Фредерик Дар - Подайте мне Джоконду Страница 16

Характерные звуки извещают меня о прибытии полиции.

Глава 11

Главный комиссар Матэн: полтора центнера тугого мяса, дюжина подбородков один на другом, голубые подтяжки и зеленый галстук, на котором изображена голова испанца на фоне лунного заката. В довершение – нос, свидетельствующий, что его владелец всегда не прочь пропустить стаканчик божоле.

Комиссар появляется в сопровождении какого-то худышки, серьезного, как гражданские похороны.

– Ну-с, – вопрошает он, – что тут у тебя?

– Ничего хорошего, – вздыхаю я. Потом даю ему точное описание происшествия. Он внимает в сосредоточенном молчании. Затем мы идем навестить труп.

– Ты хоть сам-то отдаешь себе отчет, в какое дело влез? – интересуется Матэн. – Чтобы печатать фальшивки такого качества, надо иметь серьезное оборудование. Бумажки высший класс. Не знай я, что они не настоящие, – нипочем бы не отличил. Да-а, неплохо бы заиметь такой чемоданчик. Хватило бы, чтобы уйти на пенсию, а? Представляешь – вилла с зелеными ставнями и роскошная жизнь в свое удовольствие! – Он вздыхает, терзаемый тайным сожалением.

Я неопределенно пожимаю плечами.

– В конце концов, наше дело не обогащаться, но наказывать тех, кто хочет это сделать незаконным способом, – встрепенувшись, единым духом выдает Матэн и, обессилев от столь длинной тирады, переводит дух, вытирая взмокший лоб огромным носовым платком. – Кстати, ты успел продумать, как подобраться к этой твоей синей мышке?

– Нет, – признаюсь я. – Понятия не имею. Приметы уж слишком неопределенны. Разве что попробовать с другой стороны? Найдется у тебя хоть несколько парней не таких тупых, как остальные?

– Компер? – понимающе спрашивает он.

– Именно.

– Ты прав. Имеет смысл как следует покопаться в прошлом этого весельчака. Может, на что и наткнемся. Если мы не найдем типографию, из которой выходят эти бумажки, начальство нас слопает, не дав даже ботинки снять.

– Валяй, – соглашаюсь я.

Он в сопровождении своего тощего помощника, так и не проронившего ни единого слова, отбывает исследовать сарай, где его ждет еще один труп, а я решаю позвонить патрону – тот, наверное, уже давно спрашивает себя, куда это подевался его любимый Сан-Антонио.

Судя по голосу, Старик пребывает в отвратительном настроении.

– Это я, шеф, – весело произношу я.

– Слышу, – мрачно изрекает он.

На ходу переменив настрой, выдаю ему полный доклад. К концу мое настроение немногим отличается от его – терпеть не могу рапорты, даже устные.

– Фальшивомонетчики – не наша область, – резюмирует Старик. – Сдайте дела лионцам и возвращайтесь.

– Что?! – вырывается у меня. Не очень вежливо, но Старик переживет. Он что, с ума сошел – возвращать меня в момент, когда дело наконец становится интересным? Разве отнимают тарелку супа у голодной собаки? Больше он ничего не хочет?

– Вы что, плохо слышите? – скрипит этот сморчок. – Я жду. Для вас есть задание. За границей.

Я знаю, что возражений он не терпит, но тем не менее не колеблясь бросаюсь на защиту своей мозговой косточки:

– Слушайте, патрон, не могу я сейчас это дело оставить! Считайте, что оно уже стало моим личным.

– А меня ваши личные дела не волнуют. Так же, как и вас мои.

Чувствую, что дальше пререкаться небезопасно.

– Ладно, – злость в голосе все же скрыть не удается. – Когда я должен быть на месте?

– Как можно скорее.

– Сию секунду я все равно выехать не могу. Машина не моя – кстати, ее еще надо вернуть, да и шмотки забрать...

– Жду вас завтра вечером, – непререкаемым тоном объявляет Старик и вешает трубку.

– Вонючка! – ору я в бесчувственный аппарат. – Продажная шкура! Козел!

– Вы уже кончили? – нежным голоском осведомляется телефонистка.

– Нет, – рычу я, – только начинаю!

И тут мне в голову приходит одна вещь, о которой я, честно говоря, вспоминаю не часто. Все-таки я, черт побери, не вольная пташка – я состою на службе у старой доброй Французской республики, и шкура моя принадлежит государству. Так что личная инициатива может иметь место только в том случае, если она оговорена приказом.

Бросаю на закуску еще пару ласковых слов и покидаю место действия.

Еду к дому Дюбона.

– Ну у тебя и морда, – объявляет он вместо приветствия.

– Есть от чего, – хмуро киваю я. – Патрон велит возвращаться. Представляешь, впервые за все время моей клятой карьеры приходится бросать дело, не дойдя до финиша.

