Сергей Зверев - Знайте русских! Страница 16

Глава 15

Несмотря на почти экваториальную жару, рядового Григория Курочкина бил самый настоящий озноб. Словно бы он в своей «тропичке» попал на улицы родного зимнего Мурманска. Гришу бил озноб, а по всему телу катились крупные капли пота…

Разгоревшийся несколько минут назад бой то на несколько секунд затихал, то возобновлялся с новой, еще более ожесточенной силой. Шквальная перестрелка отодвигалась то вправо, то перемещалась влево, но тем не менее неуклонно приближалась к морю – к тому месту, где в транспортере окаменел у пулемета Гриша.

Мыслей в голове у Курочкина не было никаких. Он стоял, вцепившись побелевшими пальцами в гашетки, и словно смотрел кино: стрекотали автоматы, изредка гремели взрывы гранат, небо прочерчивали случайные искры трассирующих пуль, кричали на непонятном языке люди, вопили раненые… Бой проходил уже совсем рядом. За стволами деревьев ясно различались маленькие огоньки автоматных выхлопов…

Нервы Григория перестали передавать всякие импульсы, и морской пехотинец стал похож на статую. Его, наверное, могли бы заживо съесть термиты, и Гриша не шелохнулся бы.

Из оцепенения, как ни странно, Курочкина вывел колоритный русский мат Пантелея. Внезапно где-то впереди и справа, метрах в пятидесяти, затрещали заросли низкорослого кустарника, прогремели длинные очереди из двух стволов, и в коротких автоматных вспышках Григорий увидел раскорячившегося старшего сержанта, который с двух стволов поливал неприятеля свинцом.

– А-а-а-а-а, пидеры гнойные! – завопил Пантелей, исчезая в темноте. – Ребята! За Родину! За Сталина! – Силуэт старшего сержанта снова вынырнул метрах в тридцати от транспортера. – Мочи их, уродов вонючих!

Максаков в последний раз наградил преследователей двумя очередями, швырнул последнюю гранату и с криком:

– Гришка! Коси их, на хрен! – со всего маху плюхнулся в затянутую плавником прибрежную воду.

Два раза отдавать приказание Курочкину не надо было, и, как только из джунглей стали выскакивать стреляющие на ходу люди, Григорий не стал разбираться, кто это – свои или чужие. Команду он получил и изо всех сил нажал на гашетку одеревеневшими от напряжения пальцами, и в густую перестрелку зловещим цаканием ворвались пулеметные раскаты. К голосу разъяренного оружия Курочкин добавил свое обезумевшее: «А-а-а-а-а-а-а!», с сумасшедшими глазами кося все, что подавало признаки жизни.

В коротких вспышках огня Григорий видел обезумевшие от неожиданности лица пиратов, видел, как они пытались отскочить обратно, под спасительную густоту джунглей, как они падали, пытаясь найти спасение, прижимаясь к теплому песку открытой прибрежной полоски. Падали и больше не поднимались…

Короткий бой длился меньше минуты. Ровно до тех пор, пока опустевший пулеметный патронник зловеще не клацнул металлическими зубами…

– Хенде хох! – рядом с транспортером, отплевываясь от воды и водорослей, вынырнул Пантелей, держа под мышками по автомату. – Руки у гору и ко мне, бегом! – И для вящей убедительности старший сержант коротко выстрелил вверх. Затем обернулся к Курочкину. – Молодец, Гришаня, – подбодрил он подчиненного, который дышал так же тяжело, как и его командир, – переводи. А я пойду товар принимать. Если, конечно, кто-нибудь остался.

С этими словами он направился к берегу, шумно раздвигая мощным торсом воду.

– О! А вот и кавалерия подоспела, – раздался с берега голос старшего сержанта. Из джунглей, метров за сто от произошедшего боя, выступили около десятка силуэтов. – Не стреляй, Гриша, – на всякий случай предупредил Максаков, – это наши друзья-контрабандисты. Вовремя, бойцы, вовремя!

Пантелей, не таясь, в полный рост, шел к месту побоища, держа на всякий случай оружие на изготовку.

– А здорово ты их потрепал, Григорий! – раздалось из темноты. – Только один живой и остался. Остальных – наповал! Эй, контрабанда! – Пантелей замахал руками, подзывая к себе замявшихся контрабандистов. – Давай сюда! Ком хир! Ком хир! Гришка! Бросай свою молотилку и дуй сюда! – позвал он Курочкина. – Переводчиком надо поработать. Ты че, оглох там от пальбы? Вали ко мне, говорю, – повторил свой приказ Пантелей.

Так и не дождавшись подчиненного, он грозно гавкнул пленному:

– Сидеть! – и широкими прыжками помчался к транспортеру. – Ты что, друган? Ранен? – Едва взобравшись на борт плавсредства, старший сержант бросился к подчиненному и тихонько потряс его за плечи: – Что молчишь, Гриша?

