Михаил Нестеров - Выстрел из прошлого Страница 16

Он стал люто ненавидеть организацию, на которую работал – именно так: на нее пахал. От этого складывалось странное чувство, что в любой момент мог черкнуть пару строк под словом «Рапорт» и хлопнуть на прощание дверью, а на самом деле – крышкой гроба, потому что из ГРУ проще оказаться на кладбище, чем уволиться. Он поверил в сказку, оттого все больше злился на себя. Думай, подстегивал он себя. Соображай, что делать. Как бы то ни было, но он считал себя отрезанным от фирмы, и как только там узнают о его настроениях, не говоря уже о конкретных делах, его повесят на собственном галстуке. Он шагнул в сторону, а точнее – прыгнул выше головы, и пути назад уже не было. Это-то и подстегнуло его. Он сказал себе: отключай соображалку, вырубай чувства, переходи к делу. А оно подразумевало побег – ни много ни мало. Один побег без другого был немыслим. Предстояло вытащить из клиники ее, а потом вытащить их обоих из этой страны.

Если бы он сказал, что нечасто виделся с матерью, покраснел бы – если бы умел. Последний раз они встречались семь месяцев назад. Он купил красные розы, которые она ненавидела, и приперся к ней с букетом: «Поздравляю тебя с днем рождения, ма. К списку твоих пожеланий хочу добавить одно: не переживай за меня». Она расхохоталась ему в лицо. Забрала цветы и захлопнула дверь у него перед носом. Он мысленно поднял бокал с какой-то шипучей гадостью и произнес тост, глядя в дверной «глазок»:

– За тебя и за меня, за таких, какие мы есть, хотя бы потому, что другой жизни не знали.

Оказалось, он сказал это вслух. Рядом остановился какой-то мужик с раскрытым ртом. Виктор еле сдержался, чтобы не плюнуть ему в пасть.

– Сомкни челюсти, мухи залетят.

Он был растроган «теплой» встречей с матерью и только поэтому не заехал ему в зубы.

Он позвонил матери из телефона-автомата и назначил встречу в кафе на Сретенском бульваре. Она приехала через полчаса: в добротном пальто с воротником из норки и норковом берете. Как всегда в очках с толстыми плюсовыми стеклами; зрение с каждым годом только ухудшалось. Расстегнув пальто, она села напротив, некоторое время не сводила с сына строгих глаз.

– Ну, что ты натворил, Виктор? Рассказывай.

Вот уже добрых пять или шесть лет она называла его полным именем, словно подчеркивала, что сын ее – полный кретин. Что он взрослый? Упаси боже. Самостоятельный? С натягом.

– Я попал в скверную историю. Не я один. В деле замешана одна женщина.

– Только одна?

– Ты будешь смеяться.

– Представь мне ее, пожалуйста.

– Она не в твоем вкусе.

– Значит, тебе потребовалась моя помощь. Что-то связанное с твоей работой?

– Напрямую. Рядовая история. Я искал развлечений и нашел их в дурдоме.

– Наверное, твоя деятельность нанесла ущерб Организации, – констатировала мать, зная тему. – В любом другом случае ты бы не обратился за помощью в свою последнюю инстанцию. Когда тебе плохо, ты всегда находишь меня. Я хочу спросить вот о чем: что дальше, Виктор? Что?

– Придется уехать за границу.

– Даже так?

– Ты не представляешь, насколько все это серьезно.

Она вынула из сумочки пачку «Данхилла», тонкими ухоженными пальцами вынула сигарету и прикурила.

«Старуха похожа на Маргарет Тэтчер», – в который раз сравнил он. «Арматуры» в ней было столько, что она не позволила дрогнуть ее пальцам, схватиться за сердце, отобразить на лице боль, подернуть глаза страданием. Откуда в ней столько самообладания, воли, даже жестокосердия по отношению к сыну? Непонятно. И Виктор более внимательно вгляделся в резкие черты этой пятидесятилетней женщины, словно в хитросплетениях морщин под ее глазами и запутались ответы на все вопросы.

В зеркале напротив он видел ее гордый профиль, ее слегка высокомерную и в то же время возвышенную осанку; в ее облике и немногочисленных жестах сквозило воспитание – истинно российское, а не советское, словно полученное не где-нибудь, а в институте благородных девиц. «Голубая кровь?» – задался он вопросом. Хмыкнув, поправился: «Белая кость».

– Так чем я могу помочь?

– Поможешь нам с паспортами? Хочу пояснить: наш шаг с паспортами будет просчитан в моей фирме, и за нами устроят охоту. Ты работаешь деканом в МГИМО. У тебя хватает нерадивых студентов…

– Можешь не продолжать. Я сама закончу. Нерадивые студенты имеют схожих родителей. Да, дети похожи на свое время, но и на родителей тоже. Я ежедневно получаю предложения, одинаковые по содержанию. Мне предлагают деньги, просят воспользоваться теми или иными услугами. Я отступлю от неких правил и приму одно предложение.

