Леонид Влодавец - Афганский кегельбан Страница 15

— Только шофер. Надежный парень.

— Вот и езжай со своим «надежным» побыстрее. Между прочим, Федину «бээмвуху» он почти наверняка узнал, смотри, чтоб не трепанул где-нибудь.

— Я думаю, что не трепанет.

— Твои бы слова да богу в уши. Еще вопросы есть?

— Только один. Может, Энгельсу небольшой передоз устроить?!

— Если ему вкололи то, что я предполагаю, то он еще дня три будет оставаться невменяемым. А там видно будет, по ситуации.

— Чисто как другу, Семеныч, ты знаешь, что и куда ушло?

— Что ушло — знаю, а вот куда — только догадываюсь. Могу только порадовать, если это где-нибудь засветится, то Паша Луговой и его люди, если и не пойдут по этапу, то скорее всего им придется в грузчики идти или в дворники. Ты тоже, вероятней всего, с должности слетишь. Ну а потом, глядишь, дождешься своей статьи, которая от семи до двенадцати с конфискацией. Так что ищи этого двойника, как хлеб ищут, а в промежутках богу молись, чтоб его еще кто-то не сцапал. Ну, с богом, Василий Михайлович!

УТИЛИЗАЦИЯ

«Волга» Теплова, мигнув красными огоньками, выкатила за ворота «Русского вепря», а Виктор Семенович вернулся в столовую, где Федя Степанов уписывал за обе щеки жаркое, запивая его натуральным, без всякого купажа, рубиново-красным «Мукузани». Ольга Михайловна бойко рассказывала гостю о том, что в этом году было неожиданно много рябчиков, и советовала Феде тщательней жевать дичь, чтоб невзначай не проглотить дробинку.

— С комнатами, надеюсь, все уже определилось? — спросил Иванцов у супруги.

— Конечно, — улыбнулась Ольга Михайловна. — Федины мальчики уже заняли их и сейчас ужинают. Я хотела выделить каждому по отдельной, но Федя поскромничал и попросил разместить их в двух.

— Это он небось подумал, будто я с него деньги за постой возьму! — хмыкнул Иванцов.

— Ну а что тут такого? — пожал плечами Федя. — Вы же импортных сюда за валюту селите. Видал я ваши номерочки — пошикарней будут, чем, допустим, в «Береговии». А там люкс — двести баксов в сутки. Что я, бомж, что ли, не могу заплатить? Тыщи баксов у меня при себе нет, но четыреста найдется. Зачем вам убытки терпеть?

— Эх, Федя-Федя! — покачал головой Иванцов. — Вроде бы ты простой русский парень, за кордон почасту не мотаешься, а и тебя рыночная стихия засосала. Неужели ты не понимаешь, что если б мы все здесь, в родной губернии, держались только на деньгах и жили по системе «товар — бабки — товар», то достигли таких успехов? Нет, Феденька, мы постарались сохранить то, что у нас было прежде, в те времена, когда у нас была одна, общая партия, но не было очень больших денег. Человеческие, дружеские и товарищеские отношения! Даже братские, можно сказать.

— Это я помню, Семеныч, — ухмыльнулся Федя, — человек человеку друг, товарищ и брат. В школе учил. Но что-то ни фига с этим по жизни не встречался. Ни при коммуняках, ни тем более сейчас. Сколько братков за эти годы хоронили — а еще не видел ни одного попа, чтоб деньги за отпевание взять отказался. Хотя вроде бы Христос тоже велел ближнего любить как самого себя и торгашей из храма выгнал. И, по-моему, даже велел прощать долги должникам своим. Опять же, если кто и прощал, то не по доброй воле — не помню таких случаев. А вот когда людей за долги убивали — это я повидал. Одних потому, что не расплатились вовремя, а других — потому что не хотели им деньги отдавать.

— Да, да, — печально кивнул Иванцов. — Такое нынче время. Но все же, Федя, и сейчас еще многое в нашем богоспасаемом Отечестве делается так, как делалось раньше, не в службу, а в дружбу. Наверно, ты догадываешься, что моя очаровательная преемница могла бы и тебя, и меня, и Сенсея спровадить намного ближе к Полярному кругу, если б ее второй муженек не занимался когда-то в одной секции с Лешей Сениным. Хотя, в общем и целом, муж Алпатовой далек от наших тем, но дружбе верен. А у меня, грешного, столько хороших друзей в Москве, которые не подбивают балансы — сколько мне от них пришло и сколько от меня им ушло, а просто поддерживают хорошие отношения. По принципу: не плюй в колодец — пригодится воды напиться! Вот на этом, Феденька, стоит, стояла и стоять будет Русская земля!

— Клево! — одобрил Федя, обсосав последнюю косточку. — Только я так думаю, Семеныч, что слово «земля» надо бы заменить на «бюрократия».

— Ну естественно, — поморщился Иванцов. — И тут тебе демшиза мозги заполоскала! Небось все телик смотришь?

