Максим Шахов - Взорвать «Москву» Страница 16

Ожидание неприятностей, которое появилось у Бузько еще на вокзале в Белокаменной, крепло. Он выглядел совершенно спокойным, но сердце его бешено стучало. Угадать в нем диверсанта, пустившего ко дну «Золотую луну», мог только тот, кто имеет реальную информацию. Хорунжий излишне не светился, но все же пенсионер-оружейник мог вломить покупателя ментам по полной программе. Тем более, чеченец… ФСБ будет искать горбоносых, говорящих с акцентом диверсантов – это на первых порах. Не сидит ли сейчас Хамид на железном стуле, прикрученный к ножкам и спинке железной проволокой, не стоит ли над ним сейчас свинцовомордый палач с резиновой дубинкой в волосатом кулаке?

Но на вокзале было суетливо-спокойно. Даже когда поезд тронулся, хорунжий не мог расслабить сведенные судорогой плечи. Опасность миновала? Теперь вот таможня – еще одно место, где на тебя могут нацепить наручники. Вот, кстати, и рожа у родного таможенника нехорошая – круглая, масленая, с маленькими глазками. Попытка говорить по-украински провалилась: таможенник упорно отвечал на суржике и не желал признавать в Бузько законного представителя «титульной нации».

«Здесь один, двое шмонают соседнее купе, – размышлял Бузько. – С мордастым справлюсь – и в коридор, в тамбур, в глухую ночь…» Носится проводница по проходу, любопытно зыркает на пассажиров и таможенников.

Едва заглянув в его паспорт, хорунжего попросили пройти в купе проводников и подвергли форменному допросу:

– Это ваш паспорт?

– Разумеется.

– Вы как-то не похожи на фотографию… Так, говорите, ничего незадекларированного нет?

– Ничего…

Рожа таможенника изобразила административную суровость и пошла складками, в которых окончательно спрятались его поросячьи глазки.

– Это весь ваш багаж?

– Как видите.

Страж пограничья переворошил носки-футболки-шампунь-зубную щетку и сделал ручкой:

– Возвращайтесь в купе.

«Добро пожаловать на родину», – сказал себе хорунжий, выбираясь из загроможденного картонными ящиками купе проводников. Судя по ядреному запаху, в них были контрабандные российские сигареты.

В коридорчике теснилось покорное вьетнамское семейство, которое тоже ждал личный досмотр с пристрастием…

В Киеве хорунжего Бузько встретил Кульчицкий. Он выглядел нервным и озабоченным. Провидныка интересовали подробности. Расположившись за угловым столиком в кафе на Андреевском спуске, они беседовали полтора часа. «Новая политика». «Новый президент». «Марионетки Кремля». «Новый этап борьбы». Эти фразы не сходили у Кульчицкого с языка.

– Вы хорошо поработали, хорунжий! – заключил он, подзывая официанта. – Ваш бесценный опыт понадобится нам в ближайшем будущем. Я доложу о вашем героизме нашим западным покровителям. Думаю, вы будете отмечены… Кстати, я полагаю, вы сможете возглавить следующие учения патриотов, которые пройдут на Волыни. Ваше участие будет хорошо оплачено! Всего доброго. Слава Украине!

– Героям слава! – отозвался Бузько, пожимая руку провидныку.

До львовского поезда оставалось время, и хорунжий решил побродить по Киеву. Скоро другие фразы взовьются над правительственными зданиями, другие песни зазвучат на улицах. И зашагают по Крещатику штурмовые колонны, осененные черно-красными знаменами ОУН. Душа хорунжего пела от предвкушения счастья.

– Эй, дружбан, закурить у тебя не найдется? – сунулся к Бузько небритый тип в засаленной кепке.

– Да пошел ты, – зло ответил по-русски хорунжий Бузько.

«И приснится же такое…»

Артем покряхтел, но глаза открывать не стал: сон еще крепко держал его в своей паутинистой глубине.

«Пить надо с вечера меньше… и курить… Снится черт знает что…»

Он провел ладонью по жесткой, припахивающей хлоркой простыне, повертел головой и окончательно проснулся.

За приспущенными жалюзи светило яркое солнце. Гудел прогреваемый мотор автомобиля. Слитно протопали тяжелые ботинки. «На месте! Стой!» – прозвучала команда. Кого-то окликнули. Хрипло пролаяла овчарка.

В чистенькой узкой комнате – койка да тумбочка – Артем был один. Босиком он подошел к двери. Ручка подалась без усилия.

Тарасов выглянул в коридор. Коричневый линолеум. Приоткрытое пластиковое окно в конце. Сквозняком веет. Доносится табачный дух.

