сейчас — посреди зимы и в канун нового года, эту южную грунтовку покрывал не снег, а светлая пыль. Дорога лениво проползала по малым взгоркам и уважительно обходила величавые скалистые горы, подолгу оставаясь пустынной, неживой. Путь этот служил продолжением асфальтовой трассы, шедшей с оживленного севера крошечной республики на юг — к последним, большим аулам и районным центрам. А дальше — до позабытых родовых селений, куда соседи и родственники местных жителей редко наведывались на машинах, предпочитая привычных быков да лошадей, пробивалась эта простенькая и малонаезженная дорога. В ожидании попутчиков на ее обочине можно было простоять и день, и два, и три, да так и не порадоваться случайной встрече…

Но странное дело: в это утро на одном из поворотов, километрах в полутора от Верхнего Ушкалоя, у гладкой вертикальной скалы на холодном, промерзлом грунте неподвижно лежал смуглолицый человек. Глаза его были закрыты, дыхание прерывисто и неровно. Рядом сидел худощавый бородатый старичок в тонкосуконном халате и с белой чалмой на голове.

Сидел он напряженно и неудобно, хотя в позе такой — скрестивши ноги и наклонившись телом вперед, мог раньше находиться часами. Иногда мелковатый дедок не глядя простирал в сторону руку, дотягиваясь до стоявшего в тени камней кувшина, поливал из него ледяной водой на скомканную рогожку и трогал ею пересохшие губы умирающего. После растерянно взирал по сторонам, особливо вглядываясь в черневший высокими кедрами противоположный отвесному утесу пологий откос, и принимался безудержно молиться…

Вдруг за дальним поворотом послышался скрип. Куцые брови старика встрепенулись, висевшие на сложенных ладонях четки дважды дернулись, тонкие губы, за миг до того заученно шептавшие тарикаты, застыли. Опомнившись, он поправил головной убор и вгляделся подслеповатыми глазами в белесый изгиб, исчезающий вдалеке за каменной глыбой.

Вначале из-за серой бесформенной гряды показался худой негодящий вол, потом выплыла деревянная арба меж двух огромных, монотонно вихлявших в стороны колес. На квадратном коробе, служившим основанием повозки, сидели двое: молодой мужчина и мальчуган лет десяти. Не доехав до старика и больного метров пяти, восточный транспорт остановился.

Мужчина в залатанной куцегрейке спрыгнул наземь, растерянно поклонившись, произнес традиционное приветствие и озабоченно спросил по-чеченски:

— Кто вы, отец? И что случилось?..

Пожилой мусульманин оглядел арбу, потом простолюдинов — бедных, с уставшими от скудных неспокойных времен лицами и с ровною добротою в голосе ответил:

— Хафиз я… из Дербента. Ризваном Халифовичем зовут. От самой Мекки идем… Давно уж странствуем.

— А я Аюп из Ушкалоя, — представился возница а, походя — меж словами, мягко опустил широкую натруженную ладонь на непокрытый затылок мальчишки, принуждая того поклониться. После учтиво прошептал: — Так вы, уважаемый, совершали хадж!..

Подросток исполнил волю отца покорно, но юное любопытство держало верх, и он все ближе перемещался к лежавшему мужчине…

— А что же с вашим попутчиком? — склонился над еле дышащим человеком Аюп.

— Это с ним иногда происходит. Давно болеет… Надеюсь посещение жемчужины Мекки — храма Кааба излечит его хворь.

— Могу ли я чем-нибудь помочь, хаджи Ризван? Дать вам воды, лепешек или немного денег?

— Благодарю тебя, сын мой. Ты поезжай… Аллах вознаградит тебя за добрую душу. А попутчик мой отдохнет, восстановит силы, и мы снова тронемся в путь.

Мальчишка несмело коснулся плеча больного, погладил его щеку, обросшую редкой и короткой бородой. Сочувственно цокнув язычком, заботливо смахнул чумазой ладошкой с лица того несколько крохотных снежинок…

— Не довезти ли вас до села? — опять нашелся мужчина, уж было собравшись взобраться на повозку.

Но тот отрешенно смотрел куда-то невидящим взором и, позабыв о мимолетной встрече, нашептывал высказывания Мухаммада. Вол, поднатужившись, тронул высокую арбу, и по округе сызнова разнесся скрип, разбавленный гулким стуком мельтешивших колес о неровности дороги. Скоро две сгорбленные фигурки, сидевшие на деревянном коробе, доверху набитом округлыми камнями, плавно уплыли вдаль…

— Вы уж коли взялись, папаша, фантазировать, так доводили б дело до конца, — внезапно оживши, проворчал «умирающий».

Улем перестал шептать и стрельнул прищуренным глазом на недовольного напарника:

— Ва-ай, дорогой Паша!.. Ты, оказывается, обманщик!? Говорил: языка чеченского не знаю; а сам лежал, слушал и мал-чуток понимал?

— Что ж я, имени вашего, да слов «Дербент» с «Дагестаном» не разберу? Они и на тарабарском звучат так же. Зачем вы называете незнакомым людям свое имя и место жительства? А ну как они догадаются о вашей причастности…

— По-твоему, я должен врать людям с первой фразы?

— Ну, так начните со второй…

— Дорогой Паша, — поучительным и возвышенным тоном перебил Чиркейнов, — долгим служением Всевышнему я заработал такой непререкаемый авторитет в Дербенте, да и во всем Дагестане, что одного моего слова будет достаточно для полного оправдания.

— Ну, смотрите, дело ваше. А, по мне проще было б наплести… Так что, не похож этот Аюп на бандита?

— Нисколько!

— А много ли вы их видели-то — бандитов, на своем каспийском побережье?

— подозрительно спросил старшина.

— Мал-чуток довелось… — отчего-то вздохнул тот и вдруг всполошился: — Цог, Паша, цог!.. Молчи, — кто-то едет!

Но Ниязов уж и сам заслышал гудящий двигатель автомобиля — вновь откинулся головой на скомканный порожний мешок, прикрыл глаза и вид принял прежний — угасающий, полуживой.

По вздыбленному косогору, поднимая жгуты сизой пыли, мчалась белая «Нива». Вынырнув из-за поворота, она немного сбавила скорость и, почти миновав находившихся под скалой мужчин, резко тормознула. Одновременно раскрылись три дверцы и из машины вышли трое чеченцев, одетых в добротную теплую одежду.

И опять улем отвечал на вопросы старшего из этих троих — чернобородого статного мужчины, почти слово в слово повторяя недавний диалог с Аюпом. Лишь в конце недолгой беседы, когда недоумение пассажиров «Нивы» от неожиданной встречи заметно поубавилось, чернобородый стал предлагать более щедрую помощь, нежели бедняк на воловьей повозке:

— Я могу довезти вас до села, а потом отправить на машине дальше — до Шали. От Шали доберетесь автобусом до Хасавюрта…

Но старик упорно стоял на своем, желая самостоятельно завершить долгий поход в Мекку. Пожимая плечами в ответ на упрямство старого богослова, троица собралась возвратиться к машине. Вот тогда-то улем и вскочил на ноги, вдруг засеменив следом.