– Такова жизнь, – философски изрекает Дюбон, – вечно кто-нибудь сует палки в колеса. Пойдем-ка пожрем, вот что. Глядишь, и полегчает.

Сказано – сделано. Жратва – любимый спорт Дюбона; думаю, потому он и стал хозяином отеля. Меню – его любимый вид литературы, тут он не только читатель, но и творец: обожает красивым почерком выписывать названия блюд. Любит сам покупать продукты и смотреть, как повар колдует над соусом из мадеры. Словом, проводит жизнь, пуская слюну.

Курс лечения состоит из утиного жаркого и жареной баранины. Потом мы приканчиваем еще одну бутылочку бургундского и отправляемся на боковую. Поезд «Гренобль – Париж» отходит в десять утра – стало быть, отсюда мне надо выехать в восемь.

Просыпаюсь на заре и чувствую, что дело швах. Меня знобит, во рту горечь, глаза слезятся – все признаки болезни. Это еще с чего? До сих пор я болел всего дважды: корью в возрасте восьми лет и воспалением легких в прошлом году в результате незапланированного купания.

Щупаю пульс – он колотится как ненормальный. Собравшись с силами, встаю и чувствую, что меня шатает. Голова кружится так, что приходится вернуться в постель. Тем не менее вы-то знаете, что между неженкой и мной такая же разница, как между быком и родинкой на левой ягодице вашей супруги. Вспоминаю, что спальня Дюбона рядом с моей, и что есть мочи колочу в стену. В ответ раздается такое ворчание, будто я разбудил льва.

– Что случилось? – наконец рычит Дюбон.

– Это я. Можешь зайти?

Через мгновение он возникает в дверях – в белой пижаме, расписанной лиловыми листьями. Попадись он в таком виде на глаза антрепренеру «Комеди Франсез», и ангажемент на ближайший сезон ему обеспечен.

– Чего тебе? – без особой нежности в голосе осведомляется он. – Если захотелось с утра позабавиться, вызови горничную. Меня лично такие развлечения в твоем обществе как-то не прельщают.

– Ты что, дубина, не видишь, что я смертельно болен? – прерываю я поток его пошлостей. – Кроме шуток.

Он смотрит на меня и понимает, что я серьезно. Без звука кладет руку мне на лоб, потом заставляет открыть пасть.

– М-да-а, – озабоченно цедит он, завершив осмотр. – Температурка еще та. А уж глотку хоть в музее выставляй – серо-зеленая. Похоже, ты подхватил какую-то дрянь. Надо вызвать врача.

– Придется, – соглашаюсь я, а внутри у меня все прямо переворачивается от мысли, что подумает босс. Наверняка ведь старая перечница решит, что я симулирую, – нашел предлог, чтобы не возвращаться.

– Я ему позвоню, – обещает Дюбон. – Уж мне-то он поверит. К тому же можно будет послать ему справку от врача. С диагнозом. А если он такой скептик, так не слабо ему приехать и самолично на тебя полюбоваться. Лучше один раз увидеть...

С этими словами он исчезает. Состояние у меня – не приведи господь. Ощущение такое, будто в брюхо засунули горящую печку. Я буквально полыхаю, глаза слипаются, а что касается языка – такое впечатление, будто вместо него у меня во рту надувной матрац. Так паршиво, что начинаю всерьез беспокоиться: не отдать бы ненароком концы. И что пугает больше всего, так это внезапность: ведь еще полчаса тому назад я был абсолютно здоров!

Мне кажется, что мучения мои длятся уже целую вечность, но вот дверь наконец открывается и впускает Дюбона в сопровождении маленького старичка. На дедушке столько морщин, что больше всего он похож на многократно чиненный аккордеон.

Я замечаю, что мой приятель успел сменить свою парадную пижаму на более скромное одеяние.

– Вот доктор, – почтительно представляет он своего спутника.

Старикашка извлекает из допотопного саквояжа целый арсенал и приступает к процедуре, по сравнению с которой китайские пытки кажутся мне верхом гуманности.

– Аппендицит, – выносит он наконец свой вердикт. – Впрочем, посмотрим, что скажут анализы. Если диагноз подтвердится, придетс перевозить вас в клинику, в Гренобль.

Ничего себе – вот так возьмут тебя тепленьким и ни за что ни про что вскроют брюхо!

Врач выписывает рецепты, длинные, как меню в хорошем ресторане, и собирается уходить.

– Доктор, – проникновенно говорит Дюбон, – месье состоит на государственной службе и должен был приступить к работе сегодня вечером. Можете вы выдать ему свидетельство о болезни?

– Конечно, конечно, – спохватывается божий одуванчик. Пишет нужную бумагу и прощается до вечера.

– Ну и идиоты эти врачи, – ухмыляется Дюбон, когда старик уходит. Потом извлекает из кармана маленький флакон. – Ну-ка, глотни хорошенько.