Юрий Корчевский - Сибиряк. В разведке и штрафбате Страница 15

Алексей думал иногда: коли наше оружие лучше, так дайте его армии! Мысли были правильные, но вслух он их никому не высказывал, помня дикий случай в учебке. Однако разведки этот запрет не касался – уж больно служба специфическая. При походах в немецкий тыл часто приходилось использовать для маскировки униформу врага. Сапоги – всегда, чтобы со следа сбить, поскольку отпечатки подошв советских и немецких сапог различались. Немецкие автоматы были компактнее и легче советских, и при походах на большие расстояния каждый грамм веса был на счету.

Были еще два обстоятельства. В немецком тылу проще добыть патроны, и, кроме того, слыша стрельбу немецкого автомата, немцы не поднимали тревоги, полагая, что стреляют свои. Мало ли – по собакам, по партизанам… «Голос» советского ППШ или ППД сильно отличался от «голоса» немецкого МР 38/40. И только когда во второй половине войны появился ППС, разведчики с радостью приняли его на вооружение. Он был легче немецкого, проще, а стало быть – надежнее.

Сначала в теплой избе Алексей научил бойцов разбирать и собирать автомат, пользоваться им, и только после этого они отправились на стрельбище. Сначала стреляли с пятидесяти метров, потом – с семидесяти пяти. Стрелять же из МР 38/40 на сто метров и дальше – только попусту жечь патроны. Алексей рассказывал бойцам и о том, как надо задерживать дыхание и плавно нажимать на спусковой крючок.

До вечера они, едва не оглохнув, расстреляли «цинк» люгеровских патронов и на следующий день взяли с собой уже два «цинка». Стреляли с разных положений: лежа и стоя, с колена и с перекатом.

К концу второго дня все научились сносно попадать в мишень, и Алексей с чистой совестью доложил Мокрецову, что его приказ выполнен.

– Теперь учи работать с минами, – спокойно отреагировал тот.

– Пособия нужны учебные. Не дай бог ошибется кто – придется новое пополнение просить.

– Это верно. Но ты основы дай: как мины искать, что такое «растяжка», как пользоваться трофейными гранатами… Словом, не мне тебя учить.

Алексей вздохнул. Приказ есть приказ. Он взял у старшины наши РГД-33, Ф-1 и немецкие М-24 и М-39. У немецких запалов особенность была – дергать за шнур надо было резко, иначе терочный запал мог не воспламениться. И еще: пороховой замедлитель горел долго, 4,5 секунды, и зачастую этого времени нашим бойцам хватало, чтобы поднять гранату с земли и швырнуть ее назад, к немцам. Он объяснил, как ставить растяжки и как снимать их, где искать проволоку при устроенной ловушке.

К обеду Алексей выдохся, но уже после обеда рассказывал о минах и рисовал прутиком на снегу, как они выглядят и чем опасны. Пехотинцу противотанковая мина была не опасна, даже если он на нее наступит – взрыватель мины был рассчитан на большой вес: танка, бронетранспортера.

На следующий день занятия с пополнением проводил сам Мокрецов. Он объяснял и показывал практически, как снимать часового ножом, как связывать «языка», на сленге разведчиков – «пеленать». Потом пошли тонкости маскировки, проход через колючую проволоку и много чего еще. Большинство этих знаний Алексей уже постиг на практике, но все равно слушал внимательно. Командир взвода, имея богатый опыт, говорил только о необходимых вещах, не углубляясь в теоретизирование – как далеко слышен выстрел пистолета, винтовочный, пушки.

– Это еще зачем? – удивился один из новобранцев.

– А как ты, находясь в немецком тылу, определишь расстояние до передовой? Вопрос жизненно важный. Если передовая в километре, можно ползти и быть готовым перебраться через траншею. А если до передовой десять километров? Их ты тоже ползти на животе будешь?

И таких, казалось бы, мелочей было много. Общими усилиями они поднатаскали бойцов за неделю. Хуже было с другим: опытных разведчиков во взводе – хорошо если пяток остался.

И еще нужны были ножи. Для разведчика нож – не баловство, не инструмент для открывания консервных банок. Как бесшумно снять часового или перерезать провод? Только нож и выручает. Каждый выкручивался сам, как мог. Снимали ножи с убитых немцев, выменивали их у связистов или пехотинцев на табак, водку, хлеб. В штатном расписании ножи не значились, и советской промышленностью не производились – считалось, что бойцу достаточно штыка. Но на трехлинейке штык был длинным, четырехгранным – вроде стилета. Резать им что-либо было нельзя, а колоть – рукояти нет. Да и гнулся он легко. В общем, неважный для разведчика предмет.

