Андрей Воронин - Сквозь огонь и воду Страница 16

– Карманы проверять не стану, – улыбнулся он.

– Шпит, обижаешь, – пробасил Лебедь.

– Едем, – Шпит легко поднялся и повел компанию к гаражу.

Давид уже привык к тому, что Шпит ездит на открытой машине, но за воротами обнаружился обыкновенный военный УАЗ, который еще называют командирским. Не очень новый, но видно, что досмотренный.

– Нам светиться не надо, – пояснил Шиит, поймав удивленный взгляд Давида.

Из Адлера до Абхазии рукой подать. УАЗ с бандитами переехал длинный мост, под которым по каменистому дну катилась река, и уперся в очередь машин на абхазской границе. Рядом с машинами растянулась другая очередь – людская. Тележки, велосипеды. Женщин было значительно больше, чем мужчин. Стояли и подростки с мрачными, сосредоточенными лицами.

– Ускорить никак нельзя? – проворчал Шпит, оборачиваясь к Садко.

– Не знаю, посмотрим, какая сегодня смена. Бандит пробирался сквозь людей, как сквозь овечье стадо, не извиняясь. Люди, чувствуя силу бандита, сами уступали ему дорогу. Знакомых в смене не оказалось, но Садко легко решил проблему. Положив в свой паспорт 20 долларов, он протянул его пограничнику.

– У нас машина и еще трое людей, – сказал он.

– Сейчас посмотрим, – пограничник развернул паспорт.

Обычно двадцатки хватало, но острый взгляд стража границы задержался на дорогих часах Садко, золотой цепи на шее, мобильнике, прикрепленном к толстому поясу джинсов.

– Еще трое, говорите?

Садко понял: не хватает еще одной двадцатки. – Не вопрос, командир, – и деньги перешли к пограничнику.

– Теперь порядок.

Пограничникам обычно приходилось расчищать проезд для машины, пропускаемой вне очереди. Садко легко справился с этим сам. Он шел впереди УАЗа и только покрикивал:

– Берегись!

Лишь один водитель попробовал возмутиться, вылез из добитых ржавых “Жигулей” и встал на дороге у Садко.

– Мужик, ты чего без очереди прешь, мы тут с самого утра торчим!

– Заплатил бы, как я, и уехал бы уже, – Садко легко отодвинул мужика одной рукой. Тот проворчал:

– Козел, – но так тихо, чтобы его никто не услышал: за такие слова бандит мог бы и мордой по асфальту потереть.

Взметнулся шлагбаум, УАЗ проследовал к абхазским пограничникам. Они были куда менее разборчивы, чем их русские коллеги. Удовольствовались десяткой, и, если бы Садко не напомнил им, что следует проштамповать паспорта, не сделали бы даже этого.

Шоссе шло вдоль самого берега моря. От пляжа его отделяла узкая полоса земли, и море то исчезало за густо росшими деревьями, то вновь появлялось, когда шоссе забирало вверх. Недостроенные коробки санаториев, заброшенные дома отдыха, пустынные пляжи навевали тоску, напоминали о начавшейся, но так и не закончившейся прочным миром войне.

– Раньше побережье было самым красивым местом во всей Абхазии, – вздохнул Давид, – теперь даже смотреть на него не хочется.

– Скоро ты забудешь обо всем, не жалей о прошлом, им жить нельзя, – отозвался Шпит. – Ты правильно решил, нужно вовремя спрыгнуть с паровоза, пока он не пошел под откос. Я всегда говорил, что ты самый умный их всех братьев.

Не доезжая Пицунды, свернули в сторону гор. Дорога петляла так, что было невозможно понять, в какую сторону едешь. Солнце то светило в лобовое стекло, то жарило слева, то пекло в затылок. Наконец подъем кончился, и Давид показал на небольшую стоянку у ржавого остова летнего кафе.

– Здесь.

Солнце уже клонилось к западу, нужно было спешить. Ночь на Кавказе наступает мгновенно: не успеешь оглянуться, как обвалится кромешная мгла.

– Останься здесь, – распорядился Шпит, когда Лебедь попытался выбраться из-за руля, – чуть что, трижды посигналишь.

Давид шел по тропинке первым, за ним следовали не привыкшие к горным тропам Шпит и Садко. Давид ступал бесшумно, но камни то и дело срывались с тропинки из-под ног бандитов. Давид добрался до низкого старого дуба с дуплом и повернул в чащу. Спускаться по откосу, не держась за ветки деревьев, было невозможно, таким он был крутым. Где-то внизу, за густой растительностью, журчал ручей, чирикали птицы. Среди этого почти эдемского спокойствия звучал злобный мат сочинских бандитов.

– Тут недалеко, – подбодрил их Давид. Он выбрался на каменную площадку, постоял несколько секунд, чтобы сориентироваться, а затем исчез в кустах.

