Кирилл Казанцев - Черные ястребы Страница 14

– Дай-ка мне все то, что она тебе дала, – настойчиво потребовал профессор.

– Ничего она мне не давала, я уже сказал.

– Хорошо, – профессор поморщился. – В другой ситуации я бы с тобой согласился, но только не сейчас. Выворачивай карманы, фетишист.

Водичка вздохнул, не стал возражать и принялся доставать из карманов всякие безделушки, тайно украденные у Франтишки. На матрас легли брелок с медвежонком, стеклянный пузырек ароматического масла и дешевенькая заколка в форме бабочки. Последнюю Лукаш тут же схватил в руку и принялся рассматривать – так, словно видел впервые.

– Кончик остренький, а главное, длинненький. Поломаться не должен, – заговорщицки шептал он, вертя в пальцах китайскую безделушку, которую можно купить в каждом газетном киоске.

Водичка и Карл, забыв прежние обиды, переглянулись: мол, что это со «стариком», что у него с головой случилось на почве последних событий?

– Коллеги, забудем разногласия, – пафосно заявил профессор, глядя на решетку. – У меня есть одна неплохая идея, для реализации которой понадобится и ваше участие…

Глава 5

В окнах домика, сложенного насухо из каменных плит, вечерний ветер колыхал выцветшие занавески. Где-то совсем неподалеку в кроне дерева кукушка завела свое бесконечное «ку-ку». Казим сидел посреди помещения, поглядывал то на закопченные балки стропил над своей головой, то на Франтишку Сагнер. Девушка убиралась в доме усердно, словно именно ей, а не боевикам предстояло тут жить. Спортивная, привыкшая к долгим пешим переходам в горах, она легко сгибалась, без напряжения доставая влажной тряпкой пол, при этом ноги ее оставались прямыми. Молодой кавказец в такие моменты, немного стыдясь своего интереса, зыркал на то, как джинсы туго обтягивают женские бедра, как проступают формы тела.

– А ты не пялься, – произнесла Франтишка, даже не глянув на него.

Казим лишь кашлянул, но взгляда не отвел. Тогда Сагнер сменила позу, присела на корточки и, плотно сдвинув колени, принялась выгребать влажной тряпкой пыль из-под стола.

– Даже теперь пялишься, – с укором произнесла молодая чешка. – И на что ты смотришь? Ты что, раньше женщин в брюках не видал?

– Видал, но наши так не ходят, – отстраненно произнес кавказец, поглаживая приклад автомата; он волновался, а потому и не знал, чем занять руки.

Франтишка прополоскала тряпку в ведре и энергичнее взялась тереть пол.

– Расселся посреди дома… Не видишь, я тут мою. – Влажная тряпка легонько хлестнула по туристическим ботинкам Казима.

Сагнер специально говорила властно, так, как сказала бы боевику его мать или сестра, займись она уборкой в доме. Знакомая Казиму ситуация и интонация сработали. Кавказец поднялся и отодвинул табурет. Теперь ему приходилось отступать к двери перед мелькавшей у его ног тряпкой. Так Казим отошел к самой двери. Франтишка, сидевшая на корточках, подняла голову.

– Воды свежей принеси, еще раз все протереть надо. – Она придвинула к своему тюремщику ведро с грязной водой, в которой плавали щепки, горелые спички и пожелтевшие листья.

Казим не стал спорить. Ему и самому нравилось, что в доме стало чище, нравилось, что он может рассматривать пленницу во время работы. Он подхватил ведро, вышел за дверь, опустил в пазы массивную щеколду и даже подергал ручку, после чего пошел вдоль дома, задержался возле решетки, отгораживающей пленных мужчин-метеорологов. Чехи, как показалось ему, вели себя мирно, дремали, сидя на матрасе. Профессор сонно открыл глаза и выпрямил ноги. Удовлетворенный тем, что пленники уже смирились со своей участью, Казим выплеснул грязную воду в кусты и пошел набирать свежую, при этом напевал себе под нос что-то протяжное и гнусавое.

Франтишка, оставшись одна, тут же забыла об уборке. Она мгновенно бросилась к давно присмотренной ею металлической линейке, лежавшей на пыльной полке. Девушка сжала ее в руке и подбежала к двери, прислушалась к удаляющемуся пению кавказца. Кончик линейки скользнул в щель между дверью и коробкой. Но сколько Сагнер ни пыталась сдвинуть металлической полоской щеколду, ничего у нее не получалось. Вот если бы дверь запиралась на крючок, тогда бы другое дело – его можно было поднять. А тут толстый дубовый брус лишь немного ходил по направляющим.

– Черт, черт. Неужели все так плохо? – бормотала Франтишка, в отчаянии сгибая металлическую линейку.