Курочкин стоял в прежней позе окаменелого истукана, вцепившись в пулеметную гашетку.

– Григорий, – Пантелей с трудом оторвал пальцы подчиненного от спускового крючка, – все закончилось. Ты молодец, Гриша, не растерялся. Ты не дрейфь, боец, – Максаков продолжал успокаивать сослуживца, слегка поглаживая Курочкина по плечу свободной рукой, – по первому разу со всеми такое случается. У меня, помню, тоже ступор конкретный был. Так я тогда не издалека по отморозкам шпулякал, а в рукопашной, один на один, с ножами… – Пантелей тяжело вздохнул. – Водочки бы тебе сейчас или спирта. На гражданке свой подвиг с гордостью вспоминать будешь.

– Товарищ старший сержант, – вяло отозвался Курочкин, постепенно приходя в себя, – я же их убил…

– Ты мне, боец, сопли-то тут не распускай, – сердито прикрикнул Пантелей, – маме в жилетку будешь плакаться. А тут ты на войне, и перед тобой – враги, которых надо безжалостно уничтожать, понял? Не хватало, чтобы какое-то отребье увидело российского морского пехотинца в таком состоянии, – голос Максакова наполнялся железным холодом. – Быстро подобрал слюни, грудь – вперед, подбородок – к звездам и за мной шагом – марш! Держи, – Пантелей сунул в руки подчиненного один из своих автоматов и спрыгнул в воду. Через секунду он с облегчением услышал за своей спиной всплеск.

Возле пленного пирата уже стоял Агадубебе и несколько человек из его клана. Перепуганный насмерть головорез стоял на коленях с заведенными за голову руками.

– Что-то припозднились вы, дедушка, – с сарказмом подметил Пантелей, подступая вплотную к пирату. – Небось отсиживались в кустах, пока я тут отдувался за вашу шайку. Прикинь, Гришаня, – обратился Максаков к подоспевшему подчиненному, – я пробираюсь к ним в лагерь, предупреждаю о нападении, разрабатываю и, главное, объясняю план боя: мол, я заманиваю бандюков за собой, вывожу на тебя, и ты лобовым, а контрабандисты – фланговым огнем накрываете всю эту ораву. Так ведь хрен тебе, – старший сержант с презрением глянул на притихших союзников, – затихарились, уроды… Если бы не ты, Гришаня, кранты бы нам всем были! – Он ободряюще хлопнул подчиненного по спине, окончательно приводя Курочкина в чувство. – А теперь давай приступим к допросу, – Максаков повернулся к уцелевшему бандиту, – а то на этих хмырей надеяться – себя не уважать. Сейчас этот головорез окажется чьим-нибудь родственничком, мужем двоюродной сестры или еще кем… Давай, Григорий, спроси у этого ганса, кто и зачем отрядил сюда всю эту компанию. – Пантелей кивнул на разбросанные неподалеку трупы, возле которых уже мародерствовали контрабандисты.

– Я не говорю по-английски, – четко выдал пират, отвечая на переведенный Курочкиным вопрос.

– Кто не говорит? Он не говорит? – Пантелей схватил своей ручищей пирата за подбородок и резко вывернул его голову в свою сторону.

– Товарищ старший сержант… – начал было Григорий, но Максаков резко оборвал подчиненного:

– Молчи, боец. Самому такие методы не очень-то по душе, только от его показаний может зависеть наша с тобой жизнь. И не только наша. Если эти уроды пришли за нами, то, значит, завтра сюда припрутся не десять, а сто таких отморозков. – Максаков нагнулся к пленнику и посмотрел ему прямо в глаза. – Не понимаешь, говоришь? – От пантелеевской интонации зрачки выжившего пирата расширились от страха. – В учебке у нас тоже такие фрукты попадались. Мол, по-русски ни бельмеса не понимаем. Правда, после некоторой воспитательной работы назавтра вовсю «шпрехали». И по-русски, и по-французски, и по-английски. Сразу вспоминали, чему их в школе учили… Григорий, повтори-ка мой вопрос.

– Я не говорю по… – снова начал пират, но закончить не успел. Пантелей резким ударом повалил пленника на песок.

– Ладно, муфлон, – улыбкой дружелюбной акулы усмехнулся старший сержант, – значит, будем вести разговор по-другому. Извини, дружок, ничего личного…

Глава 16

В камбузе российского малого десантного судна «Резвый» царила угнетающе-унылая тишина. Экипаж уже третьи сутки находился под замком, в душном, тесном помещении, почти без пищи и воды.

В первый же день командира корабля пригласили на беседу, предложили сделку. Экипаж стал готовиться к решительным действиям, вплоть до бунта и штурма судна с целью отбить его у морских разбойников. Но после о команде словно забыли. Никто никого никуда не вызывал, ничего не требовал и не предлагал. Один раз в сутки пираты забрасывали на камбуз десяток коробок с сухим пайком и несколько пятилитровых бутылей воды. На этом все общение между пленниками и захватчиками заканчивалось.