Можно выйти на свет, и никто не наденет на тебя наручники…

Артем протер глаза и еще раз убедился, что это не сон. И не сон – то, что пришло из вчерашнего дня. Арест, Лубянка, Мезенцев…

«Снотворное вкатили!» – понял Тарасов. Тяжелая голова и пробуждение в незнакомом месте объяснялись просто. Смутно, а потом яснее и яснее вспомнилась беседа с Мезенцевым. Нет, это был не сон…

– Товарищ инструктор! – прозвучало за спиной.

Тарасова как громом ударило. Он напряг вялые после снотворного мышцы и подался вперед, готовый занять боевую стойку.

– Доброе утро! – сказал тот же голос.

Артем обернулся и увидел белобрысого паренька, стриженного ежиком, в свободном тренировочном костюме.

– Привет, – отозвался Тарасов.

День продолжал приносить сюрпризы.

– Можно спросить: как там? Погода и вообще? Саддама еще помнят? – улыбнувшись, спросил паренек.

– Где – там? – удивился Артем.

– Полковник сказал, что вы прибыли оттуда, – понизив голос, сообщил паренек. – Ну, из Ирака…

– Я прибыл из Моршанска, – улыбнулся Тарасов.

– Понятно! – заговорщицки подмигнул паренек. – Я прапорщик Баев, подразделение два. Саша.

– Что – Саша?

– Зовут меня Сашей… А вы…

– Зови меня капитаном, – сказал Артем. – А в свободное от основных занятий время я называюсь Артем.

– Да, насчет основных занятий! – спохватился Баев. – Мезенцева сегодня нет – он в Москве. Велел вам осмотреться, познакомиться с подразделением.

– А мы где? – просто спросил Тарасов.

На лице паренька изобразилось недоумение.

– Ты говоришь, что Мезенцев в Москве. А мы с тобой где?

– А-а! – врубился Баев. – «Шишкин лес». Пятидесятый километр. Наша база…

«Чья это – «наша»? – завертелось у Тарасова на языке, но он решил не торопиться.

Они прошли по коридору и вышли на воздух, двинулись по узкой асфальтовой дорожке в сторону далекого двухэтажного белого здания, похожего на дачный домик. Проехал зеленый армейский «газик». Справа высился высокий – метра три – забор с двумя рядами колючей проволоки по верху. Маячила вдалеке вышка с часовым в камуфляже. За редкими деревцами угадывались очертания спортивного городка. Много зелени. Птички поют.

По дороге прапор болтал без умолку, открывая перед Артемом привычную картину бивуачного житья:

– Из Екатеринбурга неделю назад прибыли, а тут Мезенцев: готовиться к переброске в горы. А какие у нас в России горы? Понятное дело, Кавказ… В Екатеринбурге впервые убитого видел – а ведь второй год у Мезенцева служу!

– Как полковник – суров небось? – поинтересовался Артем.

– Не поймешь его, – мотнул головой Баев. – То разрешает нам черт-те что, то за подворотничок премии лишает… Да вы на особом положении – вам, товарищ капитан, все равно!

«Еще одна новость, – подивился Тарасов. – Особое положение – оно не самое лучшее, если кто еще не знает…»

– Потом с аквалангами тренировались, – продолжал прапор. – Сержант Синицын забыл взять нагрудный баллон для экстренного всплытия, его откачивать пришлось, придурка. В войска потом перевели по здоровью… Правда, придурок? – обернулся Баев.

Они всходили на крыльцо белого здания. «Администрация санатория «Солнышко», – значилось на голубой стеклянной табличке.

Из прохлады холла выступил мордастый сержант с повязкой дежурного по штабу на рукаве. Увидев Баева, дежурный кивнул и с любопытством оглядел Тарасова. Пока они шли по коридору мимо стендов с наглядной агитацией, сержант провожал нового человека глазами. «Они тут новостями не избалованы», – понял Артем. А прапор продолжал рассказ:

– Мезенцев, он иногда странный бывает. Вот были в Екатеринбурге, так Синицын девушек местных пригласил – мы в общежитии остановились. Ну и прихватил одну, и в ленинскую комнату повел… А тут машина под окнами – командир прибыл. «Где Синицын?» – «В ленинской комнате». – «Газеты читает?» И туда… Застал их, в общем, в прямом эфире. Девку выгнал, Синицыну подзатыльник отпустил и трое суток губы по прибытии в часть. Орет: «Чего стоя е…шь, боец?! Лечь негде?!» Чудной…

Слушая эти вечные, старые как мир армейские байки, Артем почувствовал себя на десять лет моложе и на два ранения здоровее. Он только головой кивал, выслушивая хохмы Баева, который был несказанно рад свежему слушателю.

Они поднялись на второй этаж. Баев, посерьезнев, постучал в дверь кабинета, подобрался, вошел и доложил:

– Товарищ майор, инструктор прибыл!

– Доброе утро! – войдя следом, вежливо сказал Тарасов.

Длинный, как жердь, чернявый майор поправил так не идущие к камуфляжной форме очки в золоченой оправе и проговорил, едва заметно улыбнувшись: