Вячеслав Денисов - Наживка для крокодила Страница 16

Глава 7

Август – лучшее время для отдыха и лечения в санатории. Кто только ни отдыхал в Бобылево с двадцатого августа по первое сентября!..

Лежащий передо мной журнал бесстрастно раскрывал тайны пребывания в санатории. Помимо нескольких депутатов городского и областного советов, в джакузи Бобылево расслаблялись даже мэр и начальник нашего ГУВД. Славное местечко. Вот и вся демократия. Что-то я не могу при всем желании обнаружить здесь фамилию Гольцова, или даже Обрезанова. Рылом они не вышли. Про себя я вообще молчу.

Однако кое-что раскопать мне удалось. И первое, что меня заинтересовало, была личность некого Алтынина, который въехал в санаторий двадцать второго числа, а выехал двадцать четвертого. Фамилия очень знакомая, но не более того. Связать ее с каким-либо конкретным событием оказалось трудно.

Сняв трубку, я набрал номер администратора санатория.

– Вас Горский беспокоит…

– Господи, Андрей Васильевич, какая радость! Чем могу быть вам полезен? Мне подъехать, или так расспросите?

С чего это он так расстилается?..

– Подъезжайте завтра, а сейчас я прошу вас напрячь память…

– Сию минуту.

– Не перебивайте, это нетактично. Вспомните одну молодую и очень симпатичную девушку, которая гостевала в вашем притоне в последней декаде августа. Она должна была прибыть в сопровождении мужчин, и, как мне кажется, она не совсем этому радовалась. Пробыла она у вас три дня.

Удивительно, но он вспомнил! Он вспомнил, как «девушка по имени Ольга приехала с тремя молодыми людьми». Но это все, что он помнит. Врет! После того как я пообещал сообщить Бигуну, что его «подставил» он, администратор, на свет всплыла одна фамилия. Черканув на календаре карандашом, я, не попрощавшись, положил трубку.

Я не успел даже убрать руку с телефона, как раздался звонок. От неожиданности я вздрогнул и столкнул локтем на пол стопку листов.

– Тьфу, черт!..

Не черт, Обрезанов.

– Зайди-ка ко мне, Андрей. Наши воробушки с авторынка прилетели.

Если честно, сил уже не было. Кажется, бессонная ночь выходила боком. Хотелось лечь на раскладушку, накрыться курткой и закрыть глаза… Эта картина настолько явственно встала перед моими глазами, что я даже на мгновение потерял над собой контроль и мною овладела сладостная дремота. Нет, прилечь не удастся. Взбадривая себя, я резко кашлянул и растер лицо руками.

«Воробушки» из школы милиции оказались на редкость сообразительными и предприимчивыми малыми. Они поработали на совесть. Не перепроверяя информацию, я попросил Обрезанова позвонить руководителю стажировки и объявить благодарность четверым «агентам». Главных новостей было три. Даже человеку, далекому от сыскного дела, стало бы ясно, что на авторынке города, контролируемом корейцами, функционирует в полную мощь организованный и четко отлаженный преступный механизм. Но интересным оказалось другое.

Группировка Тена насчитывала около ста человек, в основном, конечно, корейцев. Однако среди руководителей «триады» были и лица славянского происхождения. Чтобы не отсвечивать на рынке, главными функционерами там являлись русские. Так проще было общаться с правоохранительными органами, не привлекая к себе внимания и не вызывая вспышек националистически настроенных группировок. Тем не менее, со слов курсантов, корейцы периодически конфликтовали с группировкой Креста.

Второе. Корейцы стабильно приторговывают наркотой. Один из бойких курсантов уже договорился на покупку пятидесяти граммов героина.

– Нужно тридцать пять тысяч рублей из кассы РОВД переписать, и послезавтра можно будет их «ломать» на сбыте, – с ясными и еще не испорченными глазами проговорил он.

Эх, мальчишки… Хорошие вы пацаны. Мы с Обрезановым лишь незаметно переглянулись. Сказали:

– Хорошо, подумаем. Такие дела с кондачка не решаются. Но в любом случае, вы – молодцы.

Стажеры так и не поняли, что такое – «любой случай». Зато мы с Максом довольно быстро сообразили, что цыганская семейка Оглы после ареста Мамы Розы не успокоилась. Источник появления и существования героина на любом рынке города – дом барона Оглы. Жену, после трехгодичной подготовки, местный ОБМОН «закрыть» сумел, но, как видно, дело ее продолжалось. А сами корейцы ни за что не стали бы рисковать, перетаскивая через границу «отраву».

