Александр Щелоков - День джихада Страница 14

Будто сквозь вату входили в уши глухие слова командира:

— Хочешь, можешь не верить, но ни полк, ни дивизия представлений на тебя не подавали. Я спрашивал комдива. Он удивился не меньше, чем ты.

— Может быть, куда-то переводят?

— Если бы! — Полковник к этим словам прибавил весомый довесок мата.

— В приказе сказано прямо: уволить в запас.

Впрочем, увольнение не пугало Салаха. Это не так страшно и не так опасно, как падение без парашюта. Самым неприятным в этой истории было то, что его. Подполковника, кадрового военного, отмеченного двумя ранениями и двумя боевыми орденами, выталкивали в бомжи без всяких объяснений.

На ум пришла горькая мысль. О том, как долго его мытарили, прежде чем зачислить в военное училище. Анкеты. Справки. Проверки. Дополнительные анкеты. Подробная автобиография. Наконец, экзамены. И вот теперь выясняется, что все прошлые хлопоты пошли псу под хвост. Офицера можно вышвырнуть из строя вон, даже не объясняя ему, за что и почему.

В Москве, в ГУКе где каждая живая душа лишь номерной символ в файлах большого компьютера, о судьбах отдельных людей не пекутся. Там работают не с людьми — с кадрами. Идет приказ: тысяче офицеров присвоить очередные звания. Сто человек произвести в офицеры. Две тысячи — уволить. Все нормально, не так ли? И все равно — за что? Но это угадать он так и не смог…

2

В предбаннике райотдела милиции станицы Ковыльной, за стеклянной стеной, словно в аквариуме, сидел дежурный, Полуян столкнулся с подполковником в старой, но хорошо отглаженной милицейской форме.

Он явился сюда, чтобы оформить общегражданский паспорт вместо офицерского удостоверения личности. Затем следовало прописаться, хотя в демократической России этот акт элегантно именуют теперь «регистрацией проживания».

Подполковник пристально вгляделся в вошедшего, стараясь угадать, почему показались ему знакомыми черты этого человека. И вдруг спросил растерянно:

— Полуян?! Игорек, неужто ты?

— Сурмило! — Полуян раскинул в стороны руки. — Степан!

Они обнялись, тиская и похлопывая друг друга. Пять лет, проведенные в школе за одной партой, списывание контрольных, один комплект шпаргалок на двоих — такое что-то да значит в жизни.

— Пошли. — Сурмило взял Полуяна под руку и повел в кабинет на второй этаж. — Ты в Ковыли совсем или так, наездом?

— Похоже, совсем. У меня… неприятности…

— Не надо, Игорь. Мы здесь тоже газеты читаем. Пойдешь ко мне в милицию? Большой должности не обещаю — сам не велик кулик, но место найду. Гарантирую полную самостоятельность.

Единственным прикрытием Ковыльной с юга был пикет ГАИ на въезде в станицу. Но особых надежд на него Сурмило не возлагал по двум причинам.

Прежде всего, потому, что начальник пикета прапорщик Турченко превратил точку в место сбора дани с проезжавших через Ковыльную иногородних машин. Пресечь поборы раз и навсегда Сурмило не рисковал — Турченко приходился родней, вернее, свояком. Тронь его — и домашней войны не избежать.

Неожиданная встреча с Полуяном подвигла Сурмило предложить старому приятелю место. Какую еще тот найдет работу в Ковыльной, где уже и сейчас многие ходят без дела?

Создать на месте пикета ГАИ полноценный блокпост мог только человек энергичный, самостоятельный, имевший серьезный боевой опыт. Таких людей у Сурмило не было.

— Насчет самостоятельности ты всерьез? — Полуяна заинтересовала именно эта сторона предложения.

— Игорь, мое слово! Есть возможность, даже больше того — необходимость создать крепкий заслон на въезде в Ковыльную.

— Разве его у вас нет?

— Есть обычный пикет, но он не выдерживает никакой критики. Туда нужен хороший командир. С твердой рукой и ясным пониманием дела. Такой, как ты.

— Кто там сейчас начальник?

— Хорошо, Игорь. Говорю как на духу: мой свояк Турченко. Дерьмо мужик. Его гнать сраной метлой…

— Так в чем же дело?

— Откровенно? Мне моя баба глотку порвет. Турченко — муж ее родной сестры. Мне скажут, что его не топить, а спасать надо.

— Как же его уберу я?

— Придешь и прогонишь. Я дам тебе все факты. Ты и с меня снимешь груз. А бабам я скажу, что тебя рекомендовали из края…

— Хитер ты, Степан!

— Ничего не поделаешь. В наше время простота — хуже воровства.

— Какой штат?

— Десять человек. Вместе с тобой. Сейчас их там — семеро.