– Эй, не так быстро, – крикнул Шпит. Ему показалось, что Давид завел их в ловушку, бросил и больше никогда не вернется.

– Здесь. Все в порядке, – послышался голос Давида из кустов, и заскрежетали камни. – Один отвалить не смогу, помогите.

Казавшиеся непроходимыми кусты наконец были преодолены бандитами. Они оказались на небольшой полянке среди густых зарослей. С трудом вчетвером отвалили каменную глыбу, разгребли хворост, под ним оказался деревянный настил. Ломая ногти, Давид вынул доски и отвернул края прорезиненной ткани. Он привел бандитов к одному из тайников с оружием.

– Все на месте, как и обещал, – тихо проговорил Давид.

– Столько нам и не надо, – хищно усмехнулся Шпит, разворачивая брезент, в котором был упакован автомат с подствольным гранатометом, новенький, еще в заводской смазке.

– Что-то я не припомню, как тебе эту партию оружия продавал.

– Если бы я был связан только с тобой, – усмехнулся Давид, – нас бы давно абхазы перестреляли.

– Хоть раз я подсунул тебе партию некондиционного оружия?

– Нет, но с тобой тяжело договориться: то автоматы есть, но старые АК и патронов к ним не отыскать, то наоборот. В последний раз, когда ты мне продал ящик гранат без запалов, меня мои же ребята чуть на дереве не вздернули. Уж лучше камнями бросаться, чем гранатами, которые не взрываются.

– Оставим обиды, – Шпит сидел на камне и любовно белой тряпкой протирал подствольный гранатомет от заводской смазки. – Как я понимаю, – прошептал он Давиду, – ты собрался повоевать последний раз в жизни. Так что оружие тебе больше не понадобится.

Давид неохотно кивнул.

– Шпит, какой у них банковский броневик?

– Самый примитивный. Консервная банка, внутри установлен сейф. С ним и придется повозиться. Лишь бы времени у нас на это хватило. В Абхазии дороги не то что в России, тут десять машин за сутки от силы проедет.

Давид вытащил из тайника пластид, завернутый в тряпку, и извлек из самого дальнего угла ящика коробку с детонаторами.

– Эта штука любой замок откроет. Называется “универсальная отмычка взрывного действия”.

– Смотри не перестарайся, не то деньги в клочья разорвет. Не пойдешь же потом в банк менять обрывки на целые банкноты.

– Я, между прочим, сапер по образованию, – нахмурился Давид. – В институте на военной кафедре чего только не изучал, думал, никогда не пригодится, а потом оказалось, что еще мало меня учили.

Садко и Лебедь в разговор Шпита с Давидом не вмешивались. Оба бандита знали свое место. Их взяли с собой на дело, чтобы стрелять и убивать, а не лясы точить.

– Я вам самое лучшее отдал, – тихо произнес Давид, глядя на вооруженных бандитов, – таких автоматов даже в действующей российской армии – раз два и обчелся.

– Зачем новые автоматы в армии? – ухмыльнулся Шпит, – русским воевать не с кем, разве что с чеченами.

При упоминании о чеченах на лице Давида появилась гримаса неудовольствия. Те были заодно с абхазами. В свое время даже воевали на их стороне.

– Время, – сказал Шпит, – думаю, что они еще до заката солнца хотят проехать горный участок дороги. Что, Давид, невесело смотришь?

– Я никогда раньше разбоем не занимался.

– Не хочешь, оставь автомат, иди в свой отряд, – спокойно ответил Шпит, – я тебя не кину, свой процент получишь, как и положено, за наводку. Но подумай, стоит ли отказываться. Это твои деньги, деньги твоих братьев. Ты их не возьмешь – возьмут абхазы. Неужели твой дом, в котором они сейчас живут, меньше стоил?

Давид не отвечал, он упрямо взбирался в гору. Воздух уже сделался по-вечернему прохладным, прозрачным. В такую бы погоду сидеть на террасе собственного дома, увитой виноградом, курить хорошую сигарету, попивать молодое вино и смотреть на море, долго и бездумно. Есть вещи, которые завораживают всех: бегущая вода, танцующее пламя и накатывающие на берег волны.

– Ты скольких людей убил в своей жизни? – с грустной улыбкой поинтересовался Шпит, когда машина тронулась.

Давид задумчиво смотрел в стекло и не отвечал.

– Считаешь?

– Даже не знаю, что сказать. Человек пять, наверное. Но ни один.., ни одно из них не было убийством. Я воевал.

– Брось, убийство – всегда убийство. Отнимаешь у человека жизнь, и всякий раз лишь за то, что он мешает тебе жить. То ли своим богатством, то ли бедностью, то ли агрессивностью. Не суть важно. Ты в глаза своим жертвам смотрел?

– Это на войне было.., странно и страшно, – пробормотал Давид, – еще вчера человек моим соседом был, а через пару дней я в него целился, а он в меня. Весь вопрос в том, кто раньше на спусковой крючок нажмет.