Б. Седов - Бандит по особым поручениям Страница 16

– Хорек? – справился Крот, разминая под столом кисти рук.

Рома снова покачал головой, только теперь уже отрицательно, созвонился с кем-то и вернул телефон в карман. И только потом повернулся в сторону Халвы и, не глядя на него, задорно крикнул:

– Гарик, здравствуй, дорогой! Каким ветром?

В зале моментально воцарилась тишина, причем такая, что стало слышно, как на кухне шкворчат на сковороде котлеты.

– И тебе здравствуй, Рома, – справившись с оцепенением, проговорил Гарик. Он знал, на чью территорию залез, когда требовал дань с продавцов меховых изделий, и сейчас нужно было всем присутствующим дать ответ на вопрос: возможен ли подобный кураж в тот момент, когда рядом сам Гул?

– Присядь ко мне, дружище, – пригласил Гулько, продолжая раскатывать на столе узоры. – Пульку распишем. Я тебя с годовщиной поздравлю. Надеюсь, не с последней.

– Я в карты не играю, – Гарик пришел в себя окончательно, увидев, что рядом с заклятым врагом всего двое.

– Почему же?

– Потому что всегда полагаюсь на свой ум, а не на случай.

Острота ответа была поддержана азербайджанской стороной.

– А в картах именно на ум и нужно полагаться, – возразил, посерьезнев, Гул. – Наверное, именно поэтому ты в карты и не играешь. Хотя, если бы пятилетку отмотал, тогда, может быть, и катать научился, и думать. Но ты ведь не «заезжал» ни разу, верно?

– Ты, Гулько, привык людей оскорблять, – с кавказской простотой в выражениях ответил Халсанов. – Или ты по привычке все делаешь? Забываешь, что время идет, и люди меняются? – Халва развязался окончательно, и его понесло: – Зачем со мной сейчас так говоришь? Я сам так с тобой поговорить могу.

– Ну, иди, если мужчина, поговори, – Рома выбросил ногой из-под стола четвертый, свободный стул.

Секунду подумав, Халсанов встал, что-то буркнул спутникам и, подойдя к троим в спортивных костюмах, сел и отвалился на спинку ресторанного стула, больше похожего на офисное кресло.

– Ну и что дальше?

Посетители стали покидать ресторан. Вскоре из едоков и веселящихся остались лишь противоборствующие стороны, группа музыкантов с Викой и троица подпитых командированных.

– Не зли моих людей, Рома, – угрожающе попросил Гарик.

Гулько чуть заметно дернул веком.

– Ты трезвый, Халва?

Тот до ответа не опустился.

– Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь, Халва? Ты знаешь, кто я?

– Рома, я знаю тебя. Но и тебе пора меня знать. Бросай свои привычки, Рома, я свои брошу. Обижать я тоже умею. Не лучше ли нам миром и любовью порешить, как Новосибирск делить? Все равно рано или поздно придется.

Первым не выдержал Крот. Он расхохотался так громко, что Вика забыла припев, а командированный, высмотрев источник помех, вскочил и рявкнул:

– Ну, подойти, что ли?!

Двое спутников усадили его на место, пробурчав что-то о том, что «набить им морду никогда не будет поздно».

– Рома… – Халва окрысился и оголил несколько фарфоровых зубов. – Я своих людей успокоил, успокой и ты своих.

– Я успокою, – пообещал Гул. – Ты тут что-то насчет наших с тобой привычек говорил? Только ведь они у нас разные, Халва. Я тебе расскажу, что такое привычка. Две недели назад двое моих корешков – они сейчас граждане США – зачалились в кабачке в Оклахоме. Сидели, пили и никого не трогали. Вдруг откуда ни возьмись появляется какая-то херня в джинсах и начинает у стойки куражиться. То барменше что-то вякнет, то по голове одного из моих корешков похлопает, то виски на пол выльет, свинья. Мои терпели, терпели, а потом один из них и говорит: мистер, мол, фак ю, нельзя ли успокоиться да заодно прощения за такую неслыханную дерзость попросить? А он кричит: ай эм ин спешл форсес служил! И в наколку на плече тычет – коршун ихний, на баклана похожий, череп в руках держит. А мой руку заголил и на кота синего показывает – а это, мол, видишь? Тот: вот из зис кэт?! А мой парень и говорит: зис кэт, обсосок, не кэт вовсе, а Коренной Обитатель Тюрьмы. А тот: всех, кричит, порву! Ай эм рядовую Лич спасал! Ай эм Эн-Насирию брал, ай эм Багдад брал, ай эм Киркук тоже иногда брал… Короче, пока он до Сочи не дошел, мой корешок его отметелил, как торчка зоновского, полтинник баксов забрал, часы да вот эту «библию» в пятьдесят два листа. А тот плачет: не бей, не бей… Спросили, кем до войны был, оказывается – мойщик на автостанции. Пожалели, на такси десять долларов оставили. Вот такая история.

