Танковое жало - Александр Александрович Тамоников Страница 15

Вдруг сквозь стук топорика донесся отчаянный выкрик с окраины улицы:

– Танки! Танки!

Сразу же за ним прозвучал хриплый голос ротного:

– Рота, стройся! Оружие к бою!

Через минуту бойцы уже бежали к окраине совхозных построек. Вражескую бронетехнику видно не было, но земля под ногами дрожала и содрогалась от махин, что шли строем по только что освобожденной земле. От мощного выстрела мир вокруг содрогнулся, земля подпрыгнула и будто тяжелым молотом ударила по ногам.

– Дыбенко, давай на помощь артиллерии. – Крик командира придал сержанту другое направление.

Леонид развернулся на ходу и кинулся к легкой самоходке, которую тащила дохлая кобылка. Она была вымотана и едва перебирала ногами, подгоняемая криками расчета. Тяжелое орудие подхватили десятки рук и потащили к месту, где заканчивались постройки. Там уже комроты метался от дома к дому, пытаясь найти хоть какое-то укрытие от грозной силы, которая шла прямо на них. Легкая пушка нырнула в ближайшую канаву, закрутились ручки настроек, заряжающий с размаху вогнал снаряд в лоток, а потом загнал в казенник.

– Огонь!

Грохот выстрела ударил по ушам, глаза затянуло серой дымкой гари. Артиллерийский расчет уже готовил новый выстрел, снова лязгал металл снаряда. Прямое попадание остановило на несколько секунд ползущего бронированного гиганта, башня у него съехала вбок и задымилась густым черным столбом. Но удачный выстрел не надолго замедлил движение грозной колонны, гусеницы снова потащили вперед бронированных гигантов, сотрясая землю вокруг.

Ротный командир бросил взгляд на перевязанную руку Дыбенко и выкрикнул:

– Юрецкий, Махаев, Голубев, ко мне!

Три пехотинца поднялись по его зову из небольшой канавы, превратившейся в окопчик. Лейтенант протянул им тяжелые колотушки противотанковых гранат:

– Вперед по-пластунски между гусениц до конца, там у них топливный бак. Он в корме. Бейте туда.

Ни один из бойцов не сказал ни слова, но по их изменившимся лицам было видно, как они потрясены. Такой поступок мог означать лишь одно – верную гибель. Если и получится подобраться ползком к вражескому танку, то в тесном пространстве между гусеницами под железным брюхом точно накроет осколками от взрыва гранаты или волной огня вспыхнувшего топливного бака. Только ни один из них не отказался от этой жертвы, солдаты понимали, что стоит дрогнуть, и им никогда не остановить эти бронированные машины смерти. За их спинами госпиталь с ранеными, за ними рубеж, который нельзя отдать фашистам. Потому придется отдать свою жизнь ради спасения других.

Леонид топтался рядом, ощущая себя совсем беспомощным и никчемным из-за раненой руки. Ни стрелять толком, ни бросить гранту он теперь не может. От этой мысли к страху прибавилась тоска из-за своей беспомощности. Парень только хотел спросить у комроты, что же ему делать, как поддержать товарищей в обороне против рвущихся в бой танков, как командир внезапно сильно ухватил его за рукав, притянул к себе и почти прокричал в ухо, перекрывая грохот начавшегося боя:

– Дыбенко, мы будем держать оборону, сколько сможем. Уже не отбиться, но немцев сюда не пустим ни за что. Беги, беги со всех сил к связистам, они вот-вот прибудут. Идут за нами, беги на дорогу, предупреди. Быстрее, надо сообщить о прорыве! Пускай пришлют подмогу! Слышишь, Дыбенко, шестой пехотный батальон в окружении немецких танков в квадрате четыре ноль два, совхоз «Красногорский». Зуйская гряда, квадрат четыре ноль два. Запомни, так и передай. Срочно! В штаб части! – И рявкнул во все горло: – Выполнять приказ, сержант! Немедленно! Вперед!

– Есть! – уже на бегу выкрикнул Леонид.

Парень кинулся по дороге вдоль домов, не обращая внимания на боль в руке от каждого шага. Бежал со всех ног, повторяя про себя: «Шестой пехотный, в квадрате четыре ноль два, совхоз “Красногорский”. Зуйская гряда, квадрат четыре ноль два! Танковый прорыв!»

Он оставил за спиной госпиталь, увидел телегу с катушками кабеля и кинулся к связистам, что замерли рядом со своей поклажей. Бойцы прислушивались к грохоту и звукам выстрелов, не понимая, что происходит на другом конце совхозной территории. Леонид сделал несколько шагов и открыл рот, чтобы выкрикнуть важную информацию. Как вдруг что-то тяжелое ударило его в спину так, что сержант с размаху упал на колени, а потом пролетел еще несколько метров влево и оказался под телегой. Все вокруг запорошило пылью, нос, рот и глаза парню забило сухой взвесью. По всему телу, словно жгучей крапивой, протянуло волной огненного жара. Не выдержав боли, паренек вскрикнул и тут же закашлялся от грязи, которая набилась в рот от удара снаряда и взрывной волны. Леонид выплюнул грязь, рукавом провел по лицу, чтобы хоть немного стереть грязь. Веки резало каменными крошками, а горло саднило, будто туда высыпали мешок с песком. Он осторожно выглянул наружу из-под телеги и ахнул: рядом дымилась огромная воронка, куда попал танковый снаряд; пространство вокруг нее усеяли тела связистов со множеством ран, бойцы истекали кровью; телега с катушками и полевыми радиостанциями над его головой горела черным вонючим костром.

Парень выскочил из-под телеги, кинулся к одному, к другому лежащему связисту, пытаясь что-то сделать, как-то помочь:

– Нужно сообщить в штаб! Связь, надо сообщить! О прорыве!

Под ногами у него кто-то застонал, Леонид откинул обугленные щепки и увидел лицо девушки-санинструктора. Ее опалило огнем, и часть женских, изящных черт оплавилась, превратившись в багровую уродливую маску. Она простонала:

– За помощью, беги за помощью! Скажи им, нас окружили немцы. Беги, рядом Колесово, на восток десять километров. Там… наши части… Быстрее…

– Я сейчас, я да, я бегу, квадрат четыре ноль два!

Леонид кинулся в одну сторону, пробежал несколько метров, потом понял, что повернул не туда. Дорога резко свернула вправо и потянулась вдоль совхоза. Он сделал несколько шагов, пытаясь понять, куда двигаться дальше, в какой стороне расположена ближайшая воинская часть. Черная стена из деревьев подернулась на несколько секунд мутной пеленой, парень затряс головой, пытаясь прийти в себя. В висках стучала кровь, а уши разрывал звон ударной волны от взрыва танкового снаряда. Это мешало ему сосредоточиться и понять, в какой стороне вражеская территория, а где уже советская освобожденная земля. Несколько секунд парень кружил между деревьев, а потом кинулся бежать по широкой тропе вдоль лесной полосы.

Сначала он бежал, потом шел быстрым шагом, а через несколько часов уже без сил едва шагал, хватаясь на ходу за стволы деревьев, чтобы не упасть от слабости. Дрожь и упадок сил все сильнее охватывали тело, ноги не слушались своего хозяина, предательски оступаясь