Владимир Колычев - Неуправляемый таран Страница 15

– Да твоя жена первая вой поднимет!

– А вот жену мою трогать не надо!

– Но ведь поднимет!

Юршин махнул рукой, устало опустился на диван, с озадаченным видом постучал пальцами по подлокотнику.

– Ладно, изнасилование отпадает… Остается ствол… Но ты должна понимать, что из тюрьмы Пауст не выйдет.

– Мне все равно, – сказала Лия, настороженно и с опаской глянув на Гошу.

– Что значит все равно? – вскинулся он.

– Я его не сажала. И убивать не собираюсь. И если что, его крови на мне не будет.

– Ты его сдала!

– Это совсем другое…

– Да нет, не другое! Все к одному!

– Отстань от меня! – Лия закрыла лицо руками.

– Ты сама по себе шлюха! – зло уколол Гоша. – И не я тебя такой сделал.

– Пусть будет так! Только оставь меня в покое!

Больше всего она хотела остаться в одиночестве, лечь на живот, зарыться лицом в подушку и выплакаться всласть. Тогда и на душе станет легче. И вина перед Игнатом померкнет…

– Значит, не насиловал он тебя? – Гоша сощурился, осатанело глядя на нее.

– Отстань!

– Сука ты!.. Ты даже не представляешь, какая ты сука!

Его глаза вдруг налились кровью. Лия испуганно вжалась в спинку кресла, с ужасом глядя на Юршина. Девушка вдруг решила, что он собирается убить ее.

Пугающе глядя на Лию, Гоша медленно приблизился к ней и вдруг, резко и больно схватив за волосы, стащил с кресла на пол. И сам навалился на нее. Она не хотела раздвигать ноги, но Юршин силой заставил ее это сделать. Он бы задушил ее, если бы она не подчинилась.

Тщедушный давно не бритый мужичок сидел на дощатом настиле и, глядя в пустоту, шлепал небрежно сжатым кулаком по своей ладони. Пучеглазый долговязый мужик с острым и тонким носом скреб себя грязными ногтями по сильно выпирающему кадыку. У мужичка это нервное. Шлепая кулаком по своей же ладони, он давал понять, что связываться с ним опасно. Самому страшно, а он других напугать хочет. У Игната это вызывало лишь насмешку. А у долговязого чесотка, поэтому пальцы не знают покоя.

Игнат мог бы вломить и тому, и другому, но смысла в этом никакого не было. Ну, прекратит мужик шлепать кулаком, что от этого изменится? А долговязый чесаться не перестанет… Вот если бы из камеры их обоих выгнать, но так это невозможно.

Игнат вздохнул, глядя в потемневший от сырости потолок. Попал он, что называется. Реально попал. Узнал его Юршов. Увидел в темной беседке и узнал. Понял, к кому Игнат намылился, и подключил к делу ментов. И ключи от квартиры им дал. Поэтому и взяли они его тепленьким…

Сегодня утром был допрос. Как и почему Игнат попал в квартиру к гражданке Федорук? Зачем оказал сопротивление представителям власти? Откуда боевой пистолет?

Лия сама его впустила, сопротивления он не оказывал. За ствол схватился, было такое, но Игнат думал, что это грабители в дом ворвались. А пистолет нашел… А то, что держал боевое оружие при себе, да, в этом виноват. И не судите строго…

А строго его и не собираются судить. Сопротивление представителям власти ему предъявлять не будут, нарушение неприкосновенности жилища граждан также отпадает, но за незаконное ношение оружия обещают влепить два года. Завтра следователь предъявит обвинение, а потом будет этап в следственный изолятор. И начнется отсчет двух долгих и страшных лет. И нужно на это настроиться. Не так страшен черт, как нежелание взять его за рога…

Дверь в камеру тяжело, с противным скрипом открылась. Послышался густой бас:

– Горюн! Лунев! На выход!

Игната это не касалось, поэтому он даже не открыл глаза. Так и остался лежать на спине, закинув руки под затылок.

Тщедушный и долговязый вышли, но вместо них в камере появились менты – широкоскулый сержант с мутным взглядом и жирный пузатый старшина с уродливым синюшным носом. И у того в руке ментовская дубинка, и у другого. Запахло жареным.

– А тебя что, не касается? – хриплым, зловеще звучащим голосом спросил старшина. – Сказали же, всем на выход!

– Так меня не называли… – Не сводя с него глаз, Игнат быстро, но без суеты поднялся с нар.

– Глухой, что ли? – в злобной ухмылке скривился сержант.

