Андрей Воронин - Игра без козырей Страница 15

– Ох, и достали же вы нас!

– А нас как достают! Ты тоже погоны носишь, понимаешь, с командирами не спорят.

– Когда зайти?

– Да хоть сегодня вечером.

– Что, домой к тебе?

– А то куда ж еще!

– Зайду, хорошо, что напомнил.

– Я о вас помню, и вы обо мне не забывайте. Майор нашел красивый мешочек, положил туда бутылку, забрал нужные бумаги и, покинув будку, вернулся к Смирнову.

– Документы он сам отдаст, все в порядке. С погранцами договорено, так что счастливой дороги, зеленый коридор вам обеспечен.

– А поляки? – спросил Смирнов.

– Что поляки, не люди, по-твоему? Такие же паны, как и мы, тоже наша смена стоит – мой двоюродный брат. Кстати, поклон ему от меня передай.

– Понял, спасибо, – Смирнов хлопнул майора по плечу, мужики пожали друг другу руки и попрощались, надеясь вскоре вновь увидеться.

Джип с тремя машинами на хвосте переехал под навес к пограничникам. Те особого интереса к колонне не проявили, лишь для проформы страж границы заглянул в рефрижераторы, при этом его взгляд оставался скучающим. Порожняк, что с него возьмешь? Обладатель зеленой фуражки лишь покрутил носом от неприятного запаха: пахло тухлым мясом.

– Горючки много везете? – поинтересовался пограничник.

– Продавать не собираемся, только в баках.

Даже канистр запасных не берем, правила ваши знаем.

Смирнов передал пограничнику пачку паспортов. Тот, удалившись в будку, буднично принялся штамповать паспорта. Пять минут поколдовав, вернул их Семену Смирнову:

– Проезжай, очередь ждет.

– До встречи.

Смирнов знал пограничника лишь в лицо, по душам они никогда не беседовали.

Двоюродный брат милицейского майора, облаченный в польскую форму с белыми орлами, был удивительно похож на своего белорусского родственника. Такая же сытая морда, такой же несуразно огромный живот. «Где только они ремни берут? Натуральный, военный на таком животе не сойдется. Спецзаказ. Работая на границе, можно достать все, что угодно».

По-русски пан разговаривал достаточно хорошо, но с польско-белорусским акцентом. По-польски он разговаривал с белорусско-русским акцентом, но этого нюанса Смирнов уловить не мог. «Разжирели, мерзавцы!» – подумал Семен Семенович.

– Странные вы люди, – недоумевал обладатель конфедератки и кокарды с белым орлом, – порожняком ездите. Возили бы грузы в Польшу и обратно. Неужели из России припереть нечего?

– Не мое это дело, – отвечал Смирнов, – начальству виднее. Хотят за порожняк платить – пусть платят.

– Загрузили бы резину или еще что-нибудь, – недоумевал хозяйственный пан.

– Брат привет тебе передавал.

– Что б он сдох, пся крэв! – незлобно выругался пограничник, поглаживая округлый живот. – У моей жены, – пожаловался польский страж границы, – на прошлой неделе день рождения был, а он, сволочь, хоть бы что человеческое подарил! Ящик водки передал. У меня самого этой водки хоть магазин открывай. Жена на него осерчала. Увидишь – скажи.

– Думаю, вы раньше с ним увидитесь.

– Мы только через границу и видимся.

– Твоей жене подарок я сам привезу из Москвы в следующий раз. Не везти же тебе подарок из Польши?

Пограничник почесал пятерней за ухом, словно раздумывал, чего ему в этой жизни не хватает.

– У нее размер пятьдесят четвертый, – напомнил он Смирнову, отдавая документы. – Тяжело подобрать на нее одежду в обычном магазине. Смотри только, ничего дорогого не покупай, я ее баловать не люблю. Один раз купишь – потом всю жизнь богато одевать придется.

– Знаю, сам женат, – Смирнов забрался в джип и спрятал все документы в ящичек.

У шлагбаума на выезде он передал пропуск дежурному солдату. Тот ловко схватил бумажку, даже не поднимаясь со стула. Автомат лежал у него на коленях. «Последний человек на границе, потому и рядовой, – усмехнулся Смирнов. – Ему даже не за что потребовать денег. Не за что, все формальности соблюдены! Ему остается только козырнуть», – и просто так, от щедрот, Смирнов подал служивому пачку сигарет.

Тот приложил два пальца к козырьку и бросил:

– Счастливой дороги.

– Пожелание очень кстати, ведь дороги в Польше не очень хорошие, узкие, старые, на них не разгонишься.

Вдоль обочин мелькали рекламные щиты. Половина из них была исполнена по-русски. Тут отоваривались челноки, мелкие торговцы стройматериалами, фруктами и консервами. Солидные люди в этих местах не останавливались, не затоваривались.