Я сидел и выслушивал новости с унылым видом. Все, о чем говорили парни, безусловно было интересно, но в данный момент мне нужно постольку, поскольку мне нужно было другое – раскрыть убийство лидера организованной преступной группировки. И еще – нападение на Лешку. А пока я не уловил ничего, что имело бы к интересующим меня событиям хоть какое-нибудь отношение. И вдруг я услышал…

– А еще я с одним «гавриком» перетолковал, что около крутых тачек «трется», – проговорил один из курсантов, скромно покуривая сигарету. – На вид такой приблатненный, а повадки, как у вокзального вора. Пару раз его вызывали в здание администрации, из чего можно заключить, что он у корейцев в ближнем круге, так сказать. И на рынке его знают многие. Погоняло – Цент. Так вот он «Мерседес» мне все втюхивал, говорил, что недавно из Германии, не смотри, мол, что год девяносто третий, он без пробега по России.

Парень, несмотря на то, что был выпускником милицейской средней школы, а не МГУ, одевался, что называется, «на уровне». Ему запросто можно было предлагать «Мерседес», и на кого он был похож менее всего, так это на «мусора». Мне, например, даже «девятку» втюхивать никто не станет. Вот удочку, например, предложат.

Однако это так, рассуждения ни о чем. На самом деле в моей голове кипела другая работа…

Цент, Цент… Почему Цент? Не Бакс, не Грин. А именно Цент? А что такое – цент? Это разменная монета. Доллар состоит из ста центов. В группировке Тена сто человек… И что, все Центы, что ли?! Да ну, ерунда какая!..

В работе сыскаря иногда бывает момент, когда от отсутствия данных начинашь фантазировать. Угадать по кличке фамилию – один шанс из ста, если, конечно, кличка не производная от фамилии. Пока курсанты продолжали доклад, который, по моему разумению, можно было сделать за пять минут, я напрягал ту часть мозга, которая отвечала за логические построения. Прекрасно зная себя, мне было известно, что эта навязчивая мысль – установление фамилии Цента – не уйдет от меня, пока я не упрусь в стену. Либо в дверь, где виден выход. В общем, пока не узнаю, не отступлюсь. Такова уж моя натура, от которой я сам страдаю постоянно.

– А еще к нему баба приходила… – услышал я краем уха.

– Как она выглядела? Какая баба? – Первый вопрос был мой, второй – Обрезанова.

Прозвучало это одновременно и резко, поэтому курсант даже осекся, не успев закончить фразу.

– Ну, девушка. Лет двадцать пять, в норковой шапке такой, – курсант обеими руками показал на себе «уши спаниеля». – Полушубок лохматый такой… – ребро его ладони легло на колено.

– Короткий полушубок из чернобурки? Из-под шапки пробиваются белые пряди волос? Слева во рту – коронка из металла, похожего на золото? Глаза серые, большие и такие красивые, что в них хочется раствориться?

Наш сухопутный юнга опешил.

– Точно… Зуб золотой. Глаза?.. Серые глаза.

Я облегченно выдохнул:

– Ты не слышал, о чем она говорила с Центом?

– Я рядом стоял. Она как раз подошла в тот момент, когда он предлагал мне опробовать «мерс» в дороге. Только в их разговоре я не услышал ничего важного. Он спросил, как дела, а она ответила, что дела плохо. Мол, оставила ключ, а забрать его теперь уже невозможно.

– А Цент?

– А Цент сказал, что если она не вернет ключ, то их поездка отменяется, потому что жить с пустыми карманами можно с тем же успехом и здесь. Все. Она сказала, что постарается вернуть ключ, и они распрощались.

Вот тебе и «ничего важного»! Это называлось на языке марксизма-ленинизма – отрыв теории от практики. Очень важно, дорогой ты мой! И спасибо тебе большое за то, что мерз сегодня целый день на этом проклятом рынке! За то только, что ты Ольгу Кореневу там живой увидел, да разговор ее с Центом послушал!

Когда курсанты, воодушевленные благодарственным звонком в свою школу, вышли из кабинета, Обрезанов расслабился и скинул с себя начальственный вид:

– Что ты об этом думаешь?

– Коренева жива. Ключ у меня в кармане. В квартиру на улицу Стофато поставь засаду. Я пошел есть торт и запивать его чаем. Это все, о чем я сейчас думаю.

Я врал. Думал я сейчас не об этом. Сжимая в руке ежедневник, я почти бегом двигался по коридору к своему кабинету. От того, что сейчас написано на одном из листков, упавших на пол с моего стола, зависело очень многое.

«Алтынин. Бобылево, 22–24.08.00 г.».

Лист замер в моей руке.

Что такое цент? Это – копейка, по-русски! А как монета в три копейки, по-старорусски? АЛТЫН! Очень часто слово «алтын» в разговоре употребляется просто как «копейка»!

Цент – это Алтынин?! То есть тот человек, который находился в санатории «Бобылево» в те дни, когда из города исчезала Коренева? Если верить записке, то красивая особа провела там не самые счастливые дни в своей жизни. Писал ли Цент то письмо?