И, вдруг присев, ударил Игната дубинкой по ногам. А он как чувствовал, что именно так все и будет. И даже смог поднять одну ногу, пропуская под ней дубину. Но удар пришелся по второй, опорной ноге. А еще старшина со всей силы ткнул его своей дубинкой в живот. Игнат упал, но тут же вскочил на ноги. Не в его правилах быть терпилой. Злость затмила сознание, и он готов был дать ментам бой. И плевать, что ему предъявят сопротивление представителям власти…

Но менты ударили разом – один снова по ногам, другой по голове. Игнат опять упал, и на этот раз подняться ему не дали. Менты лупили его с остервенением – дубинками, ногами. Игнат старался закрывать лицо и живот, но его били по голове, по спине и больше всего по почкам. Били так, что сумасшедшая боль скручивала тело в бараний рог. А когда менты вдруг убрались, все тело превратилось в сплошной сгусток пульсирующей боли.

Менты ушли, и в камеру вернулись тщедушный и долговязый. Они бы могли помочь ему подняться, но случилось неожиданное. Тщедушный рывком уложил его на спину, Игнат неосторожно раскрыл лицо, и тут же долговязый ударил его кулаком в нос. Игнат рассвирепел, но пучеглазый ударил снова, а тщедушный держал его за руку, не позволяя закрыть лицо. Сил подняться у Игната не было. Но все-таки он поднялся. Оттолкнул от себя тщедушного, схватил пучеглазого за голову двумя руками, врезал ему коленкой по носу. И мужичку вломил кулаком с размаха, сбив его с ног. Но тут же снова появились менты. Сильный удар по голове опрокинул Игната на пол. В падении он больно ударился затылком об угол стола, но сознание не потерял.

Его избили до потери пульса. Он, казалось, умер, но сознания при этом не потерял. И присутствия духа. И когда его вытаскивали из камеры, он умудрился лягнуть ногой кого-то из ментов. Не больно, не сильно, но лягнул. За это и получил. Его бросили в коридоре, и кто-то из ментов ударил его ногой в лицо, опустив ее сверху вниз.

– Отставить!.. Что здесь происходит?

Этот грозный голос донесся, казалось, откуда-то с небес. Игнат ничего не видел, потому что и без того распухшие от побоев глаза были залиты кровью.

– Так это, он сам драку устроил! – ответил старшина.

– Да я вас!..

Какие кары небесные могли свалиться на головы ментов, Игнат не узнал. Он понял, что больше бить его не будут, и растерзанное сознание отключилось само по себе…

Глава 10

Холодный пронизывающий ветер на улице, а в камере тепло. Не столько от батарей тепло, сколько от людской массы. На шконке по два-три человека, на кубический метр по телу, каждое температурой как минимум тридцать шесть и шесть градусов. А может, где-то жмется к спинке шконки уже окоченевшее тело арестанта, не выдержавшего издевательств над организмом. Народу много, за всеми не уследишь. Но, может, у кого-то жар, тогда средняя температура так и остается – тридцать шесть и шесть.

Игнат знал, что условия в СИЗО нечеловеческие, и он готов был к жуткой тесноте и зловонию. Человек – такая скотина, что привыкает ко всему. Где-то он слышал такое выражение. И уже мог с ним согласиться…

Он уже прошел первый круг ада. Менты били его не шутки ради, они собирались отправить его на тот свет. Наверняка по заказу Юршина. И его убили бы, если бы в КПЗ не спустился прокурор с проверкой. Он увидел Игната, оценил его состояние и отправил в больницу. Там его и вернули к жизни. А потом снова сунули за решетку. В КПЗ он больше не возвращался, сразу из больницы этапом отправился в следственный изолятор. Два дня на сборке, баня с прожаркой, скатку в руки, и вперед. Хорошо, что тюремный продол во множестве преграждали решетчатые шлюзы, в которых Игнат отстаивался, пока конвоир открывал двери ключом-вездеходом. Трудно было ему идти быстро и без отдыха. Все внутренности ему в КПЗ отбили, и даже легкие. Если бы не лечение в больнице, он бы не выжил.

Игнат и сейчас не совсем здоров. Трудно ему, но ничего, ноги худо-бедно носят, а в камере и вовсе никуда ходить не надо. Разве что на прогулку, от которой он мог отказаться.

– Здорово, бродяги! – трубно проголосил здоровенного сложения парень с крупным ширококостным лицом.

С ним Игнат и заехал на эту камеру. С ним ему и держать прописку, без которой в камере не устроишься. А прописка будет, их предупреждали. Да Боб и без предупреждения это знал. Он пацан бывалый, хоть и первоход, но у него серьезные друзья на воле, и еще за ним конкретные дела… Ну, если ему верить…

– Здорово, здорово.

В блатном углу кишела жизнь. Одни резались в карты, а другие наблюдали за игрой, заодно закрывая игроков от коварного надзирательского глаза. Из этого угла и вынырнули два юрких паренька с колючими взглядами и хищно-насмешливыми оскалами. Невысокие они, худощавые, но Боб смотрел на них с опаской. Он пытался скрыть свою робость, но это не очень хорошо у него получалось.