Смирнову и его людям пока еще хватало запасов минералки и харчей, захваченных из Москвы.

Через пару часов колонна была на месте. Ее встречали солидный черный джип «Ниссан» и белоснежная «Вольво» последней модели. Семен Семенович Смирнов объяснил пану Рыбчинскому на словах то, что просил передать его московский босс.

– Понял, – сказал Рыбчинский, – ты прав, такую информацию лучше телефону не доверять. – А сам-то он когда подъедет?

– Об этом он мне ничего не говорил.

– Ладно, отправляйтесь в гостиницу, там уже все готово. Насчет машин не волнуйтесь, мои люди загонят рефрижераторы к холодильнику, загрузят товар, а затем вы двинетесь по расписанию.

Пан Рыбчинский хлопнул в ладоши так, словно перед его лицом кружил докучливый комар.

"И Рыбчинский здесь не главный, – уже в который раз подумал Смирнов. – Он, конечно, человек не последний, но не главный. Слишком суетлив, очень уж норовит проявить рвение и лишнюю старательность.

Самый главный не суетится, он говорит лишь «да» и «нет», а Рыбчинский очень много болтает. Но кто же здесь главный, кому принадлежит все хозяйство? И самое главное – узнать, не кому оно принадлежит на бумаге, а кто является реальным хозяином. Рыбчинский ездит на новенькой «Вольво», а хозяин должен передвигаться на «Мерседесе» или на чем-нибудь покруче".

Теперь можно было расслабиться. Машины ушли на загрузку, присматривать не за чем. Смирнов и его люди на двух джипах ехали по узкой асфальтированной дороге. Город не кончался, лишь дома стояли реже. Небольшой лесок, вполне ухоженный, чем-то похожий на парк, только нет лавочек и выложенных плиткой дорожек. За редко стоящими деревьями виднелся небольшой водоем-водохранилище. По нему плавали утки и два гордых лебедя.

«Удивительное дело, – подумал Смирнов, – от границы с Беларусью несколько десятков километров, а все-таки порядки здесь уже другие. Хоть и говорят: „Курица – не птица, баба – не человек, а Польша – не заграница“, но даже невооруженным глазом видно, что это не так».

Джипы проехали неохраняемые ворота и остановились у распластавшегося на берегу водохранилища полутораэтажного дома с мансардой и большой террасой, где стояли три деревянных столика с пластиковыми креслами при них, – не то это дом отдыха, не то гостиница – понять сразу было трудно. Тут всегда останавливались Смирнов и его люди, когда загружались фуры. К самой загрузке их не подпускали, лишь один раз пришлось Смирнову с водителем наведаться на рампу мясного цеха. Тогда тягач сломался, и никто, кроме водителя, не мог его отремонтировать.

Обслуги в доме не было, кровати уже были застланы, в холодильниках стояли спиртное и еда. В доме имелась большая просторная кухня и холл с камином. В первый же приезд, когда Рыбчинский привел Смирнова в дом, он предупредил гостя:

– Мебель не ломать, ничего не портить, с собой ничего не забирать. Если что-нибудь исчезнет или сломается, вычтут в десятикратном размере и в следующий раз никто из тех, кто провинился, сюда не поедет и не будет работать ни в «Новиков и К», ни в каком-нибудь другом месте. У меня руки длинные, даже в Москве вас достану.

Рыбчинский мог и не предупреждать, люди случайные в фирме не работали, парни за работу держались. Мужчины подобрались солидные, никто не позволял себе даже лишнюю пачку сигарет перевезти через границу, не говоря уже о деньгах и другой контрабанде. Да и зачем перевозить, если в фирме платили хорошо, если водитель за четыре рейса имел штуку баксов? Премии раз в квартал набегали в размере зарплаты.

В каждом номере имелся телефонный аппарат, но не городской, позвонить можно было соседу или Рыбчинскому на склад.

Смирнов задернул шторы, чтобы не мешал свет, и устроился подремать. Ему, как главному, полагался одноместный номер, другие жили по двое.

Семен Семенович проснулся, когда уже стемнело, и почувствовал себя на удивление бодрым. Бодрость придавал и голод. В большой кухне уже слышались звяканье посуды и мужской хохот – громкий, так мужчины смеются, когда рядом нет женщин: в бане, на рыбалке и в гаражах.

Прихватив из холодильника литровую бутылку «Абсолюта», Смирнов вышел на кухню. Он был в джинсах и майке.

– Вот и шеф пожаловал.

– Говорите о своем, начнем чуть позже, на меня внимания не обращайте.

– Что сами пить будете, Семен Семенович?

– Чай есть?

– Конечно!