Сергей Ермаков - Месть — штука тонкая Страница 15

Глава 8

Иван Петрович Бобров при всей мерзости своего характера, конечно, не хотел, чтобы Андрей Егорович Никитин так скоропостижно умер. Губернатор всего лишь хотел маленько его проучить, и все. А получилось, что закончилась эта эпопея не совсем так, как он предполагал. Бобров, у которого все-таки были зачатки совести, оправдывал себя тем, что он заступился за оскорбленного депутата Государственной думы. Кроме того, он, как ему казалось, неоднократно шел на примирение с Никитиным и прочее, и прочее, и прочее.

Противоположным совести Боброва фактором выступил доктор Рябиновский, который убеждал Ивана Петровича в его полной невиновности. Он уверял губернатора, что Никитин нарушал сложившийся в области порядок, зарвался, и поступить с ним иначе, чем вышло, Бобров и не мог бы. А то, что Никитин умер, так при чем тут губернатор? Нечего ему было пить в одиночку в кабинете в совершенно неприемлемых для нормального человека дозах. Квасил без удержу, вот сердце у него и не выдержало! Поэтому нечего его смерть в вину себе ставить.

Чтобы губернатор поменьше думал о неприятном инциденте, Рябиновский сознательно отвлекал его всякими поездками по региону, потом надоумил его написать диссертацию для получения ученой степени, изготовлением которой бурно занялись подчиненные Рябиновского. Это был оправданный шаг, ведь с защищенной диссертацией и учёной степенью неуч Бобров приобретал в глазах общественности статус человека умного и значительного.

Для того чтобы Бобров успешно защитил диссертацию, Рябиновский подкупил всех и вся. Загруженный изучением чуждого ему научного материала, Бобров корпел над тем, что ему понаписали научные работники, стараясь хотя бы поверхностно понять., о чем же идет речь, чтобы совсем уж не выглядеть полным идиотом в глазах тех, при ком он будет эту «свою» диссертацию защищать. Бобров сопел, и глаза его смыкались. Губернатора клонило в сон. Черт дернул его согласиться на эту авантюру!

В это время мимо приоткрытой двери его кабинета осторожно на цыпочках прошла семнадцатилетняя дочь Боброва Настя, которая явно куда-то намылилась, судя по нарядной одежде. К чести девушки, нужно сказать, что Настя не кичилась своим папой-губернатором, не была заносчивой со сверстниками и не старалась перещеголять всех своими нарядами. Наоборот, крест дочки губернатора ее тяготил, потому в основном все, кто ее окружал, дружили с ней из-за папы, влюблялись в нее из-за папы, льстили ей из-за положения папы. По крайней мере, Анастасии так казалось, и поэтому она никого из своего окружения не могла назвать своим другом или подругой. Ей чудилось, что все они лицемерят и, если, не дай бог, что-то с папой случится, отвернутся от нее тут же. То, что Настя это понимала, говорило о её врожденном уме и гибкой интуиции.

— Настя, — позвал из кабинета Бобров, — ты куда собралась?

Дочь заглянула в кабинет, потом зашла и упёрлась спиной в косяк двери, сложив руки позади.

—А с каких пор ты интересуешься моими личными делами? — спросила Настя.

—Я всегда ими интересуюсь, — хмуро ответил высокопоставленный папаня, — только не афиширую это. Ты же не понимаешь пока, какое положение в обществе я занимаю.

—Ой, папа, я прекрасно понимаю, что ты самый важный человек в области, — ответила Настя, — что я должна соответствовать тебе в своем поведении и поэтому мне не следует, например, общаться с детьми из соседнего дома, потому что их мама всего лишь уборщица подъездов. Это я слышу с самого рождения.

—Не перебивай отца! — сурово приказал Бобров, и дочка смолкла. — Так куда ты собралась?

—В клуб пойду поколбаситься, — ответила Настя, — а что, нельзя? Суббота же, можно и отдохнуть!

—На теннис ходила утром? — спросил отец.

—Да, папочка, — наигранно-лицемерно кивнула Настя, — и к репетитору сходила, и музыкой позанималась, теперь настал вечер, и я хочу отдохнуть.

—С кем пойдёшь? — твердо спросил Бобров.

— Это мое личное дело! — попыталась отстоять свое право на самостоятельность Настя.

— Ошибаешься, — ответил губернатор, — это дело общественное. И даже если бы я не был тем, кто я есть (в этом месте Бобров гордо приосанился), я бы, как отец, все равно интересовался тем, куда и с кем собирается моя дочь.

—С Валеркой Власовым я пойду, — ответила Анастасия. — Эта кандидатура тебя устраивает?

