Юрий Рогоза - Америкен бой Страница 16

Его подробно расспрашивали, кто он, прежде чем отпереть замок. Ник с трудом сдержался, чтобы не выбить и эту дверь.

— Позвонить, говорите? — спрашивал старушечий голос.

— Откройте, надо «Скорую», немедленно. Вашей соседке плохо…

— Конечно, — не открывая, пел голосок. — Они так шумели с утра, в ванной протекли…

— Вы откроете? — наконец спросил Ник, уже собираясь уходить и искать телефон на улице.

Дверь приоткрылась и старушка с любопытством уставилась на Ника, изучая тщательно. Тут уже терпеть было невмоготу. Он легко отодвинул хозяйку, — та протестующе пискнула, — и прошел в квартиру.

Телефон стоял в прихожей. Ник спеша и не попадая в дырки на диске набрал «911». Зазвучали короткие гудки и только тогда он сообразил, что набирает американский номер. Как ни странно, это напоминание, что он не дома, — или что он дома? Ник не вдавался в рефлексии по этому поводу, — несколько его успокоило. Ошарашенный происходящим, которое не вмещало сознание, американец отступил в тень. Теперь Ник как-то лучше начал ориентироваться.

Более спокойно он набрал «03» и, когда трубку сняли, тоже довольно спокойно начал вызывать врача.

Его удивила длительность процедуры и обилие не нужных на его взгляд вопросов. Впрочем он не вспылил и отвечал сносно. Когда не знал, что ответить, выдумывал ответ из головы — как с возрастом и с фамилией Тани. Он не знал, взяла ли она фамилию Сергея, но назвал ее.

В паузе он повернулся к старушке, что стояла у двери и пытливо вслушивалась в каждое сказанное Ником слово:

— У вас бинты есть? И аммиак. Ну, нашатырь?

Та кивнула и безропотно выдала Нику требуемое. Наконец, услышав, что заказ принят, Ник бросился наверх.

Таня лежала все в той же позе. И опять, пока не пришла «Скорая», паниковать было нельзя. Очень осторожно и медленно Ник перерезал провода, которыми она была спутана. К счастью, ему попались под руку щипчики из маникюрного набора. Ник старался не двигать тело. По опыту он знал, что это может быть опасно — переломы, дополнительные кровотечения…

Каждую секунду он проверял пульс, и когда тот по его мнению слабел, он подносил Тане к носу ватку с нашатырем. Средство почти бессмысленное, но выбирать не приходилось.

Освободив тело, он слегка повернул Тане голову, чтобы та не захлебнулась кровью, и осмотрел раны.

Глубоких не было, поэтому бинт почти не пригодился. Ее не стремились убить, это Ник сразу понял. Ее били и пытали. С ужасом он заметил на груди и животе следы от ожогов сигаретами.

Когда-то он бы не удивился. Видел и не такое. Наблюдал кастрацию, знал, что такое «тянуть жилы», как выглядит живое тело, лишенное кожи. Но теперь, в этой городской квартире, он не в состоянии был поверить в то, что видел.

Те несколько минут, что прошли до приезда «Скорой» он провел у тела Тани не зря. И, хотя мысли его путались, постепенно родилось осознание, что его опыт не бесполезен. Что там, в Америке, он несколько изменит курс выживания для своей группы. Потому что не застрахован никто. И значит Афганистан (а Афганистан давно перестал быть для него понятием географическим, существуя в сознании как чисто хронологическая область, в чем было что-то метафизическое, чего Ник старался не замечать, — Афганистан это и не территория, и не время) есть повсюду. Где-то больше, где-то меньше. И если ты вдруг оказался в ненужное время в ненужном месте, не исключено, что оказался ты именно в Афганистане. Значит, надо и вести себя соответственно.

Он слышал, как по лестнице не спеша поднимаются санитары, потом помогал им уложить тело Тани на носилки, помогал спустить, прихлопнув за собой дверь квартиры и машинально отметив, что забыл внутри ключи. И как Таня попадет домой, когда выйдет из больницы?

Он страшно устал, мысли были вялые. Как только за дело взялись доктора, на него навалилась мутная серая апатия.

Ник доехал с Таней до больницы и потом долго ждал в неуютном гулком приемном покое рядом с операционной. Часто выходил курить, но мыслей никаких не было. Только когда кончились сигареты и во рту появился противный металлический привкус, Ник понял, что вечереет.

Он стоял во дворике больницы. Неработающий фонтанчик был окружен скамейками, от него разбегались коротенькие аллейки. Пыльная зелень, больные, прогуливающиеся в чудовищных казенных халатах, — все это навевало такую беспросветную тоску, что Ник чуть было не начал думать о смысле жизни и бренности всего сущего. Обстановку чуточку разрежали молоденькие медсестры, что по временам пунктиром прошивали серость, блестя накрахмаленными халатиками. Одна из них, проходя мимо Ника, обратила на него внимание и состроила глазки, но Ник должным образом не отреагировал. Даже сейчас, какой-то съежившийся и потухший, в помятом и местами попачканном кровью костюме, Ник выглядел довольно сносно.

