Андрей Воронин - Разведка боем Страница 16

Если бы этот звук можно было каким-то образом овеществить, сжечь, а потом развеять пепел где-нибудь над рекой. Но этот стон давно уже реально не существует даже в виде колебаний воздуха. Именно поэтому его никак не уничтожить.

Даже если приставить дуло к виску и разнести себе пулей башку.

Все равно звук останется, будет витать над твоим трупом в черном, забрызганном кровью платке.

Потом над могилой – особенно по ночам. Кто из засевших в неразличимой темноте простонал так перед смертью? Трудно было сказать, ребенок это, женщина или старик – стон шел как будто не изо рта, а из самой разверстой раны.

Когда бой закончился, из погреба извлекли четыре трупа: двух подростков – мальчика и девочку, женщину средних лет и старика. Всем, кроме пацана, поотрывало руку или ногу. Мальчик весь был забрызган кровью, но ран на нем не было видно.

На одну секунду Самойленко поверил, что кровь чужая, что мальчишку не зацепило. Весь его опыт противоречил этому выводу, но чудеса на войне случались уже не раз. К мальчику наклонились, чтобы попытаться привести его в чувство, расстегнули рубашку и тут заметили на левой стороне груди два следа попадания осколков. Мальчик был мертв еще вернее, чем остальные.

Несколько дней подряд Самойленко неотступно думал о том, как он должен был поступить. Перед боем село долго и упорно обстреливали. В большинстве своем простые жители убежали в сторону шоссе, воспользовавшись одной из кратковременных пауз. Какого черта остались эти? Почему не подали голоса, когда он приоткрыл люк в полу?

Только зашебуршились, черт бы их побрал.

А что он мог, что он должен был сделать? Окликнуть: кто там? Сколько было случаев, когда матерые боевики подражали женским и детским голосам, сколько ребят поплатились жизнью за излишнюю доверчивость.

Вместо фальшивого ответа боевик мог сразу выстрелить из погреба, мог подорвать себя вместе с противником, не желая сдаваться в плен. Напарник спецназовца по дежурству слышал из прошлого совсем другой голос. Более членораздельный – ведь прошлое было совсем недавним.

Голос являлся не помимо воли. Глеб сам хотел еще раз прокрутить в голове свой долгий разговор с седоватым благообразным человеком, похожим на университетского профессора…

– Да уж, работенка не из приятных.

– Ответственное дело. И некому больше поручить.

– Люблю за все от "А" до "Я" отвечать. Здесь я как собака в опытах Павлова: сижу под колпаком и жду, когда током шарахнет.

– Твоя часть самая рискованная. Влиться в команду людей, которые давно уже никому и ничему не верят. Если вдруг заподозрят, их ничто не удержит от крайних мер.

– Капризничать, конечно, не пристало. Но не моя это стихия. Мой козырь нападение, не защита.

– Не волнуйся, будет у тебя шанс проявить все свои таланты. Не уведут у тебя из под носа главную цель.

Глава 11

Ночь прошла без происшествий. Проснулись поздно, рынок уже работал. Он делился на несколько частей: продуктовый, вещевой, автомобильный и «поле чудес», где продавалось всякая рухлядь вроде ржавых гвоздей и разрозненных томов из полного собрания сочинений Маркса и Энгельса.

Именно на этом «поле чудес» два пилота купили бэушную электроплитку. Ильяс со знанием дела заварил чай, намешав в нужной пропорции черного и зеленого.

– Чай не пил, откуда силы? Выпил чай, совсем ослаб, – пробормотал Бубнов, откинувшись на спинку стула и почесывая медвежьей своей лапищей широкую шею.

Хилый стул не выдержал такой позы, затрещал. Бубнов едва успел вскочить, чтобы не оказаться на полу. Расслабленное состояние как рукой сняло. Он предложил Барскову сходить пообщаться с рыжим. Раз они с ним имели дело, они и должны контачить дальше.

Рыжий отыскался на прежнем месте возле «фольксвагена».

– Ну как устроились?

– Нормально, если не считать, что подо мной чуть стул не обломился. Больничный ты бы оплачивал, – пошутил Бубен.

– Я ведь предупреждал, что мебель не первой свежести. Новье денег стоит.

– Все это мелочи жизни. Как тут у вас дела на рынке, какая сейчас конъюнктура?

Интересуясь ценами и спросом, Бубен хотел на самом деле услышать другие важные для себя вещи. О последних происшествиях, о том кто «крышует» торговлю и как себя ведут здесь менты.

Рыжий оказался человеком словоохотливым.