И тут среди газет, лежавших на столе, что-то щелкнуло-затрещало, а затем отозвалось искаженным маломощным динамиком голосом главаря банды «Черных ястребов».

– Казим, ты меня слышишь? – наступила пауза. – Да ответь же. Б… не слышит. – Следующие слова уже предназначались явно не Казиму, а кому-то, кто стоял с говорившим рядом. – Так что это получается, я его рацию со стола взял, а свою потерял, что ли? Казим! Не слышит, б… – Вновь что-то щелкнуло, и голос Руслана исчез.

Франтишка взволнованно дышала. В руках у нее была уже бесполезная согнутая металлическая линейка. Сагнер разгребла газеты на столе и обнаружила под ними небольшую рацию, откуда только что прозвучал голос Руслана. Рация, конечно, не мобильник, но все же надежда дать миру знать о своем плене.

Франтишка торопливо засунула трубку в нагрудный карман и решительно посмотрела на дверь.

– Сейчас или никогда, – проговорила она тихо.

Казим особо не спешил возвращаться. Время, проведенное в одном помещении с Франтишкой, ее вкрадчивый голос, соблазнительные формы, легко угадывающиеся под облегающими джинсами, действовали на молодого кавказца тлетворно. Он уже чувствовал, что еще немного – и не выдержит, начнет приставать к пленнице. А главарь за это по голове не погладит. Руслан всегда четко и однозначно разделял бизнес и личное. Если бабу взяли в качестве заложницы, то именно как с заложницей с ней должны и обходиться.

Вода в ведре переливалась через край, брызгала на пыльные ботинки. Автомат раскачивался на плече, кавказец неторопливо шел к дому. За решеткой в «каменном мешке» по-прежнему мирно дремали заложники-мужчины. Никаких тебе претензий, никаких протестов. Люди вроде бы просто терпеливо дожидались, когда решится их участь. Жизнь казалась Казиму вполне спокойной и счастливой. Он поправил автомат на плече, пригладил взъерошенные горным ветром волосы, отодвинул щеколду и вошел в дом. Сделав пару шагов, кавказец остановился в недоумении – Франтишка исчезла, просто растворилась в воздухе. Спрятаться здесь было практически негде. Окна, как путь побега, можно было сразу отбросить. Их специально сделали маленькими – взрослому человеку не пролезть.

Под сердцем нехорошо екнуло. А затем Казим, сообразив, быстро обернулся. Но было уже поздно. Франтишка за его спиной успела выскользнуть за открытую дверь и тут же задвинула толстый брус дубовой щеколды.

– Стой! Не дури! – Казим все еще не терял надежды, что легко сможет вырваться наружу, ударил ногой в дверь.

Дверная коробка вздрогнула, но выдержала, лишь из щелей посыпались мелкие камешки.

– Открывай, сучка!

Кавказец разогнался и что было силы ударил плечом в дверное полотно на уровне щеколды. А затем разразился длинным и замысловатым проклятием, обращенным к тому плотнику, который со знанием дела изготавливал дверь. Сработано было на совесть. Последовало еще несколько ударов – таких же безрезультатных, как и предыдущие.

– Твою мать. – Казим бросился к маленькому окошку, сорвал занавеску, но наружу удалось просунуть только голову.

Увидел он немного, но и этого было достаточно, чтобы изойти злобой. Из-за неровного угла дома он мог видеть край решетки «каменного мешка». К Франтишке из-за арматурных прутьев тянули руки ее коллеги, а она чем-то ковырялась в навесном замке.

– А ну стоять, пристрелю всех на хрен! – взревел молодой кавказец, понимая, что задумали заложники.

Но выполнить угрозу ему не удалось. В узкое окошко никак не могли пройти одновременно автомат, руки и голова. Приходилось выбирать, чем можно поступиться. Казим высунул в окно оружие и вслепую дал несколько очередей. Послышался испуганный визг Франтишки, а затем раздался тихий смех и настороженный шепот.

Кавказец решил не рисковать. Шустрая девушка вполне могла подкрасться незамеченной и попытаться завладеть высунутым в маленькое окошко автоматом. Разъяренный Казим стал посреди чисто убранного дома. На полу еще виднелись следы влажной тряпки. Он вдавил спусковой крючок – загрохотала очередь. Пули впивались в толстые доски двери, откалывали щепки, но полотно держалось на прежнем месте. Казим стрелял, пока не кончились патроны в рожке, и тут же присоединил новый. Однако сдержался, не нажал вновь на спуск, ведь было ясно – чтобы вынести дверь, нужен не автомат, а крупнокалиберный пулемет.

Он стоял посреди помещения и смотрел вверх на закопченные, почерневшие балки стропил, словно собирался повеситься, вот только раздумывал, где взять веревку.