Кирилл Казанцев - Утро генеральской казни Страница 15

Дороги, проложенные на территории военной части, естественно, в автомобильном атласе Карелии не значились. Если судить по общедоступной карте, то на месте гарнизона «Первомайский» располагались девственно зеленый лес и озера. По большому счету, так было не слишком далеко от правды жизни: сам гарнизон был создан в первую очередь для обслуживания огромного по площади полигона. А потому Маше приходилось сверяться с планом, нарисованным от руки дежурным по части.

– Так, после гарнизонной гауптвахты налево, – приговаривала Маша, – а дальше прямо. Там еще памятник саперам должен быть. А после него сворачиваем под запрещающий знак… Вот так-то, Маша. Подобное может только в России случиться. Дежурный по части какой-то журналисточке, стоило ей ему улыбнуться, рисует секретный план режимного объекта. А для того, чтобы подъехать к офицерскому общежитию, нужно обязательно свернуть под «кирпич». Иначе никак.

Впереди за старательно, но не очень ровно подстриженными кустами показался памятник саперам – массивный бетонный куб, на котором высилась статуя, явно изготовленная непрофессиональным скульптором. Маша не удержалась и притормозила у этого произведения искусства.

– Однако, – только вырвалось у нее. – Чудовище, созданное Франкенштейном, просто отдыхает. Шедевр в своем роде.

В российской армии практически никогда не прибегают к услугам профессиональных художников. Ведь профессионалу платить надо. А среди призывников обязательно отыщутся самородки с самоучками. Вот один из таких самородков-скульпторов и изготовил памятник саперам. А почему бы ему и не взяться за выгодный для него заказ? Времени на выполнение полгода, дают рядового в помощники, освобождение от нарядов, увольнительные, усиленная пайка, и самое главное – можешь жить не в казарме, а в скульптурной мастерской, под которую отведен один из боксов для техники. Народный скульптор постарался, как мог. Возможно, когда-то в детстве, в саду или в школе, он неплохо лепил из пластилина потешных собачек и котиков. Но незнание человеческой анатомии подвело его при изготовлении монументального заказа. У солдата, исполненного в человеческий рост, наблюдались странные аномалии. На левой ноге присутствовали два колена одновременно, а правая рука, если ее распрямить, наверняка оказалась бы намного длиннее левой. Самое странное – лицо сапера было отлито из бетона идеально, хотя и напоминало посмертную маску. Скорее всего, самородок пошел на хитрость: увековечил в скульптуре гипсовую отливку с лица одного из своих земляков-сослуживцев. Чтобы не возиться с головным убором, он водрузил на бетонного сапера самую настоящую стальную каску. Та же история случилась и с миноискателем, и с противотанковой миной – эти предметы были внаглую позаимствованы на военных складах и вставлены в бетонные руки скульптурного солдата.

Маша на всякий случай сосчитала пальцы. Но тут военный самоучка не отошел от действительности. На каждой руке их было точно по пять.

– Интересно, сапоги у него каменные, или халтурщик просто настоящие кирзачи бетоном залил, как заливают опалубку?

Маша несколько раз щелкнула цифровым фотоаппаратом. Во-первых, она любила собирать подобные курьезы, а во-вторых, все же следовало поддерживать легендирование, ведь в военную часть она прибыла как журналистка.

– До офицерского жилья уже совсем рукой подать, – Маша вернулась за руль и покатила дальше.

За рощицей открылась следующая картинка – приземистый трехэтажный панельный дом самой примитивной архитектуры. Все балконы, несмотря на воинский принцип единообразия, были застеклены. Хозяева дали ход своей фантазии кто во что горазд. Тут тебе и современные пластиковые стеклопакеты, и ажурные деревянные переплеты, словно на сельских верандах, и даже деревянные ставенки с кружевными накладками, выпиленными лобзиком. Тем не менее обветшавший дом был густо и свеже побелен, бордюры во дворе покрашены – сразу чувствовалось, что живут здесь именно военные, а не штатские раздолбаи.

На детской площадке высились качели и турникеты, явно самодельные, изготовленные умельцами в местных мастерских из всякого подручного материала. Из покрышек от БМП даже умудрились собрать лабиринт-тоннель.

Во дворе молодая женщина в махровом халате и косынке развешивала на длиннющих веревках постиранное белье. В общем, все было именно так, как того ожидала Маша. Типичное по своей скромности жилье для офицеров гарнизона. Вот только стоянка для машин выбивалась из общего ряда. С десяток старых автомобилей – ветеранов российского автопрома, подлатанные и досмотренные. Но рядом с ними, поближе к дому, высилась громада старого танка: то ли «Т-62», то ли «Т-72» – в этих вещах Маша не разбиралась.