— Могу я сам подбирать мужиков?

— Даю карт-бланш. Только не откладывай. Раз, два — и за дело.

— Я еще паспорт не получил.

— Беда-вода! Дам команду, тебе его домой принесут.

К пикету Полуян поехал на велосипеде. Еще издалека он увидел Могилу — огромный курган, который лежал посреди степи. Он тянулся на полкилометра с севера на юг и круто вздымал свои бока метров на тридцать в высоту.

Дороги обтекали Могилу с двух сторон. Одна шла с юго-запада, другая — с юго-востока. Неподалеку от пикета они сливались в тракт, который пересекал Ковыльную и через степи удалялся в центральные области России.

Пикет стоял примерно в ста метрах от развилки, ближе к станице. Домик из глинобитного кирпича давно не белили, и он стал пегим: на грязно-белом фоне желтели пятна разных размеров. В стороне от домика на кирпичном основании лежала цистерна, снятая с автомобильного шасси. На ржавом боку виднелись остатки надписи «огнеопасно», поверх которых черным печным лаком вывели слово «Вода».

Заметив незнакомого человека, один из стражей порядка встал, поддернул сползавшие брюки и пошел навстречу. Рослый, крепкий, загорелый, он был полон уверенности и властной силы.

— Тебе кого?

— Да вот пришел взглянуть на это хозяйство.

— Посмотрел? — Милиционер не выказал ни капли любезности. — Теперь гуляй мимо.

Заметив, что Полуян не внял его совету, милиционер повысил голос:

— Что, не ясно сказано?

— Прапорщик Турченко, я угадал?

Озадаченный страж порядка внимательно вгляделся в гостя, но не узнал и спросил с подозрением:

— Чего надо-ть?

— Хожу, ищу работу. — Полуян поддержал нагловатый тон, предложенный прапорщиком. — Говорят, вам здесь нужен начальник. Некий Турченко бездельничает. Пора его менять.

Штучки подобного рода не проходят даже в столицах. Офицеры контрольно-оперативной службы, выезжая на задержание мздоимцев в милицейских мундирах, заранее готовы встретить сопротивление вплоть до вооруженного. Выйдя на путь незаконного промысла, стражи порядка перенимают худшие привычки криминального мира и становятся не менее опасными, нежели преступники-рецидивисты.

А если говорить о провинции, да еще глухой, вроде станицы Ковыльной, то здесь вообще мало кто вспоминает о законе, предпочитая решать спорные вопросы силой. А почему нет? Тем более, если за твоей спиной такая стена, как начальник милиции?

— Не знаю, кто ты, — Турченко надвинулся на Полуяна, сильный и злой, — но пошел бы ты отсюда, пока тебе не обломали ребра. — Подумал и добавил:

— Здесь блокпост, и я вправе все… вплоть до применения…

— Это блокпост?! — Полуян пнул пивную банку, оказавшуюся под ногами. Та с грохотом отлетела к куче мусора, набросанной рядом с домиком пикета. — Вот что, мужики, или мы будем с вами служить, или заранее собирайте котомки.

Глаза Турченко полыхнули огнем. Он схватил и сжал запястье левой руки Полуяна железным хватом.

Это уже выходило за пределы.

Полуян перехватил руку Турченко правой, крутанул ее против часовой стрелки, отставил левую ногу и, усиливая рывок всем телом, согнул прапорщика в пояснице. Наращивая давление, заставил его вскрикнуть.

— Отпусти!

И толкнул Турченко. Тот упал на колени в густую, как цемент, пыль.

Бросив побежденного, Полуян подошел к навесу. Снял с крюка автомат. Отсоединил рожок магазина. Щелкнул затвором. Приложил дуло к глазу, посмотрел на свет через канал ствола.

— Когда в последний раз чистили?

Полураздетый напарник Турченко внимательно следил за действиями гостя, без сопротивления признав в нем будущего начальника.

— Фамилия?

— Сержант Тараненко.

— Почему в стволе ужи ползают?

Не понявший командирского юмора сержант растерянно хлопал глазами.

Полуян осмотрел автомат снаружи. На крышке ствольной коробки краснели мелкие пятна ржавчины.

— Такое оружие в руки брать противно! У него корь. Видите сыпь и не лечите… Вой-йяки хреновы!

Турченко поднялся с колен, отряхнул брюки от пыли и начал одеваться. Натянул на плечи рубаху. Накинул на голову кепку. Вынес из помещения оружейные принадлежности. Подошел к столу. Взял автомат. При этом он все время бурчал нечто невразумительное, перейдя от открытого сопротивления к демократическому оппозиционному ворчанию.

Наведя на пикете шорох и обратив строптивого Турченко в христианскую веру, Полуян вернулся в станицу только в сумерки.

3