Сергей Зверев - Экстренное погружение Страница 15

– Ну что же ты, милая? – пробормотал акустик, крутя ручку настройки гидрофона. – Давай…

Он взглянул на монитор, установленный на его столе. Синусоида с большой амплитудой медленно передвигалась по экрану справа налево. Акустик указал на очень узкую полоску между двумя пиками синусоиды и направил курсор на нее.

– В полосе этих частот где-то около 370 гц, – объяснил он, – сейчас посмотрим по каталогу.

– Где они могут быть?

– Довольно далеко, судя по слабой слышимости. Неопределенная вибрация до 50 децибел. Это может быть и вибрация нашей антенны. Думаю, надо снизиться, чтобы посмотреть точнее…

Начальная вибрация от выдвинутой антенны всегда вносила неопределенность в идентификацию звуков – компьютер не мог отделить реальные шумы от виртуальных помех. Но, снизив скорость, оставляя при этом все остальные параметры движения неизменными, можно было точно отделить помехи, вносимые донными отражениями, от настоящих шумов.

– Хорошо, сделаем, – сказал Армстронг и, повернувшись к рулевому, приказал: – Снизиться до двадцати…

Рулевой в голубой рубашке выключил автопилот и повернул рулевое колесо.

Прошло несколько минут, прежде чем колебания антенны прекратились и можно было высчитать ошибку.

– Точно справа, – выдохнул Берни, укладывая циркуль на карту. – Если их сравнить с данными Б-52, то совпадают вплоть до децибела.

Щелкнув кнопкой «мышки», он вырезал узкую полоску из частоты шумов на экране в появившемся окошечке справа. Затем картинка сменилась на таблицу, содержащую список известных источников звука на этой частоте. Он указал на таблицу.

– Самый ближайший по каталогу шум – это э-э-э… – он замялся.

– «Гепард»? – с надеждой воскликнул Стивенсон, который просматривал список.

В комнате повисла тишина, только висящие по стенам гидрофоны ловили шумное дыхание океана.

– Нет. Это русский траулер. Кажется, «Морозов». Возвращается на базу.

19

– У меня в каюте медицинская сумка, фляжка с медицинским спиртом и специальная защитная одежда, – сказал Дроздов. – Кроме того, мне нужны килограммов десять аварийных запасов продовольствия.

– Вы собираетесь идти? – медленно произнес Грубозабойщиков. – Или у меня уже котелок не варит?

– Если так, дело плохо. – Улыбка появившегося в дверях Тяжкороба свидетельствовала, что он слышал последние слова командира. – Тогда придется посадить вас под арест и взять на себя командование. Так, по-моему, в уставе корабельной службы?

– Доктор собирается прогуляться на буровую.

– Так вы их поймали? – Тяжкороб забыл про Дроздова. – И взяли пеленг?

– Только что. До них около пяти километров.

– Пять километров! – Радостное оживление у него на лице тут же пропало. – В такую погодку это все равно что пятьсот.

– А вот майор полагает, что способен превзойти Седова, – сухо сообщил Грубозабойщиков.

Тяжкороб взглянул на Дроздова долгим, оценивающим взглядом, потом снова повернулся к Грубозабойщикову.

– Я передумал: если кого-то и сажать под арест, так, скорее всего, Андрея Викторовича.

– Послушайте, – заговорил Дроздов. – Там же люди. Пусть даже немного, но они еще живы. Они на краю гибели. Перешагнуть эту грань – мгновенное дело. Я врач, я знаю. Все может решить сущий пустяк. Глоток спирта, несколько ложек еды, кружка горячей воды, какая-нибудь таблетка – и они останутся жить. А иначе им конец. Они имеют право рассчитывать на помощь. Я не требую, чтобы кто-то сопровождал меня, я только прошу, чтобы вы выполнили мою просьбу.

Опустив голову, Грубозабойщиков уперся взглядом в пол.

– Командир, его надо остановить, – заявил Тяжкороб. – Он сошел с ума… – Он стукнул кулаком по переборке. – Как, по-вашему, почему операторы дежурят на эхолоте даже сейчас, когда мы сидим в полынье? Да потому, что следят, когда лед сомкнется. А вахтенный на мостике ничего и не разберет в этой ледяной круговерти.

– Мы можем нырнуть, – сказал Грубозабойщиков. – Положение буровой известно. Поищем полынью в радиусе километра от нее.

– Что толку? – возразил Дроздов. – Это все равно что искать иголку в стоге сена. Если даже повезет, вам потребуется часа четыре, не меньше. И не говорите мне про торпеды, в этом районе толщина льда доходит до десятков метров. Короче, пока мы снова пробьемся наверх, пройдут часы или даже сутки. А я смогу добраться до буровой за два-три часа.

