Алексей Котрунцев - Последний грех Страница 16

«Вот черт! Хотя, с кем не бывает, — рассуждал про себя Туфченко. — Первый блин, как говорится, всегда комом».

Сегодня все было по-другому. Оборвыши находились в адеквате, а то, что немного побитые — так это поправимо. Не помидоры, не загниют. Да и на нариков они не похожи. Рвануть барсетку у бандюка?! Нет, наркоманы на такое не способны. А этот рванул, только вот убежать не смог, мощи не хватило. Нет-нет, пацаны — то, что надо.

Каблучок подъехал к забору, фыркнул, будто запыхавшийся мерин, и остановился. Посмотрев на плотно задернутые окна, водитель нажал на клаксон. Реакции можно было ждать долго и, Туфченко достал сигарету. Затянулся, потом еще раз — сигарета уже догорала, а из окон никто не выглядывал. Георгий выкинул окурок и вновь нажал на сигнал. На этот раз протяжно и требовательно. Через несколько секунд занавеска дернулась, в окне показалось красное лицо с усами, а через минуту оно же взирало на Георгия из проема распахнувшейся двери. Это и был Карпыч.

Ему было где-то под пятьдесят. Лыс, усат и с приличным, выпирающим из-под штанов, пузом. Глазные яблоки, опутанные красной сеткой капилляров, взирали на приехавшего украинца с сонным раздражением. А красное одутловатое лицо выдавало в нем поклонника Бахуса и гипертоника со стажем. Впрочем, на здоровье Карпычу было плевать, сорокоградусная микстура выручала лучше всяких лекарств. В стоптанных шлепанцах, засаленном трико с вытянутыми коленками и потертой жилетке он производил тягостное впечатление. Подойдя ближе, Карпыч пропустил вперед смрад перегара. Георгий поморщился: «С похмела, значит. И Хозяина в приюте нет. Уж чего-чего, а при нем он квасить бы не стал».

Карпыч подошел к Георгию и протянул большую мозолистую ладонь.

— Ты чего приперся?! Бабки же получил.

Сделав скидку на его несчастное состояние, Туфченко осклабился в улыбке.

— Карпыч, ты не наезжай сразу-то. Если приперся, значит, надо.

— Чего надо?

— Товар привез.

— Какой в манду товар?! Позавчера только был. Они и половину сожрать не успели.

— Да остынь ты. Не тот товар. — Туфченко все еще надеялся на всплеск его мозговой активности. — Врубайся уже.

Карпыч недоуменно уставился на украинца. Будто запуская скрытые резервы мозга, пятерней он почесал затылок и отрыгнул.

— Туфтяй, чего ты мелешь?! Еще что-ли кого нашел?

— Нашел.

— Откуда?!

— Откуда-откуда?! Какая тебе разница? Родил! — Довольный получившейся шуткой, Туфченко громко захохотал. — Ну что — берешь?!

— Это … глянуть бы надо.

— Да не вопрос! В фургоне сидят, голубки. Посмотришь?

— Опять, небось, уроды какие-нибудь.

— Уроды это без рук-ног, а у этих все на месте. Ну что — будешь смотреть?!

— Давай.

Туфченко подошел к дверцам и, дождавшись Карпыча, кивком показал внутрь. Усач намека не понял, стоял и тупо смотрел на дверцы. Георгию пришлось действовать самому. С паузой, достойной Гудинни, он распахнул дверцы и.… Увидеть Карпыч ничего не успел. Из темноты раздался пронзительный крик и, будто черт из табакерки, на него кто-то прыгнул. От неожиданности, а, может, и испуга усач схватил тощую ногу, прижал и, не целясь, начал молотить по ней пудовым кулаком. Нога дергалась, рвалась, а ее продолжение рьяно вопило высоким фальцетом. Но и Карпыч не сдавался: конечность не отпускал и грохал по ее продолжению от всей души. Через три-четыре удара вопль оборвался, конечность обмякла, и ее худощавый хозяин — тоже. Прижав Пашку к земле, Карпыч подмял его и сел сверху.

Максиму повезло чуть больше. Напором, свалив Туфченко с ног, он лихо пробежался по его ребрам и готов был бежать дальше, как в каком-то неестественном для себя прыжке украинец схватил его за лодыжку. Мальчик упал, задергал ногой, но хватка не ослабевала. Понимая, что терять уже нечего, оборвыш развернулся и другой ногой врезал противнику в лицо. Из носа Туфченко брызнула кровь, рот раскрылся и, с дикими воем он кинулся на обидчика. Удары посыпались, как горох из худого мешка. Последнее, что запомнил Максим, перекошенную от злобы рожу вперемешку с градом летевших кулаков. Свет в глазах стал пропадать.

— Туфтяй, хорош тебе! Угробишь пацана, потом кто его лечить будет?! — Сидя на Пашке, Карпыч гладил пузо и тяжело дышал.

— А это ты видел?! — С обидой, словно несправедливо наказанный ребенок, Туфтяй держал палец у разбитого носа. Распухший, нос напоминал красную влажную картофелину. Неровные струйки крови текли Туфченко прямо в рот. — Змееныш! Башку ему оторвать мало!

