Александр Тамоников - Путь ярости Страница 16

– Офигеть, – прокомментировал залегший в водостоке Семен Гончар. – Пьяный экипаж на автопилоте едет. Чуть по мне не проехались, уроды. Пора бы кое-кому за мозгами прогуляться…

Спецназовцы сдавленно усмехнулись. Настала тишина. В 31-м доме погас свет – уборку после гостей решили оставить на утро. В доме номер 29 было тихо. Свет поблескивал за шторами. Сидеть в скорченном виде было неудобно. Никита сменил позу – заполз на клумбу и лег на живот. Нехорошая мысль кольнула: а вдруг не срастется? И совсем унылая: в какой, интересно, позе поимеет нас сегодня жизнь? Над окраиной Аметиста царило безмолвие. В отдельных домах еще горел свет. Люди наслаждались наличием электричества – свет на этой окраине включили только вчера, восстановив разрушенную подстанцию. Нетерпеливо завозился Терехов. Видимо, сообразил, что с пистолетом в руке смотрится глупо, – сунул его в кобуру.

– Капитан, долго будем ждать? – пробормотал он недовольно. – Время идет, ничего не происходит. Я начинаю сомневаться в том, что вы правильно выполнили поставленную задачу.

– Потерпите, Евгений Романович, – отозвался Никита. – Повторяю, ошибка исключена.

На крыльце зажегся засиженный насекомыми плафон, скрипнула дверь. Спецназовцы насторожились, в эфире воцарилась тишина – никто не дышал. На крыльце возник плотный субъект в жилетке. Он носил длинные волосы, густую бороду, смотрящуюся диковато и устрашающе. Жизнелюбие не было его отличительной чертой. Он хмуро обозрел озаренный луной сад с огородом, сплюнул на ступени, что-то пробурчал. Щелкнула зажигалка, мужчина прикурил сигарету. Он даже не стал опираться на перила – высосал ее в несколько шумных затяжек, щелчком отправил в небо и затопал обратно в дом. Протяжно заскрипела дверь, сработал стальной засов.

– И что за мохнатый шмель? – сварливо бурчал майор Терехов. – Только не говорите, капитан, что это и есть ваш «крот». Это Робинзон какой-то, дикарь неотесанный.

– Согласен, Евгений Романович, это не самый жизнелюбивый и коммуникабельный представитель человечества. Онищенко Петр Емельянович, 54 года, работал начальником цеха на коксохимическом заводе. Был разжалован до прораба, потом и вовсе уволен за систематические хамство и выпивку. Сейчас работает сторожем в продуктовом магазине. Вернее, работал, пока магазин не накрыло снарядом 120-го калибра. Не поверите, Евгений Романович, этот социопат и ксенофоб даже женат, боится своей супруги и ходит перед ней на цыпочках.

– Вы же не хотите меня уверить, что это чучело и есть «крот»? – раздраженно запыхтел майор. – С какого перепуга? Он не может владеть секретной информацией.

– Он и не владеет, – согласился Никита. – Опасность представляет его супруга, которой, судя по всему, сейчас нет дома, но рано или поздно она должна появиться. Любовь Сергеевна Онищенко, «железная леди», врач-реаниматолог, занимает должность главврача в местном военном госпитале. Муж, кстати, не в курсе ее «второй профессии», он обычный добропорядочный человек, как бы странно это ни звучало.

Майор шумно дышал – видимо, переваривал информацию. Собрался что-то возразить, но в это время зашуршал эфир, прорезался приглушенный голос Семена, тоскующего в водосточной канаве:

– Командир, вижу одинокую женскую фигуру. Приближается к калитке. Тощая, страшная, призрак какой-то. Сейчас пройдет мимо… прошла…

Звякнула щеколда на калитке, и «одинокая женская фигура» возникла на фоне раскидистой ветвистой рябины. Такое ощущение, что она плыла по воздуху. Хорошо, хоть не в ночной сорочке. Действительно, столкнешься с такой «шваброй» в темном переулке – в штаны наделаешь. Женщина поднялась на крыльцо, постучала. Муж открыл почти мгновенно, что-то подобострастно забурчал. Женщина сухо, с резкими нотками, ответила, вошла внутрь, заставив его попятиться. В прихожей вспыхнул свет.

– Вот и Любовь нечаянно нагрянула, – усмехнулся капитан.

– В смысле? – не понял майор.

– Любовь Сергеевна Онищенко, – повторил Никита. – Гроза нашего госпиталя, не хламидия какая-нибудь…

– Не баба, а кактус какой-то, – проворчал Терехов – И не боится она одна разгуливать в ночи? Какая-никакая, а женщина. До госпиталя тут далековато.

– Думаю, ей по должности положено оружие, и она умеет им владеть, – прошептал Никита и пальцем постучал по миниатюрному микрофону. – Эй, бойцы, не спите? Все готовы? Пошли… Готовы брать «крота», Евгений Романович? – повернулся к майору Никита. – Или за теплицей будете отсиживаться?