– Если не свалитесь с тороса и не сломаете себе ногу, – заговорил Тяжкороб. – И если не ослепнете в первые же секунды. И если не провалитесь в полынью. И если не окоченеете в первые же минуты… Ну, ладно, даже если с вами всего этого не случится, объясните мне, как вы собираетесь вслепую отыскать буровую? Компас в этих широтах бесполезен. Да если бы вы и сумели воспользоваться им, в такую пургу вы все равно можете не заметить стоянку или что там от нее осталось, пройдете в десяти метрах и ничего не увидите. И, наконец, если каким-то чудом вы все-таки доберетесь туда, как, черт вас побери, вы собираетесь отыскать дорогу назад? Привяжете за собой ниточку и будете пять километров разматывать?.. Это безумство.

– Да, я могу сломать ногу, утонуть или замерзнуть, – согласился Дроздов. – И все же попытка не пытка. Возьму с собой рацию и буду поддерживать с вами связь, а вы будете корректировать направление движения.

– Одна мелочь, – отрезал Тяжкороб. – У нас нет такой рации. Не предусмотрена типовой номенклатурой.

– У меня в чемодане лежит «Р-104» с радиусом действия двадцать километров, – сообщил Дроздов.

– Надо же, какое совпадение! – пробурчал Тяжкороб. – Случайно прихватили с собой, верно?.. У вас в чемодане еще много таких забавных вещичек?

– Что находится в багаже у майора, не наше дело, – с легкой укоризной произнес Грубозабойщиков. – Нас должно интересовать другое – он собирается уйти в одиночку. Это уже касается и нас. Андрей Викторович, вы в самом деле полагаете, что мы согласимся?

– Я не прошу вас ни с чем соглашаться, Владимир Анатольевич, – заявил Дроздов. – Ваше согласие мне до лампочки. Прошу вас об одном: не мешайте. Если можно, дайте мне кое-что из продовольствия. Если нет, обойдусь и так.

С этими словами он вышел из центрального и отправился в свою каюту. Притворив дверь, тут же заперся на ключ.

Полагая, что Тяжкороб будет не слишком обрадован, найдя дверь собственной каюты на замке, майор не стал терять времени даром. Набрав шифр, открыл чемодан. Почти половину его объема занимала защитная арктическая одежда, самая лучшая, какую только можно было достать на складе в порту.

Дроздов сбросил с себя одежду, натянул просторное вязаное белье, шерстяную рубашку и вельветовые штаны, а поверх – толстую шерстяную альпийку с подкладкой из чистого шелка. Слева под мышкой был пришит кармашек на суконной подкладке, еще один такой же карман виднелся и справа. Запустив руку на дно чемодана, майор извлек оттуда три предмета – «ПМ», который точно уместился в левом кармане, и две запасные обоймы, которые разместились в правом.

Дальше было проще. Две пары толстых грубошерстяных носков, фетровые боты и, наконец, верхняя парка из меха росомахи и брюки из оленьих шкур. Капюшон из волчьего меха, сапоги из тюленьей шкуры и рукавицы из меха северного оленя поверх перчаток из ситца и варежек из шерстяной пряжи довершили наряд.

Повесив на шею защитные очки и маску, он сунул во внутренний карман меховой парки водонепроницаемый фонарь, извлек «Р-104» и, закрыв чемодан, снова запер его на шифр – пусть будет хоть какое-то занятие Грубозабойщикову на время его отсутствия. Разместив в рюкзаке медицинскую сумку и стальную фляжку со спиртом, Дроздов отпер дверь каюты.

Когда он вернулся на центральный, то увидел, что Грубозабойщиков за это время не сдвинулся с места. К нему с Тяжкоробом добавились еще двое: матрос Рукавишников и радист Зубринский, самые крупные парни на корабле.

Увидев это, Дроздов обратился к командиру лодки:

– Хотите применить силу?

– Небольшая формальность, – заявил Грубозабойщиков. – Заявление для видеозаписи. Ваши намерения самоубийственны. Я должен иметь видеоподтверждение.

– Прекрасно, теперь мое заявление записано на пленку, причем в присутствии свидетелей. Что дальше?

– Я не могу дать свое согласие. Только что обнаружена опасная поломка. Сейчас выяснилось, что сгорело одно из защитных реле на ледомере. Запасных у нас нет, надо перематывать обмотку. Вы сами понимаете, что это значит. Если нам придется нырнуть, мы не сможем найти дорогу обратно. Тогда всем крышка. Я имею в виду тех, кто останется на льду.

Дроздов не стал осуждать командира за ложь, но он был немного разочарован: у того было время придумать что-то позаковыристее.

– Давайте НЗ, командир.

– Вы все равно идете?

– Перестаньте! В конце концов, я пойду и без НЗ.

– Моим ребятам, – Грубозабойщиков кивнул на Рукавишникова, Зубринского и Тяжкороба, его голос звучал теперь угрожающе, – все это может не понравиться.