Говорил он без умолку, но Бубен так и не смог выудить почти ничего конкретного. По словам парня выходило, что жизнь на рынке течет в общем безоблачно, каждый знает свое место и соблюдает обязательства. Доходы торговцев в среднем невелики. Многие мотаются в близлежащие города, чтобы там продать товар.

– Заранее говорю: не стройте больших надежд. Прогореть не прогорите, но много не заработаете. Здесь не то место, куда слетаются на сладкое.

– Ас Кавказа разве нету никого?

– Где их нет? Азербайджанцев хватает, причем все из одного района. Мирные люди, ни на кого не рыпаются.

Через пару часов члены отряда могли увидеть со второго этажа иллюстрацию «безоблачной» жизни на рынке. Среди бела дня в щели между контейнерами несколько бритоголовых подростков зажали темноволосого смуглого человека. Накинулись на него все разом, били руками, ногами, палками. Кто-то зажал ему рот, чтобы кавказец не смог позвать на помощь.

Ильяс не выдержал, метнулся к дверям. Тут Воскобойников преградил ему дорогу.

– Спокойно. Не убьют они его.

– Ты откуда знаешь? – Ильяс ухватил летчика за грудки, пытаясь освободить проход.

– Знаю я этих шакалов, очко у них не железное.

– Что за дела, Ильяс? – стукнул костылем по полу раненый в ногу замкомполка, – Ты влезешь за этих, я влезу за тех. И что мы будем иметь?

В ментовку захотелось?

…С тех пор как первоначальная четверка изгоев объединилась по предложению Кормильцева, неприятности с милицией случались несколько раз.

Однажды Ди Каприо с Бубном отправились на б…ки. С голодухи так оттрахали двух подруг, что у обеих уши бантиком завязались. Задерживаться долго не хотели, будто подозревали, что добром в этот раз не кончится. Но телки так приклеились – не отодрать.

Задержались чуть дольше намеченного, а тут звонок в дверь: к подругам явились старые друзья. Оказались спортсменами. Прежде чем удалось их отключить, хата ходила ходуном: стены сотрясались, звенело битое стекло. Соседи вызвали милицию, менты по стечению обстоятельств оказались поблизости. Тут уже Ди Каприо с Бубном взяли себя в руки, постарались уладить по-хорошему. Менты их забрали с большим энтузиазмом, но утром, с приходом начальства обоих сразу же выпустили из «обезьянника».

В другой раз залетели Витек с Семеном, отправившиеся а магазин за продуктами. Причем залетели по Витьковой глупости. Денег с собой было достаточно, набрали целую тележку добра, кое-что не уместилось и пришлось в руках нести до кассы.

Все уже оплатили, стали выходить и вдруг сработала сигнализация. Дело было в Питере, в огромном магазине, где все товары, вплоть до туалетной бумаги снабжены были закодированными этикетками.

Оказалось, Витек сунул в карман пару пачек сигарет. Искренне собирался достать возле кассы и забыл. При магазине оказался дежурный мент, заодно и Семена препроводили в отделение…

Было и еще несколько случаев. Дольше трех-четырех часов в отделении не задерживали. Как только приступали к выяснению личностей, так сразу выпроваживали без комментариев.

В команде сделали вывод, что все они сидят в милицейской базе данных. И сверху есть установка не придираться к ним по пустякам. Возможно, силовые структуры чувствуют перед ними вину за то, что бросили без прикрытия, и хотят таким образом отчасти ее искупить. Хотя мотивы у них могут быть разными – у ведомств своя мораль, как есть своя мораль на войне, в бизнесе…

Тем не менее, стоило кому-нибудь попасть хоть на полчаса в отделение, вся группа снималась с места и переселялась. Что там записано в справочных данных? Вдруг кто-нибудь из ментов, отпустив задержанного по долгу службы, захочет тут же продать местным чеченским авторитетам свежую новость? В теперешнее время пара слов моментально перелетает из любой точки России на Кавказ и в обратном направлении…

– Охота опять сниматься с места? – поинтересовался бывший замкомполка. – Сядь и сиди.

– Ты вообще молчи, падаль! – ноздри Ильяса задрожали от бешенства.

Не все в команде легко контачили друг с другом. И все знали, что Ильяс с трудом переваривает Тарасова, что оптимист Барсков безумно раздражает бывшего спецназовца, и список этим не исчерпывается. Но никто тут не выбирал себе напарников, их свела вместе судьба, и приходилось терпеть.

– Насчет падали потом обсудим, – сдержался Тарасов.

Иногда у него случались припадки на ровном месте, в другой раз он проявлял поразительное самообладание.

Ильяс бросил что-то на своем языке. Судя по клокотанию в горле, эти слова нарушали еще одно, очень важное правило – не напоминать человеку о событии, из-за которого он оказался в команде.