Гончар перебежал от калитки на угол, чтобы контролировать две стороны с окнами. Остальные выбирались из укрытий и, пригнувшись, устремлялись к дому. Призрачные тени скользили по ночному воздуху. Копылов робко постучал в дверь. За дверью воцарилась тишина. Потом спросил мужчина бархатистым голосом:

– Шо надо?

– Миллион извинений, сударь… – взволнованно, глотая слова, словно запыхался, забубнил Копылов. – Это из госпиталя, меня прислали за Любовью Сергеевной… Только что привезли раненого полковника Порохова, у него тяжелое ранение, наступил на мину… Срочно требуется присутствие главврача, я на машине… У полковника очень непростое ранение, он без сознания…

«Да простит нас полковник Порохов», – подумал Никита.

За дверью приглушенно ругнулись, скрипнул засов. Дверь приоткрылась, образовалось мужское лицо, заросшее кудлатой растительностью. Вблизи этот экземпляр оказался еще страшнее и неопрятнее. Он действительно напоминал дикаря, подобранного с необитаемого острова. «Какое удовольствие жить с таким? – недоуменно подумал Никита. – Такого вместо собаки можно на привязи держать. Вера не позволяет привести себя в божий вид?» Мужчина почувствовал угрозу, обнаружив за порогом вооруженных людей. Он насупился, выставил заросшую волосами губу.

– Что за черт? – проворчал он. – Вы не из госпиталя… Вы кто такие?

– Мы не знакомы? – широко улыбаясь, удивился Копылов. – Разве это не вы преподавали в Стэнфорде?

Терновский ударил ногой по двери, мужчина, вскрикнув от боли, отпрянул в дом. Спецназовцы по одному влетели в скромное жилище главврача. Женщина не успела даже скинуть с себя плащ, только бросила сумочку на стиральную машину. В нехватке сообразительности ей было трудно отказать – бешено сверкнули глаза, она метнулась к своей сумочке. Действительно, болезненно худая, некрасивая, с жирными волосами неопределенного цвета. Лебеденко ударил ее по руке, и сумочка с металлическим лязгом обрушилась на пол. Лебеденко заломил ей руку, женщина вскричала от страха и боли.

– А ну, оставьте Любашу! – взревел бородач. – Какого хрена вы ее схватили?! Вы кто такие, мать вашу?! – Он храбро бросился на Лебеденко. Тому хватило лишь вскинуть свободную руку – Онищенко напоролся нижней челюстью на образовавшийся блок. Клацнули зубы, он чуть не откусил себя язык! Лебеденко оттолкнул его коленом, и тот ювелирно точно загремел в старенькое кресло, которое не выдержало натиска и развалилось. Мужчина беспомощно возился в обломках.

– Спокойствие, Петр Емельянович! – громогласно объявил Никита. – Еще одна попытка противодействовать опергруппе, и вы проснетесь на нарах! Ваша жена обвиняется в серьезном преступлении, не заставляйте инкриминировать вам соучастие! А вы, Любовь Сергеевна, тоже успокойтесь. Все кончено, вы проиграли.

– Вы что себе позволяете? – прошипела женщина, которую Лебеденко крепко держал за локоть. – Отпустите меня немедленно, я буду жаловаться! Вы хоть представляете, на кого поднимаете руку?

Она отчаянно вырывалась, но только делала себе больно. Движения замедлялись, в глазах появлялась обреченность. Она застыла, тяжело дыша, затравленно водила глазами по сторонам. Напоролась взглядом на возбужденного майора Терехова, который вбежал в дом вместе со всеми. В глазах женщины мелькнуло недоумение.

– Евгений Романович? А почему вы… – Она словно подавилась, закашлялась.

– Вы знакомы, товарищ майор? – удивился Никита.

– Ну конечно, – раздраженно бросил Терехов. – Я же бываю в нашем госпитале. Но никогда бы не подумал, что Любовь Сергеевна… Послушайте, капитан, все это кажется мне каким-то шатким и лишенным доказательной базы. Почему именно эта женщина? Она добропорядочный работник и толковый руководитель. Только благодаря ее напряженной работе наш госпиталь… Повторяю в третий раз – вы убеждены, что эта особа является вражеским агентом, что это она сливает противнику информацию о наших вооруженных силах и ситуацию в районе?

– Нет, Евгений Романович, – качнул головой Никита. – Эта женщина не «крот». Она его пособница.

– Вы совсем меня запутали. А кто же тогда «крот»? – Майор насупился, глаза смотрели настойчиво, не мигая, хотя было видно, как от волнения подергивается челюсть.

– Вы, Евгений Романович.

Наступила крайне интересная тишина. Даже бородач перестал возиться в развалинах кресла. Женщина шумно выдохнула, повисла на Лебеденко безвольной вешалкой. Майор презрительно усмехнулся, но щеки побелели от страха. Он попятился, но уткнулся в Семена Гончара, который не стал задерживаться на улице. Семен злорадно скалился. Терехов не успел и глазом моргнуть, как чужая рука извлекла пистолет из его кобуры.