—Власов нормальный парень, — кивнул Бобров, — к тому же сын главного прокурора области. Это я одобряю. Он и спортсмен, если не ошибаюсь?

—Да, папенька, — ответила Анастасия, — боксер, хотя и хреновый. Ему на ринге из-за папы поддаются.

—Ладно, иди в свой клуб, — разрешил Бобров, — только помни, что Власов дальний родственник наш по линии твоей матери, так что с ним никаких романов, только дружба и…

Бобров не придумал, что и… поэтому Настя, не дожидаясь дальнейших нравоучений, произнесла:

—Как скажешь, папенька, так и будет всегда. А теперь можно мне идти?

—Ступай, но чтобы в одиннадцать была дома, потому что…

В это время зазвонил телефон, оторвавший губернатора от нравоучений, он царским жестом взял трубку, а Настя воспользовалась этим и выскочила из квартиры.

У подъезда её ждал, сидя в собственной новенькой иномарке, одноклассник Валера Власов. Он громко слушал радио, одновременно разговаривая по мобильнику. В отличие от Насти, Валера своим положением сынка высокопоставленной личности любил козырять. С людьми он был надменен и высокомерен, одевался только в самые дорогие шмотки, но умом не блистал, быстродействие мозга не совершенствовал, потому что знал: место в жизни для него уже заготовлено высокопоставленным папой и кланом, отпрыском которого он являлся. Единственный человек, перед которым Валера «стелился» и лебезил, — это Настя.

Во-первых, Анастасия Боброва была самой завидной невестой области, а во-вторых, младший Власов был без ума в нее влюблен. «Подумаешь, четырёхъюродная сестра, — говаривал он, — это почти уже и не родственники, раньше на кузинах женились». Но Настя относилась к Валере как к брату, потому что они вместе играли на даче, которые находились по соседству, вместе росли. Она не воспринимала Валерку как потенциального ухажера.

Ей хотелось влюбиться, но вокруг были парни, которые смотрели на нее только как на дочку губернатора. Так ей казалось, но в принципе так и было. Как и всякая девушка в семнадцать лет, она мечтала о принце на белом коне. «Принц» должен был быть сыном «короля», естественно, чтобы не смотрел на Настю как на лошадку, благодаря которой он будет подниматься (с помощью ее папы) по ступенькам власти.

Анастасия села в машину, Власов завел мотор и лихо вырулил на центральный проспект города. Не прошло и получаса, как Валера и Настя уже вовсю отдыхали в новомодном молодежном клубе. Хозяином клуба был некто, кто на самом деле им не являлся, а был всего лишь козлом отпущения, через ручки которого прокручивали и отмывали свои грязные деньги Рябиновский и его «грядка». Каждые год-полтора «хозяин» клуба менялся, а прежний бесследно исчезал. Широкую общественность этот факт мало волновал, потому что в деятельности клуба ничего не менялось.

«Хозяин», увидев в зале «золотую» молодежь в лице Власова и Насти, взволновался и приказал охранникам не спускать с них глаз во избежание нежелательных недоразумений. Охране же следить за двумя молодыми людьми в общей массе было крайне затруднительно. Был субботний день, клуб забит до отказа, посетители танцевали плечом к плечу, вся эта масса колыхалась в такт музыке под свет прожекторов, и поэтому охранники тут же потеряли сладкую парочку из виду.

Анастасию и прыщавого сына прокурора знала вся молодежь города. Валера Власов был наглым рыжим увальнем в обтягивающем тело прикиде, который лишь подчеркивал несовершенство его фигуры. Он нагло пробивал для себя путь к центру танцевальной площадки, не заботясь о том, что кого-то толкает или кому-то наступает на ноги. Для него это было в порядке вещей. Стоявших у него на пути Власов просто отпихивал в сторону. Пострадавшие возмущенно оборачивались, но, увидев, с кем имеют дело, подобострастно отступали.

Настя следовала за Власовым, как маленький пароход за атомным ледоколом. У самого центра площадки Валера небрежно толкнул в спину танцевавшего там подвижного парня. Толкнул еще и потому, что Власову не понравилась его внешность. Парень был в черных ультрамодных очках и в цветастой рэперской спортивной шапке, из-под которой выбивались длинные темные кудри до плеч.

Сын прокурора области ненавидел всех длинноволосых парней. Он считал всех волосатиков пидорами и слабаками. Сам же он был подстрижен очень коротко, почти налысо, под главаря местных бандитов Фофана, которого в своей жизни считал лучшим примером для подражания. Парень, которого Власов толкнул, обернулся и сквозь очки долгим взглядом посмотрел на наглеца. Валера усек, что длинноволосый на него нагло таращится, и это его жутко взбесило.