Похлопав себя по карманам и вспомнив, что сигареты кончились, Ник вернулся в приемный покой. Как выяснилось, вовремя. Из операционной навстречу ему вышел хирург, устало стянув на грудь маску с лица. Не обращая внимания на полный вопросов взгляд Ника, он достал пачку «Примы».

Закурил сам, предложил Нику. Тот с благодарностью вытянул овальную сигаретку без фильтра, забытым, казалось бы, движением зажал губами кончик, чтобы табак не лез в рот, наклонился к огню спички и затянулся. Легкие перехватило крепеньким вонючим дымком. Ник чуть не закашлялся.

— Доктор, — наконец сдавленным голосом спросил Ник. — Ну что, как она?

— Вы муж? — вместо ответа задал вопрос врач.

— Нет, я его друг… Мужа сейчас нет, он… — Ник замялся, не зная что сказать, но доктору это было не интересно. Он затянулся, щуря усталые глаза на заходящее солнце, кивнул кому-то из персонала. Нику начало казаться, что он нарочно тянет время и в голову пришло самое страшное, — что Тани тоже больше нет.

— Она?.. — начал спрашивать он и повесил в конце вопроса отчетливую паузу.

— Нет, — мотнул головой врач. — Она жива. Пока, во всяком случае.

— И каковы шансы?

— Молитесь, если в бога верите. А не верите, просто так надейтесь. Вот и все шансы.

— Она ребенка ждала, — сказал Ник.

— О ребенке придется забыть, — просто сказал доктор. — Боюсь, что если она и выкарабкается, то о детях вообще придется забыть. Впрочем, загадывать нельзя, хоть бы сама выжила..

— Все так плохо? — зачем-то спросил Ник, чем врача вывел из себя.

—. Нет, не так, — ядовито ответил он. — Все еще хуже. Тех, кто это сделал, нужно казнить на площади. И не просто голову отрубить или повесить. Я бы предложил пилить их на части. На много частей. И пила должна быть непременно тупой, потому что острой получится слишком быстро и они не сумеют полностью осознать, что происходит. Да-с… — это финальное «с» как-то задело Ника. — Очень долго и очень медленно, — после паузы добавил хирург. Ник смотрел в его лицо и ему казалось, что тот сейчас представляет эту гипотетическую публичную казнь. Однако в глазах доктора не было злобы. Ник разглядел только внутреннее страдание и понял, что представляет он сейчас вовсе не подонков, которых пилят на части, а изувеченное ими тело молодой женщины.

— И это я вам говорю, как врач, — заметил хирург. — Как представитель самой гуманной профессии на земле…

.— Ее можно увидеть?

— Вы что, с ума сошли? Это совершенно исключено. Но Ник кое-что знал о жизни и смерти. Может быть,

не больше, чем его собеседник, но с другой стороны. Ему необходимо было Таню увидеть. И он знал, что даже если та без сознания, ей необходимо, хоть на секунду, его присутствие.

— Только на секунду, доктор, — засуетился Ник и потерял лицо, начав доставать из кармана деньги.

— Уберите это, — брезгливо поморщился хирург. Но что-то в стремлении Ника показалось ему правильным. — Наденьте халат, там, в ординаторской. Вторая палата справа. На секунду! И не пытайтесь с ней говорить, она иногда приходит в сознание. Если, конечно, не хотите ее добить…

— Спасибо, доктор, —Ник пошел к двери;

— Да, молодой человек, — окликнул его врач. Ник обернулся, вдруг опять ясно ощутив далекую пока опасность. — Скоро милиция прибудет, так что никуда не уходите…

— Конечно, — кивнул Ник и вошел в больничный коридор.

В сумеречном свете начинающегося летнего вечера Ник сначала не смог даже увидеть Таню за нагромождением капельниц, каких-то приборов, тянущих к ее телу свои провода, в мешанине бинтов…

Наконец он рассмотрел маленькое восковое лицо, почти не выделявшееся на фоне белой подушки.

Ник сдержался и не сразу подошел к ней. В начале он должен был привести в порядок собственные нервы. Он замер у двери и сосредоточился на себе. Все было разлажено: всполохи эмоций, какие-то апатичные провалы в пустоту…

Полузакрыв глаза и соединив перед собой пальцы рук, Ник сконцентрировался на солнечном сплетении и мало-помалу оттуда стало разливаться приятное тепло. Уже через несколько минут Ник чувствовал себя отдохнувшим, сильным и спокойным. Только тогда он подошел к кровати и посмотрел Тане в лицо.