Михаил Серегин - Если надо-порвем НАТО Страница 16

– Журналисты, мать их! – прошептал Фрол. – Иностранные. Видишь, сколько техники? У наших столько нету.

– Да ну, – не поверил Простаков. – У наших тоже всего полно. Другое дело, что будет международный резонанс.

Валетов даже удивился:

– Где это ты слово такое услышал?

– По телевизору. От тех же журналистов, – гордо заявил Леха.

Девушка, одетая в белую футболочку с надписью: «Не дадим убивать природу!», сидела на корточках и малевала пальцем зеленую надпись по белой тряпке, по-видимому, старой простыне, которую выпросили в одном из домов в Дубровке.

Она успела написать: «Нет военным игра». Осталось только, видимо, вычертить букву «м», изредка опуская палец в баночку с гуашевой краской, когда почувствовала, что земля и подошвы ее кроссовок расстаются друг с другом. Как она сидела на корточках, так ее вверх и подняли, заткнули рот широченной ладонью и поволокли в кусты.

Леха тащил девчонку со всей быстротой, на какую только был способен. Валетов не скрывал собственного удовлетворения, когда Леха влетел в заросли вместе с добычей. Неловко приземлившись, он упал на колени, а затем накрыл ее всем телом, при этом разжал ладонь у рта, и девчонка закричала:

– Отвали, козел!

Тут же пришлось закрыть рот ей снова.

– Наша, – заулыбался Фрол, рукою стискивая грудь. Девчонка взвыла, и тут же Валетов отпустил. – Ладно, это я так, побаловался. Ну-ка переверни ее. – Фрол прищурился: – Будешь кричать, когда тебе рот откроют, я тебе больно сделаю.

Леха убрал ладонь.

– Вы кто такие?! – вытаращила она глаза.

– Ты что, в форме не разбираешься?

– Коза, – добавил Валетов.

– Мы, русские солдаты, тебя защищаем, а ты что делаешь?

– Овца, – снова вякнул рядовой.

– Вы всю уже природу изгадили, все реки засрали. Вас надо давно всех приструнить!

– Вон как заученно рассказывает, – поднял палец вверх Фрол. – Деточка, ты откуда родом?

– Ты сам-то на себя посмотри, мальчик.

Леха вступил в пререкания:

– Слушай, надо ее трахнуть, а то она чего-то разговорилась.

Девчонка повернула голову и поглядела карими глазами на мордатого Леху:

– Испугал ежа голой жопой!

Леха, глядя на каштановую коротенькую челку, даже как-то засмущался, не ожидая столь натурального замечания.

– Значит, можно вас это самое? – заулыбался Валетов, снова хватаясь за девичьи груди и тут же получая в ответ пощечину, которая свалила его на землю.

– Тихо вы, уроды, – забеспокоился Простаков, хватая девку в охапку и быстрыми-быстрыми перебежками от дерева к дереву скрываясь в чаще с целью вытащить захваченную дивчину к лейтенанту Мудрецкому, благоразумно оставшемуся в тылу под рябинкой.

Рассмотрев примерно восемнадцатилетнее стройное создание в уже не белой стараниями Простакова футболке и джинсах, лейтенант состряпал серьезное лицо, встал и, надвигая на затылок кепку, зло поглядел девчонке в глаза:

– Что, продалась империалистам?

На этот раз девушка испугалась на полном серьезе.

– Мы тут кровь проливаем, а ты подстилкой служишь волосатым англичанам, отрабатывающим деньги зарубежных спонсоров?!

– Да вы что? – дернулась девушка в жестких объятиях Простакова. – Я студентка, у нас миротворческая миссия.

– Трахаться любит, – сообщил ценную информацию из-за спины Простакова Валетов.

Девчонка запустила ладонь себе в промежность, протянула ее вверх к лобку, хлопнула по нему ладонью. Плюнув себе на руку, она свернула кукиш и сунула его в нос Валетову.

– Как же, трахнешь ты меня, жди. Кончай лапать, детина! – воскликнула пленница, развернулась и оттолкнула Простакова.

– Ладно-ладно, – согласился лейтенант, – отпусти ее и стой в сторонке.

– Чего вам от меня надо?

Мудрецкий поднялся, заложил руки за спину и, как большой начальник, стал выхаживать перед выкраденной из лагеря девушкой.

– Значит, продаемся на Запад целиком и полностью? Родину не хотим защищать? В то время как Россия испытывает экономические трудности, в политике бардак, еще и молодые граждане нашей страны вместо того, чтобы строить капитализм, поддерживают беспорядочные связи с иностранными подданными.

Поначалу девчонка смотрела на Мудрецкого, как на придурка, но по мере того, как он продолжал утюжить ее складной и обвиняющей речью, ей становилось не до смеха. Она глядела на лица стоящих рядом с ней солдат, но не видела в них ни капельки сочувствия.