Штыки от СВТ или АБС были лучше – по образцу немецких. Плоские, с ножнами, но для разведчика слишком длинны. Они для штыкового боя хороши, когда к винтовке примкнуты. Но сбалансированы по руке плохо, рукоять неудобная, в ножевом поединке неповоротлив из-за длины. Эти штыки тоже не подходили, как и немецкие – они страдали теми же недостатками. Только с сорок второго года небольшими партиями стали производить ножи по образцу финских, кои в немалых количествах были у финских солдат в войну 1939 года. Кстати, у финнов наши переняли дисковый магазин на 71 патрон для ППД и ППШ. Изначально он был сделан для финского пистолета-пулемета «Суоми». Но финский магазин работал без задержек и нареканий, подходил к любому автомату. Наши же магазины страдали задержками, изготавливались они по две штуки к конкретному автомату и к другим, сошедшим с конвейера этого же завода, зачастую не подходили по присоединительным размерам, что стало причиной перехода на тридцатипатронные «рожки».

Двое из новобранцев, пошустрее и поразворотливее, ножи себе раздобыли. Политруки и прочее начальство на ножи косились, но молчали – в воюющей армии разведчики были особой кастой.

Глава 4

За «языком»

Пополнению дали неделю для натаскивания, но людей катастрофически не хватало, и по получении приказа пришлось задействовать их тоже. В группу к трем уже опытным разведчикам добавили трех новобранцев. Старшим группы назначили сержанта Махонина.

Мокрецов построил всю группу в избе:

– Есть сведения, правда, пока не проверенные, что немцы сменили на передовой стоящую перед нами дивизию. Так бывает, когда дивизия потрепана и ее отводят на отдых или готовятся к наступлению, усиливая позиции новыми частями. В связи с этим командование поставило задачу – взять «языка». Причем желательно – офицера, тот больше знает.

– Задача ясна?

– Так точно!

– Командир группы сержант Махонин, выход к нашим траншеям по готовности.

– Есть!

Началась суета. Вроде все было готово, а оказалось – патронов не хватает, портянка прохудилась, нож слегка заржавел и выходит из ножен с каким-то скрипом. Мгновенно нашлись неоконченные дела, и все занялись работой. Тем не менее к концу дня группа была готова, и после проверки, в сумерках, разведчики вышли из избы.

До передовой было около полутора километров. Шли молча, гуськом, как шли бы в тылу врага. Каждый настраивался на предстоящий рейд, каждый старался погасить разрастающийся в душе страх, волнение. Конечно, боялись – смерти не боятся только дураки. А в разведке вдвойне сложнее: враги и слева, и справа, в плен попасть можно запросто. И это было хуже смерти.

Да и офицера взять – задача не из простых. Разведчики – те, кто уже ходил на ту сторону, прекрасно понимали сложность задания. Попробуй в темноте, в черной траншее определить, где находится офицер? У немцев к сорок второму году зачастую взводами командовали фельдфебели – офицеров в пехоте, как и в РККА, не хватало. Жизнь лейтенанта на передовой – от месяца до трех, редко дольше – их в первую очередь выбивали пулеметчики и снайперы. Офицеры – как наши, так и немецкие, старались не выделяться среди солдат. Вместо фуражек носили пилотки и такие же ватники. Издалека, через прицел и не определишь, рядовой перед тобой или командир.

Немецкие офицеры всегда держали дистанцию между собой и солдатами. Отдельное питание, личный блиндаж – только как найти искомый блиндаж и офицера по-тихому «спеленать»? Та еще задача.

За успех операции отвечал сержант Махонин, но головы ломали все разведчики. Не выполнишь задание – группа пойдет к немцам на вторую ночь, на третью – пока немца не притащат. Но лезть к быку на рога лишний раз не хотелось. Единственное, что смог придумать Алексей, – перейти траншею, углубиться в лес и взять офицера там. В своем тылу военнослужащие любой армии чувствуют себя в бо€льшей безопасности, чем на передовой. Бдительность притупляется, меры охраны проще. Да и офицеров в тылу больше, чем на передовой. Если пехотная рота занимает по фронту двести метров и в роте один-единственный офицер, то в тылу службы разные. И боевые – вроде танкистов или артиллеристов, и тыловые – вроде связистов или медиков. А у каждого подразделения свой командир, офицер. Логика простая.

На передовой, в траншее Махонин спросил:

– Ну, что надумали, славяне?

– В тыл к немцам идти надо, на передовой офицера не возьмем, – ответил ефрейтор Отясов – он служил в разведке с самого начала войны и был опытнее всех. С его мнением согласились.