Сперва напарнице Ларина пришло в голову, что это тоже какой-то мемориальный знак, типа памятника неизвестному саперу с тремя коленными суставами или вроде того, как в городских парках раньше ставили гражданские самолеты. Почему бы и военным не поставить себе возле дома танк-памятник? Но памятник предполагает консервацию и бездействие техники. А тут происходило нечто обратное и странное.

Мужчина в замасленном черном танкистском комбинезоне копался в двигателе машины. От танка к жилому дому тянулся толстый прорезиненный кабель. Женщина, развешивающая белье, как-то недобро покосилась на дорогую и абсолютно новую машину журналистки. Во взгляде чувствовалась явная зависть – как и к самому гламурному «Фольксвагену», так и к его беззаботной с виду владелице.

Маша мягко хлопнула дверцей и прямо с ходу сделала несколько фотографий: общий вид дома, офицерскую жену, развешивающую белье во дворе, и грозный танк, стоящий возле старых легковушек. После чего «журналистка», цокая высокими каблучками по асфальту, направилась к военному, одетому в танкистский комбинезон. Но так и не успела ничего спросить – щелкнуло реле, затарахтело, а затем глухо и мощно загудел танковый дизель. Из труб повалил черный солярный дым.

Мужчина с перепачканным мазутом лицом довольно улыбнулся, покосился на черный дым, посерьезнел и нырнул в моторный отсек – только ноги торчать остались, обутые в стоптанные сапоги. Что-то подрегулировал. Дым, вырывавшийся из труб, поредел, стал белым.

– Эй, уважаемый моторист! – крикнула изо всех сил Маша. – Можно вас на минутку? – и она постучала ладошкой по голенищу сапога.

Мужчина даже не посчитал нужным выбраться из моторного отсека – просто высунул руку и махнул: мол, не надо мешать. Маша еще раз постучала ладошкой. Мужчина в комбинезоне и грязном шлеме сварщика вынырнул и с удивлением уставился на гостью, прибывшую словно из другого мира.

– Я хочу у вас спросить…

Мужчина показал жестами, что ничего не слышит, а затем догадался заглушить двигатель. Маше показалось, что наступила вообще полная тишина.

– Здравствуйте, меня зовут Мария Шарапова. Я из женского журнала, – Маша постучала крашеным ногтем по пластиковому бейджу, прикрепленному к белоснежному воротничку ее блузки. – Пишу про быт российских военнослужащих. Можно задать вам несколько вопросов?

Военный напрягся.

– О нашем быте пишете? Знаете, я человек подневольный, погоны ношу. Ничего плохого без приказа вышестоящих сказать не могу.

– Почему же сразу плохого? – рассмеялась Маша. – Можно и хорошее сказать. Ведь есть же в вашей жизни хорошее?

На этот раз улыбнулся и военный.

– Разумеется.

– Начнем с того, как вас зовут, звание, должность…

– Прапорщик Кондратов. А остальное только по согласованию с командованием.

– Не было б согласования – меня б в часть не пропустили, – Маша улыбнулась одной из своих самых очаровательных улыбок. – Вот расскажите, например, почему танк рядом с домом стоит. Это традиция у вас такая или вы на нем на службу ездите, пока ваша машина в ремонте?

Маша старалась говорить беззаботно. Всем своим видом она располагала к доверию. Но прапорщик держался настороже, душу изливать не спешил.

– Я уже сказал вам, товарищ корреспондент женского журнала, что ношу погоны… – он нервно повел плечом, и тут Маша заметила спешившую к ним женщину в махровом халате – ту самую, которая до этого развешивала белье.

– Вы ищете кого, или как? – очень уж настороженно оглядывая Машу с ног до головы, поинтересовалась местная жительница – вполне эффектная, но несколько вульгарная женщина лет тридцати.

Маше сразу же стала понятно причина ее беспокойства. Скорее всего, прапорщик ее муж, и жене не хотелось бы, чтобы тот любезничал с какой-то заезжей фифой.

– Это корреспондент из журнала, – пояснил прапорщик таким тоном, словно после этого Машу и нельзя было воспринимать как интересную женщину. – А это моя супружница – Эльвира. Лучше ей вопросы и задавайте. Над ней начальства нет.

– А вы ей не указ? – улыбнулась Маша.

– Она сама себе начальство, – несколько раздраженно отозвался прапорщик и вновь нырнул в моторный отсек, демонстрируя, что беседовать больше не намерен.