Гул улыбнулся и снова раскатал перед азербайджанцем пасьянс.

– Вот та «библия», что у америкашки отняли. Корешок, как в Россию приехал, в подарок подогнал. Смотри, картинки какие! Туз пик – Хусейн, остальные – тоже красавцы статные. Черти черные. Генералы, советники, подсосники… Весь сброд Месопотамии.

– И к чему ты мне это рассказал? – спросил Гарик.

– А к тому, что спросил я тогда корешка: зачем «кот-лы»-то двадцатидолларовые со спецназовца ихнего снимал? Чтобы из-за них потом на собственном «Бентли-Адзуре», стоимостью в триста семьдесят тысяч, аж до самого Коннектикута задницу от копов уносить? И он ответил: «Привычка, мать ее». Вот это – привычка, Халва. И эту привычку я принимаю.

У Ромы опять дернулось веко.

– А то, что какой-то чушкан с мойки начинает вдруг в баре пушиться да под общую тему косить – это, Халва, не привычка! Это наглость, за которую обязательно придется отвечать. Поэтому я еще раз спрашиваю тебя: ты понимаешь, с кем сейчас разговариваешь? Ты не пьян?

Внезапно дверь в ресторан распахнулась, и внутрь вошли четверо. Точнее было бы сказать – трое вели четвертого.

Халва посмотрел на них и чуть нахмурился. Кажется, полку Гула прибыло. Трое плюс трое – уже шестеро. Четвертого Халва не знал. Кажется, он был не из их стана.

Глава 6

НАШИ ПРОТИВ ХАЧИКОВ

Павловск встретил Андрея Петровича так тепло и ласково, что он на минуту даже растерялся. Злобный «гаишник» на посту, наверное, был единственным, кто имел в этом городе отрицательную энергию.

Солнце, ветерок, заносящий в салон новенькой «девятки» запах поля, сгоревшего костра и мякины – все это напоминало Мартынову далекое детство. Он тоже когда-то жил в таком городке, который городком лишь назывался из-за неуемного желания высших чинов сблизить деревню и город до такой степени, чтобы между ними не оставалось зазора.

Ну какой же это может быть город, если по улице маленькая девочка гонит двух коров, а на перекрестке приходится останавливаться не потому, что светофор сменил цвет, а потому что гусак ведет свою группировку? Группировка медленно и величаво вертит головами на длинных шеях и, растянувшись, как разведотряд в тылу врага, бесшумно переставляет ноги. Эх, деревня…

Где-то здесь есть и военное училище – наверняка на околице, и тот самый станкостроительный техникум. Приглядевшись, Мартынов заметил торчащие на конце города трубы. Кажется, направление к техникуму найдено безошибочно. Где техникум, там практика, где практика, там станки. Завод, а рядом обязательно должен быть техникум. Первое направление подсказала логика, а второе укажет первый попавшийся мужик в погонах. Хотя – со вторым еще проще. Дорогу в училище покажет не только военный, но и любая деваха. А также бабка или дед. Любая продавщица в магазине, любая…

Кто угодно покажет. Курсанты военных училищ – каста особая. Хотя сейчас, кажется, эти учебные заведения называются институтами. Как все изменилось в этой стране за девяносто лет! Россия испокон веков славилась военными училищами и институтами благородных девиц. На том стояла Русь, тем и славилась. Сейчас в ней институты военных, и не нужно удивляться, если вскоре появятся училища благородных девок. В принципе, как думалось Мартынову, все так и есть. Курсанты превратились в студентов, а девчата имеют такое образование и воспитание, что по культуроведению им впору вручать диплом ПТУ

Андрей Петрович расслабился, почувствовав, что настроение меняется к лучшему. За размышлениями о падении статуса учебных заведений и нравов дорога привела сыщика к огромным кованым воротам, на которых висели приваренные к ним буквы: «ПССЗ».

«Павловский станкостроительный завод», – быстро расшифровал Мартынов, в очередной раз похвалив Флеммера за то, что тот послал в Россию именно его. Посмотрел бы сейчас Андрей Петрович на того же Флеммера, который хорошо знает русский язык, но не имеет представления о русских нравах. Сколько бы он сейчас простоял перед этими буквами? ПССЗ… А как насчет «АОЗТ ЗНВА»? Эту вывеску Мартынов видел в Новосибирске на воротах завода низковольтной аппаратуры. Посмотрел бы Андрей Мартынов на сыскаря заморского…

Через тридцать секунд первый же вышедший из проходной мужик указал Мартынову на здание, расположенное в двухстах метрах от стены завода. Андрей Петрович поблагодарил и быстро прикинул на глаз возраст пролетария.

– Слушай, друг, ты не этот техникум заканчивал?

– А здесь все этот техникум заканчивали. Я простым наладчиком устроился, а сейчас уже мастер.