— Смотрю, конечно, когда делать нечего. Хотя, по правде сказать, политика мне по фигу. Я лично еще не олигарх и хрен когда им буду. А потому меня все это может заколыхать только тогда, когда нас раскулачивать придут. Но думаю, что не доживу я до этого, скорее где-нибудь в разборках завалят…

— Да что ты, Феденька! Сплюнь! — всплеснула руками Ольга Михайловна. — Тебе, кстати, компотику не налить? Ананасовый, не фабричный, сама готовила, по-особенному…

— «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!» — осклабился Федя, процитировав Маяковского.

В это самое время в комнату вошел аккуратно причесанный молодой официант в бордовом жилете и белой рубашке с «бабочкой», держа в руках пустой поднос. Он тихо встал за Фединой спиной. Федя и внимания на него не обратил, официанты тут часто появлялись: кушанья приносили, посуду забирали.

— Так я схожу за компотиком! — объявила Ольга Михайловна и торопливо вышла из столовой. Иванцов поглядел на официанта и сказал:

— Ну что ты стоишь, Саша! Забирай посуду…

Тот кивнул и быстрым движением выдернул авторучку, будто собирался счет выписывать. Федя этого не заметил, бедный. Он свое «Мукузани» допивал, а зеркала напротив него не было.

Послышался легкий щелчок, и шприц-иголка, вылетевшая из дула «авторучки», вонзилась в бычью шею господина Степанова. Федя открыл рот, пытаясь вдохнуть, у него округлились и остановились глаза, могучее тело судорожно дернулось, но тут же обмякло.

Официант жестом профессионального медика сдвинул рукав покойного, пощупал пульс и сказал констатирующим голосом:

— Аут. Можно забирать?

— Можно, — кивнул Иванцов, поглядев из-под бровей на невозмутимого паренька. — Как остальные?

— В том же состоянии, — ответил официант. — Уже вниз отнесли. Можно утилизировать.

— Надеюсь, не надо напоминать насчет оружия, сотовых, пейджеров, документов и кредиток?

— Естественно, Виктор Семенович.

Молодчик звонко щелкнул пальцами, и в комнату вошел еще один официант в такой же униформе, а потом появился и третий, вкатив нечто вроде больничной каталки. Парни не без напряга подняли мертвого великана, в котором было уже не 123 кило, как прежде, а все полтораста, и с трудом уложили его на каталку. Затем прикрыли его простынкой и выкатили из столовой.

Иванцов взял со стола большой и широкий бокал и почти до краев налил его водкой.

— За упокой души! — произнес он и перелил бокал в глотку.

Почти неслышно появилась Ольга Михайловна. Разумеется, никакого компота она не принесла, поскольку загодя знала, что должно произойти с Федей. Просто интеллигентная дама не любила подобных зрелищ.

— Зря ты столько хлебнул, Витюша, — укоризненно заметила госпожа Иванцова. — Все-таки тебе не семнадцать лет.

— Думаешь, помру раньше времени? — хмельно хмыкнул Виктор Семенович. — А мне уже пора, голубка моя! В нашей вшивой Федерации мужикам положено жить пятьдесят восемь лет. А мне уже больше.

— Ну и что? Из-за этого надо нарочно губить здоровье?

— А на хрена мне это здоровье, прости господи? Чего я в этой жизни еще не видел, скажи на милость? Какие такие радости она мне приготовит, если я, к примеру, до семидесяти доживу? А?! Скажи, Оля, если знаешь! Только ты мне про Пола Брэгга не рассказывай, ладно? Пей дистиллят, ешь укропчик, и в девяносто лет утонешь, занимаясь серфингом! Ха-ха-ха! Слыхали, матушка! Не знаю, может, какому-нибудь янки это подходит, а мне — нет! Я — русский мужик! Если мне кто-то из лекарей скажет: «Еще одну рюмаху опрокинешь — и сдохнешь!», я возьму и выпью! И не рюмаху, а стакан! Поняла, грымза старая?!

— Витюша, успокойся! — нежно произнесла Ольга Михайловна. — Не сходи с ума, пожалуйста. И вообще, иди-ка отдыхать. Заснешь, проспишь до утра, все стрессы как рукой снимет. Считай, что ты выполнил свой долг. Зачем тебе переживать из-за этого бандюги? Ему самое место там, куда его отправили…

— Все мы этого места не минуем, — буркнул Виктор Семенович. — Сказать, какого, или сама догадаешься?

— Витя, — в голосе Ольги Михайловны зазвучали жесткие нотки, — я тебя убедительно прошу: иди спать! И лучше, если ты сделаешь это немедленно!

Иванцов скрипнул зубами, перелил в бокал все, что еще оставалось в бутылке, и выпил, не закусывая. Потом попытался встать, но его повело вбок, и, если б не супруга, он бы несомненно грохнулся на пол. А Ольга Михайловна, хоть и была раза в полтора легче своего растолстевшего от гиподинамии супруга, сумела его поддержать. И даже больше того, сумела довести захмелевшего пенсионера до спальни. Здесь Иванцов благополучно плюхнулся на кровать поверх покрывала. Заботливая жена стянула с него брюки и ботинки, укрыла пледом и выключила свет.