Фридрих Незнанский - Последняя роль Страница 14

Радужное настроение Митрохина немного омрачала лишь одна мыслишка. Так сказать, чайная ложка дерьма в бочке с медом. И у это чайной ложки было название — агентство «Глория». Знающие люди доложили Митрохину, что парни из «Глории» что-то уж слишком активно зашевелились.

Ну, ничего. Прихлопнуть их — занятие плёвое. Тем более, что самый опасный человек «Глории» сейчас далеко от Москвы, и ему явно не до Митрохина. А с остальными ничего не стоит справиться.

Зазвонил телефон. Митрохин ленивым движением прижал трубку к уху:

— Слушаю вас.

— Илья Иванович, возле офиса вас ждут парни из «Глории».

— Ждут, говоришь?

— Угу. Настроены очень решительно.

Митрохин криво усмехнулся.

— Реши-ительно, — насмешливо протянул он. — А знаешь такую басню — «Слон и Моська»?

— В школе читал.

— Ну, тогда какого черта мне звонишь?

— Извините, Илья Иванович. Я думал…

— Поздравляю. В следующий раз думай лучше. И не тревожь меня по пустякам.

Митрохин сложил телефон и сунул его в карман. Надо же! Они уже возле офиса пасутся. Ну, эти козлы допрыгаются. Точно допрыгаются. Придется обломать им рога. А если и это не поможет, — придется переломать их ноги.

— Да будет так, — пробасил Илья Иванович, затянулся гаванской сигарой и выпустил изо рта огромное, косматое облако вонючего дыма.

Высокая, худая женщина вскочила с дивана и бросилась навстречу Митрохину.

— Илья! — воскликнула она, падая в его объятья. Из глаз женщины покатились слезы, и она пару раз всхлипнула. — Как хорошо, что ты пришел!

— Ну-ну-ну… Успокойся, Маша. — Митрохин погладил женщину ладонью по спине. — Жизнь ведь продолжается. Как бы плохо нам ни было, она продолжается. А значит, надо жить.

— Жить? — Мария Ивановна Симонова отпрянула. — Как ты можешь так говорить? Ивана больше нет!

— Маш, все люди смертны. Умрем и ты, и я. — Митрохин поморщился, он терпеть не мог подобных разговоров. — Мне тоже его не хватает, поверь. Но ведь прошлого уже не вернешь. Что случилось, то случилось.

Мария Ивановна снова заревела. На этот раз Митрохин погладил ее ладонью по волосам, с удовольствием отмечая, что волосы у женщины мягкие и шелковистые, а пахнет от нее хорошими духами. Прижимая ее к себе и продолжая утешать, Митрохин с удивлением почувствовал, что возбуждается.

— Ладно, — сказала Мария Ивановна и всхлипнула в последний раз. — Пойду сделаю кофе.

— Лучше чай, — сказал Илья Иванович. — От кофе у меня побаливает сердце.

Дождавшись, пока женщина ушла, Митрохин принялся расхаживать по комнате, осматривая картины и фотографии. Он видел их сотни раз, но тогда Симонов был жив, и всё это воспринималось как-то иначе.

Теперь Симонова не было. Ни дома, ни в городе, ни в природе. Его не существовало. Пустое место — вот, во что он превратился. Сознавать это было немного странно, но приятно.

Ну, допустим, эта картинка… Митрохин остановился возле картины, изображающей безлюдный берег какого-то северного моря, заросший могучими соснами. Симонов не чаял в этой картинке души. Однажды Илья Иванович, объясняя что-то, ткнул в центр картинки пальцем, — так Симонов чуть с ума не сошел от ярости и испуга. Принялся кричать, размахивать руками.

А теперь Симонова нет. И можно сделать вот так…

Митрохин послюнил палец и потер одну из сосен. Затем сколупнул кусочек масляной краски ногтем. На картине осталось едва заметное пятнышко. Илья Иванович посмотрел на него и усмехнулся.

И никакой Симонов ничего не скажет. Можно сорвать эту чертову картину и помочиться на нее! Пусть Симонов перевернётся в своем дубовом, украшенном бронзовыми вставками, гробу!

Впрочем, не перевернется. Потому как Симонов нынче — груда гнилого мяса, в которой нет ни проблеска жизни, ни смысла. Куча никому не нужного дерьма.

«А я вот жив и здоров, — подумал Митрохин и с удовольствием погладил ладонью свой круглый, тугой живот. — И проживу еще лет двадцать, а то и тридцать — если повезёт!»

В гостиную вошла Мария с подносом в руках.

— Тебе помочь? — деликатно поинтересовался Илья Иванович.

— Нет, не надо. Я уже всё принесла.

Женщина поставила поднос на журнальный столик. Митрохин, воспользовавшись тем, что Симонова стоит к нему спиной, еще раз колупнул картину и вытер испачканный палец черным шелковым платком.

— Садись пить чай, — сказала Мария.

Митрохин прошел к столику и уселся в глубокое кресло, с удовольствием отмечая, что на подносе, помимо чайных чашек, стоят вазочки с вареньем. Он обожал варенье.