«Старуха сказала много, но в то же время – ничего. Могла бы изъясняться покороче», – мимоходом заметил Виктор.

– И все же.

– У тебя свои секреты, у меня свои. – Мать помолчала. – Я всегда предчувствовала, что ты вляпаешься в дерьмо. Я всегда переживала за тебя. Когда ты ходил в школу, я боялась, что ты попадешь под машину. Когда поступил в военное училище, опасалась чужого влияния на тебя. А когда ты сегодня позвонил, я не узнала тебя по голосу. Что дальше, Виктор? Кем ты собираешься стать там, за границей, если из тебя не вышло порядочного человека здесь?

Последние слова глубоко запали ему в сердце.

– Мам…

– Я двадцать семь лет твоя мама!.. Завтра мы снова встретимся, а ты к этому времени напиши сценарий нашего прощания. Лично я не представляю, как и что мы скажем друг другу. Я не знаю женщину, с которой ты собираешься бежать, а потом, думаю, связать свою жизнь. Но передай ей – пусть позаботится о тебе хотя бы первое время. Потому что ты еще дурак.

Не прощаясь, мать встала из-за стола и быстрой походкой, высоко держа голову, вышла из кафе.

– Не завидую я себе, – тихо обронил Виктор. И прикрикнул на себя, словно действительно свихнулся: – Помолчи, ладно?

18

Из десятка кандидатур Ирина Львовна выбрала две. Теперь декану факультета международных экономических отношений предстояло отсеять одну. Не выбрать основного претендента, а отсеять «слабого». Лишь по этому факту легко читалась ее внутренняя борьба и сомнения, которые одолевали ее. Она должна сделать ставку на одного человека и не проиграть.

Двое.

Первый.

Лещик Геннадий Владимирович, полковник КГБ в отставке, адвокат. Пару лет возглавлял службу социально-правовой защиты ГУВД Москвы. Награжден медалью КГБ «За безупречную службу». Имеет дочь, учащуюся второго курса МГИМО. Светлана Лещик – одна из первых кандидатов на вылет из института международных отношений. Наград не имеет, но сама награждала однокурсников венерическими заболеваниями. Пробу ставить негде, типичный представитель из благополучной семьи.

Почему Ирина Львовна заострила свое внимание на Геннадии Лещике? Он – человек со множеством связей и без труда сотворит «маленькое чудо»: загранпаспорта, визы, билеты. Возможно, он напрямую обратится в паспортно-визовую службу Москвы, поскольку сам работал в Главке. Возможен и другой вариант – через двух-трех лиц, чтобы не светиться самому. Что лучше – она пока не определилась.

Налив себе крепкого кофе и прикурив сигарету, она вспоминала все, что знала о своем экс-сокурснике, ныне генерал-лейтенанте. Леонидов Сергей Алексеевич, выпускник МГИМО, окончил разведывательную школу КГБ и курсы усовершенствования руководящего состава госбезопасности. Работал референтом, атташе, третьим секретарем посольства в Пакистане. Сын – студент первого курса МГИМО. Короткая характеристика на отпрыска Леонидова – козел. Других, более метких определений Ирина Львовна подобрать не могла. Вечно ржет, как годовалый жеребец, ходит с длинными сальными волосами, не учится (легко сказано), пользуется протекцией своего папаши, есть веские основания полагать, что он употребляет наркотики.

С Леонидовым она могла начать разговор так: «Вылетит твой сынуля. И связи твои не помогут. Неужели ты не хочешь, чтобы он окончил вуз с хорошими оценками? Не с купленными знаниями, а с настоящими, такими, как у нас с тобой. У тебя проблема с сыном, Сережа, и у меня проблема с сыном. Давай решим их, и дело с концом».

Леонидов – человек тонкий, с хорошим нюхом, он вроде бы у ветрила власти, а с другой стороны – нет. Как бывшему разведчику ему есть что возразить Инсаровой, как отцу – нет. Как настоящему отцу.

Две проблемы – их нужно решить.

К мелким сошкам Ирина Львовна решила не обращаться: мелкие людишки, гнилые натуры, не успеешь оглянуться – выклюют глаза. Была бы возможность, в отчаянии думала она, вышла бы на «криминал».

Кто из двух – Сергей Леонидов или Геннадий Лещик?

Она позвонила Лещику из телефона-автомата – своим домашним воспользоваться не рискнула. Она морщилась от криков абонента: «Света? А что с ней случилось, я только что разговаривал с ней по телефону! Сука, чего она опять натворила?! Убью!»

Геннадий Лещик подъехал к дому декана на такси. Грузный, чуть живой, тяжело дышащий адвокат с трудом поднялся на третий этаж и остановился перед дверью. Нажав на клавишу звонка, расстегнул куртку и, глянув вниз и заметив, что стоит на коврике, вытер ноги.