А тем временем Мудрецкий перешел к рассказу о сложной внешнеполитической ситуации, сложившейся вокруг Родины.

– Да не преступница я! – воскликнула задержанная красотка и топнула ногой.

Можно было подумать, что после столь нервного жеста по всей поляне пройдет глубокая трещина.

– Тихо, психовать не надо. Давай рассказывай, сколько вас там?

– А что им будет? – уже начала беспокоиться девушка.

– Ничего не будет, – зло ухмыльнулся лейтенант. – Рассадят всех по вагонам и отвезут в Сибирь. Высадят – и живи как хочешь. Вот сейчас лето закончится, там осень, а потом зима, и никого не останется в живых. Голодная, страшная смерть.

– Вы шутите, – отстранилась от офицера защитница зайчиков и белочек.

– Фамилия! – рявкнул Мудрецкий и, приблизившись к ней на минимальное расстояние, зло посмотрел глаза в глаза.

– Вы что? – зашептала она. – Миронова я.

– Имя!

– Маша.

– Слушай меня, Маша, – страстно зашептал Юра. – Ты сейчас нам все обо всех расскажешь, или...

Она покраснела и попыталась отпихнуть лейтенанта, но Простаков, стоящий сзади, тут же сковал ей руки, завернул их за спину и, улыбаясь, глядел на лейтенанта. Но тот ничем не выдавал собственного настроения.

– Еще раз меня тронешь, отведу вон к тому дереву, – лейтенант показал на высокую сосну, – и пущу пулю в лоб, поняла?

– У тебя даже пистолета нет, – огрызнулась Маша.

– А я тебе эту пулю между глаз руками затолкаю, – услышала она над головой, далее последовал злой, садистский смех.

Валетов подскочил к ней и поспешил заверить:

– Он может, он такой. Он пальцами гвозди в узлы вяжет. А уж тебе твою тупую головешку продырявить сможет за три секунды.

– Я буду кричать, – всхлипнула она.

– Ты государственный преступник, – продолжал лейтенант. – Сколько в лагере народу?

– Да не знаю я, может, человек сто.

– Не ври, засранка! – Лейтенант запустил свою ладонь в короткие каштановые волосы, притянул ее голову к себе и зло зашептал на ухо: – Или ты сейчас все расскажешь, или тебя никто никогда не найдет.

Валетов с опаской посмотрел на своего командира и подумал, на самом деле, что ли, он уже того-этого.

Численность обитателей лагеря была названа с точностью до одного человека.

– Нас сто шестьдесят два, – потупив глаза, сообщила девушка.

– Какие у вас планы на сегодня? – продолжал утюжить ее лейтенант, достаточно больно таская за волосы. Голова девчонки моталась туда-сюда. – Говори, Миронова Маша, мать твою.

– Мы... должны... – она делала между словами небольшие паузы, что еще больше бесило Мудрецкого.

– Быстрее!

– Мы должны сегодня были спуститься с горушки и в низинке развернуться в живую цепь, закрывая проход военным на их полигон, где они обычно пускают вредные дымы.

– Да кто тебе сказал, что они вредные? – отпустил девчонку лейтенант. – Ты вот хоть раз нюхала хоть чего-нибудь когда-нибудь?

– Она, поди, только дихлофос нюхала, – съязвил Валетов. – Тебе сколько лет?

– Семнадцать.

– Ни фига себе, а какая развитая! – произнес человек сверху.

– Я не только развитая, я знаю то, что лучше всех трахаются французы. У нас их в лагере десяток, они все из Парижа.

– С французами у нас тоже все хорошо, – заверил ее лейтенант. – Хочешь, мы тебе устроим приключение, запомнишь на всю оставшуюся жизнь.

– Да откуда тут у вас французы? – начала спорить Миронова.

– Все оттуда, из Парижу, – сообщил сверху Простаков.

– Не из Парижу, а из Парижа, – вякнула семнадцатилетняя гринписовщица.

– Кто у вас там предводитель, в вашем племени?

– Не скажу, – гордо сообщила она.

– Да? – Лейтенант подошел и снова схватил ее за волосы. – Тогда будем пытать.

– Жанна д’Арк.

– Кто?! – сморщился лейтенант.

– Я не знаю, как ее зовут. Все называют ее Жанна д’Арк или просто Жанна. Она из Бельгии. Приехала сюда, чтобы защищать природу.

– Да? Оставила там своего любовника, свою старую мамку, папку, учебу или работу и за десять тысяч километров поперлась под российскую деревню Дубровку махать плакатами? И все это задаром? Ты, девочка, не понимаешь, во что ввязалась. Представляешь, тебя покажут по телевизору с антироссийским плакатом в руке, а твои мама и папа будут опозорены на весь белый свет и не смогут посмотреть спокойно в глаза соседям.

– У меня очень известные родители! – воскликнула Маша.

– Так вот тем более, зачем тебе их позорить.