Иван Козлов - Клятва сбитого летчика Страница 15

– Кофе. И если у кого из них такие уж неотложные дела, я завтра буду здесь, пусть приходят.

Секретарша вышла, и Литвинов, все еще не расставаясь с трубкой, стал накручивать знакомый номер.

Полковник ответил сразу, будто сидел у аппарата и ждал его звонка:

– Слушаю, Сергей Сергеевич.

– Ну что, установил связь?

– Устанавливаю.

– Ты мне все время так отвечаешь…

– Я отвечу по-другому, как только это другое произойдет.

– Ну хоть по времени сориентируй меня. Когда это может произойти-то?

По тону Полковник понял, что вопрос задан не зря, и ответил более конкретно, хотя делать это никогда не любил:

– В течение полутора часов.

– И еще одно. Если их захватят американцы…

– Они не берущиеся, Сергей Сергеевич.

– Понимаю. Но на войне всякое происходит, мы ведь с тобой знаем это. Так вот, если все же их возьмут…

– Не возьмут.

Есть связь!

Южновьетнамцы взяли правее, никаких маневров группе, стало быть, делать не надо, и Платов возвращается к делам обыденным: чертит схему базы. Она сидит уже в печенке Пирожникова. Листики, ягоды, щепки, что-то из них вертолет, что-то хижина, что-то вышки… Платов колдует над ними, передвигает, добавляет, убирает.

Возле командира сидят Пирожников и Хук. Физик возится с рацией. Циркач в дозоре.

– Последняя прикидка, – говорит Платов. – Самая последняя! Хук, ты.

Женька впервые слышит, что должен делать Хук. У него самая сложная задача. Он направит врага по ложному следу, то есть за собой. Отряд с летчиком пойдут по одному маршруту, Пирожников по-другому, а Хук должен сделать так, чтоб преследователи, а они, конечно же, будут, устремились за ним по третьему. Он как бы сыграет роль плота. Пирожников от отряда и Хука будет по другую сторону реки. Янки вряд ли начнут тут кого-то искать, увидев, что Бабичев и те, кто освободил летчика, убежали сразу в джунгли. Правда, потом они должны увидеть плот и переключат свое внимание на реку…

Хук замолкает. Платов смотрит на Пирожникова.

– Я, значит, должен…

– Расслабься минут на пять, – командир ложится на спину, прикрывает глаза. – Понимаешь, Хук, – говорит он. – Понимаешь, вот ставлю я себя на место Полковника. Связи нет, до операции всего ничего. Понимаешь, к чему я?

– Значит, все идет по тому плану, который и утвердили в Москве, командир. Был бы какой сбой – Полковник бы все равно придумал, как нас предупредить. У нас же так было уже, почти один к одному!

Платов кивнул:

– Ну да. Если даже не сложнее: там сплошные пески, спрятаться негде. Если б не Полковник…

– По мне, командир, сейчас главная проблема – в летчике. В каком он состоянии, на ходу ли. А так – освободим и уйдем, особых сложностей не вижу.

– Полковник придумал бы, – повторил Платов. – Он до последнего надеется, что у нас заговорит рация. Если не заговорит и что-то в планах поменялось, у него остается одно: прислать сюда связного. Во всяком случае, если бы я поставил себя на его место, то это был бы мой вариант.

– Я же и говорю, командир: связи нет, связного нет, значит, все нормально.

Платов вновь сел, ткнул пальцем в сторону груди Пирожникова:

– Вот теперь начинай ты говорить, товарищ лейтенант. Постарайся сейчас понять еще одну вещь. Мы будем вместе по одну сторону реки, если что, сможем подсказкой перекинуться, подстраховать друг друга, а ты остаешься на другом берегу, действуешь индивидуально. Потому каждый шаг свой должен высчитать.

Пирожников кивнул:

– Ясно. Значит, так, – стал показывать он на схеме. – Плот стоит здесь, я в воде рядом с ним, наблюдаю за происходящим, вижу, что вы убегаете в джунгли, и начинаю отплывать… Часовой меня не видит… А почему вы уверены, что часовому будет не до меня?

– Уверен, Женя, уверен. – Платов чертит веточкой на схеме. – Вот угол базы, вот вышка с часовым. Здесь начнут рваться мины, а с твоей стороны бабахнет световая бомбочка. Тебе она беды не причинит, поскольку ты еще будешь сидеть в тростнике, а часовой минуты на три ослепнет, это гарантированно. Именно после световой бомбочки ты и начинаешь плыть. Обзор этого сектора со стороны выхода с базы исключен, часовой с вышки, как я сказал, тебя не увидит, случайно могут заметить только вот с этой точки, но уже вечер, тростник серо-зеленый, ты в серо-зеленом, река широкая, основные события происходят уже далеко от тебя… Нет, я бы на месте американцев тебя не заметил, я бы не напрягал зрение, чтоб смотреть в другую сторону от Бабичева. Он – главная фигура в игре, понимаешь?