— Ох, Илюша, как же мне плохо, — пожаловалась Мария. — Я совершенно не умею жить одна.

— Я тебя понимаю, — кивнул Митрохин. — Теперь тебе придется жить заново.

— В том-то и дело. — Мария вздохнула. — Но я даже не знаю, с чего начать. Я ведь никогда не вникала в бизнес мужа. Он зарабатывал деньги, я — занималась домом. Даже если бы я захотела, он бы не стал посвящать меня в свои дела. Он считал, что место женщины у плиты.

— О, да, — мягко улыбнулся Митрохин. — В этом Иван был непреклонен. Однажды он даже процитировал мне по памяти несколько абзацев из «Домостроя». Сказал, что это самые мудрые строки, из всего, что понаписало человечество. Я попробовал с ним спорить, но… Ты же знаешь, что переубедить Ивана в чем-то было невозможно.

— Да уж, — улыбнулась Мария.

«Да уж, — со мстительной злостью подумал Илья Иванович. — Однако мне, кажется, удалось решить и эту проблему».

Он зачерпнул варенье серебряной литой ложечкой и с удовольствием отправил его в рот. Затем отхлебнул чаю и сказал:

— Маш, тебе сейчас нельзя раскисать. Впереди у нас много работы. Ты должна быть сильной.

— Легко тебе говорить — ты же мужчина. А у меня просто всё из рук валится. Начала просматривать какие-то бумаги, так ни строчки не поняла. Какие-то активы, пассивы… Мне тут уже три консультанта позвонили. Набиваются в помощники.

Митрохин чуть не поперхнулся чаем.

— А ты? — едва скрывая тревогу, спросил он. — Что ты им сказала, этим акулам?

— Сказала, что подумаю, — грустно ответила Мария. — И если решу прибегнуть к их услугам, перезвоню им. Я правильно поступила?

— Вполне, — удовлетворенно сказал Митрохин. — Этих шакалов только подпусти к деньгам. Они тебя вмиг без последней рубашки оставят.

— Я так и подумала, — кивнула Мария. — Не нравится мне вся эта суета. Всё это хлопанье крыльями. Чувствую себя лакомым кусочком, который каждый норовит съесть.

Митрохин тихо засмеялся.

— Отличное сравнение, — сказал он. — Но съесть им тебя не удастся, пока рядом есть я. Так им и скажи.

Мария улыбнулась и пожала Митрохину ладонь тонкими, прохладными пальцами.

— Спасибо тебе, Илюш. У меня только на тебя вся надежда. И если ты меня не поддержишь?…

— Даже не думай об этом! — горячо проговорил Митрохин. — Ты жена моего лучшего друга! Я любил Ивана, и я люблю тебя. И я за тебя отвечаю! Уверяю тебя, сделаю всё, чтобы ты была счастлива!

Илья Иванович взял руку Марии, поднес ее к губам и поцеловал.

— Ах, Илья… — Мария слегка покраснела. — Кстати, как тебе варенье? — спросила она смущенно.

— Замечательное варенье! Если ты скажешь, что сама его приготовила, я тебе поверю.

— Но я, и в самом деле, приготовила его сама.

— Ты просто волшебница!

Митрохин снова поцеловал руку женщины.

— Так ты говоришь, что пока никого не подпускала к бумагам и расчетам Ивана?

— Никого, — с улыбкой ответила Мария. — Я ждала тебя. Чтобы ты мне что-нибудь посоветовал. Адвокат Ивана сказал мне, что если я продам свою часть бизнеса, я могу неплохо на этом заработать. Но я ему не верю. Он всегда смотрел на меня сквозь пальцы. Даже общался со мной так… будто презирает меня за глупость. Я Ивану на него жаловалась. Но он только смеялся и пожимал плечами.

— Это ты про Скворцова говоришь? — уточнил Митрохин. — Он советовал тебе продать свою долю?

— Да, — кивнула Мария.

Илья Иванович нахмурился.

«Значит, этот подонок Скворцов уже попытался сунуть свой поганый нос в чужое дело, — подумал он. — А ведь я с ним говорил. И он обещал мне не лезть. Ну, гнида судейская, я тебе это припомню».

— Этот Скворцов — скользкий тип, — небрежно проговорил Митрохин. — И весьма темная личность. Я не раз говорил твоему мужу, чтобы он не связывался со Скворцовым. Ты знаешь, я даже не удивлюсь, если узнаю, что этот взрыв подстроил именно Скворцов.

— Да ты что?! — Мария сделала круглые глаза. — Ты действительно его подозреваешь?

— Ох, Маша, — вздохнул Илья Иванович. — Я уже и не знаю, кого подозревать. Нам с Иваном многие завидовали, ты же знаешь. Было много желающих разорвать наш бизнес на куски и сожрать нас по частям. Если бы не стойкость Ивана, я не знаю, где бы мы сейчас были. Но Скворцову не верь. Послушай… — Глаза Митрохина подозрительно блеснули. — …А он не предлагал тебе продать свою долю ему?