Ударив еще, истязатель завернул детскую руку и, по примеру Карпыча, уселся на пленника сверху.

— Ничего до свадьбы заживет. — Усач хитро ухмыльнулся.

— Смешно, да? Бери их на хрен за шкирку и в отстойник, пока я не передумал!

— Жор, да ты прям, как Тайсон, — Обнажая золотые коронки, губы Карпыча расползлись в улыбке. — Ладно, не психуй. Давай его сюда.

Ухватив бесчувственного Пашку, Карпыч поднялся и подошел к Туфченко.

— Ну, чего?! Вставай, и этого заберу. Если ты его не прибил!

— Не переживай — они живучие. Проверено уже.

Последнюю фразу Карпыч не понял, не было нужды. Он нагнулся и попытался схватить Максима за волосы. Короткий ежик мальчишеских волос топорщился и неизменно выскальзывал из-под толстых пальцев.

— Блядь, и не возьмешься по-человечески. Туфтяй, подсоби.

Украинец подхватил Максима за плечи, приподнял и, Карпыч уже локтем зажал детскую шею. Не оборачиваясь, как паук с двумя пойманными комариками, усач медленно пополз в свое логово.

— Э, Карпыч! Погоди!

Он остановился — стоя спиной, ждал продолжения.

— Карпыч, а бабки когда?

— Бабки?! — Пошевелив усами, будто вспоминая, о чем идет речь, Карпыч выдохнул. — Бабок пока нет. Хозяин приедет, тогда и поговорим.

— Да елки-палки! А когда он будет?

— А я знаю? На следующей неделе привезешь картошку, тогда и получишь. Наверное.

— А раньше… никак?

Карпыч не ответил — перехватил пацанов и, переставляя мощные ноги, неторопливо продолжил путь. Туфтяй покачал головой: «Вот мудак! Я с ним по-человечески, а он…». Дверь хлопнула, усач скрылся внутри.

Воздуха не хватало. Максим открывал рот, пытаясь захватить хоть чуть-чуть, но его не было. С трудом, будто выныривая из-под толщи воды, забарахтал руками. Казалось, он плыл и плыл к манящему источнику света, но, как горизонт, тот был недостижим. Наконец, вода кончилась, но и здесь вздохнуть в полную силу не было никакой возможности. В отчаянной попытке мальчик еще раз дернулся и всей силой легких втянул в себя окружающее пространство. Толща исчезла, и мир вернулся в привычные краски.

Первое, что почувствовал оборвыш, стальную хватку на горле. Его кто-то держал, ноги болтались, руки почти тоже. Освободиться не было сил. Он дернулся, хватка сжалась еще сильнее. То, что видели глаза, казалось странным зрелищем. Впрочем, картинка была похоже на плохую телетрансляцию: изображение постоянно пропадало. Максим то проваливался в захвате толстой руки, то эта самая рука начисто перекрывала ему кислород, и тогда уже было не до зрелища — глотнуть бы воздуха.

Карпыч захлопнул дверь и, как бездушных кукол, кинул мальчишечьи тела на пол. Боли от жесткого приземления не было. Также, как и облегчения. Увидев его осмысленный взгляд, усач сипло рыкнул.

— Люк видишь?! — Толстый палец ткнул в пол. — Открывай!

Максим не реагировал.

— Люк, говорю, открывай! — Громкий рев заставил мальчика вздрогнуть. Он вскочил, схватил ручку, торчащую из пола, и рванул на себя. Под ногами, пугающей чернотой, образовался квадрат. Максим увидел ступени. Уходящие вниз, они соединяли два мира — свет и тьму. Оборвыш попятился назад.

— Куда?! В люк полезай!

Максим не шевелился, лезть в подземелье не хотелось.

— Ну что — оглох? Говорю, вали туда!

— З-зачем?!

— Затем! Сейчас объясню!

Схватив за шею, усач подтащил мальчика к краю квадрата и мощным пинком придал ускорение. Считая гудевшими ребрами ступени, Максим полетел вниз. Следом — Пашка. Тело друга, будто мучной куль, скатилось вниз и, упав на пол, не шевелилось. Максим открыл глаза — Пашка не двигался и даже не стонал. Друг лежал в полуметре, бледный, грязный, в кровяных подтеках. Максим протянул руку, толкнул его в плечо, Пашка не реагировал. Приподнявшись, приложил ухо к груди — дыхание, вроде, было. Медленно, едва заметно, но мальчик дышал. Максим посмотрел наверх, теперь квадрат света, из которого они выпали, исчезал. Усач закрывал люк.

Напротив ожидания темнота не наступила. Откуда-то из глубины виднелся свет. Он лился из-за угла импровизированного предбанника, на полу которого они лежали. Максим сделал несколько шагов. Небольшой коридор. Мягкий войлочный ворс. Пол, стены, потолок — вокруг все было покрыто войлоком. По обеим сторонам находились двери. Также обитые материей, двери создавали иллюзию непроницаемости и защищенности. В подземелье стояла тишина.