– Хотя ни сном ни духом об этом не догадывается, – улыбнулся Хук.

Платов взглянул на часы:

– Так, все! Отключаемся, расслабляемся, дышим глубоко и спокойно.

– Командир, – подал голос Физик. – В Центр ничего сообщить не хочешь?

Платов промолчал. Просто смотрел на Физика и боялся, наверное, о чем-то спрашивать. Вдруг он не так понял его фразу?

Физик уточнил:

– Есть связь, командир.

– Кто б сомневался, – сказал Платов.

И дружески хлопает Физика по плечу.

Продолжение знакомства. Физик

Платову кровь из носу нужен был толковый технарь. Родная соответствующая служба подсказала ему пяток адресов, так Платов и оказался в этой студенческой общаге.

Лампочки в коридоре еле тлели, трудно было даже разглядеть номера комнат. Поскольку темнота – друг студентов, прямо посреди коридора целовалась пара, прерывать это сладостное занятие своим вопросом Платов посчитал кощунством, и уже обходил влюбленных, когда рядом открылась дверь и через нее выплеснулась из комнаты прекрасная смесь из песни Визбора, ментоловых сигарет и кубинского рома. И все это Платов услышал и ощутил благодаря высокой брюнеточке, уже хорошо выпившей, потому сосредоточенно уставившейся на целующихся.

– Я тоже так хочу, – сказала она. И обратилась к паре: – Сальников, Клавочка, где Миша? Вы можете мне сказать, где Миша?

– А то ты не знаешь! Он у себя, где же еще! Обещал прийти минут через двадцать.

– Пойду соблазнять.

Она на миг вновь исчезла в веселой комнатке и тут же явилась вновь с двумя стаканами рома.

– Малышева, – сказал Сальников. – Ты что, Мишу не знаешь? Раз сказал через двадцать, значит, через двадцать.

– А я уже не могу!

Посторонний человек ни для брюнетки, ни для Сальникова с Клавочкой не существовал, и Платов решил до поры до времени не менять ситуации. Но когда девушка со стаканами едва не врезалась в него и окропила ромом свитер, Платов спросил вежливо:

– Простите, вы к Михаилу Милевскому? Не покажете, где его комната?

Малышева удивленно уставилась на него, словно не понимая, откуда на ее пути взялся этот посторонний, потом догадалась:

– А, так это он что-то для вашей диссертации делает? Идите за мной. Только я первая. У меня тоже очень неотложное дело. Очень!

И она пошла по коридору, покачиваясь и держа в руках стаканы. Остановилась через третью дверь, стала соображать, как ей быть дальше, попробовала открыть лбом, но не получилось. Платов хотел было ей помочь, но Малышева яростно зашипела:

– Отойдите отсюда! У стены стойте, а то он вас увидит и меня отправит назад. Он у нас все видит, такое тут понавешивал… Золотые мозги, надо его к рукам прибирать.

Из встроенного динамика раздался голос:

– Малышева, с кем ты там разговариваешь?

Она дернула бровками, глядя на Платова: мол, что я вам говорила? А вслух ответила:

– Миша, это я уже сама с собой. Впусти меня. Сим-сим, откройся!

Щелкнул замок, дверь автоматически открылась.

– Мерси, – поклонилась ей Малышева и вошла в комнату.

Здесь было еще сумрачней, чем в коридоре. Горела только настольная лампа, у которой сидел старшекурсник Милевский, крепкий парень с копной черных волос и роскошным чубом. Перед ним светились экраны видеокамер, клубились провода, исходил от паяльника к потолку канифольный столбик дыма. Не отрываясь от работы, даже не повернув головы в сторону девушки, Миша спросил:

– Чего тебе надобно, Малышева?

Та шла к нему по-прежнему с протянутыми руками, отягощенными стаканами:

– Миша, там у нас день рождения…

– Знаю. Но мне пока не до этого. Я же сказал, что приду, но позже.

Она подошла уже к столу, осматриваясь и не зная, что делать дальше: кроме стула, на котором сидел Милевский, стоял еще один, но он был завален железками и батарейками.

– Я позже приду, Малышева, – повторил Миша. – Теперь уже через семь минут. А если будешь меня отвлекать, то позже.

– Миша, – простонала жалобно девушка. – Но я прямо сейчас так хочу выпить с тобой на брутерброд… ой, на бутершафт…

– М-да, – сказал понимающе Милевский. – Крепкий ром, наверное. Иначе с чего бы это – на брудершафт? Мы вроде давно на «ты».

– А целоваться все равно хочется, – сказала Малышева.

– О, женская логика! Ладно, присядь пока на кровать.

Малышева захохотала:

– Тоже логично! Раз на «ты», сразу – кровать. Эта на тебя непохоже, Миша.