Адвокат - Гришэм Джон Страница 16

Совершив над собой насилие, я поднялся с постели и встал под душ.

Позавтракал за рулем горячей булочкой и стаканчиком крепкого кофе, купленными на улице. Интересно, что ел сегодня Онтарио, подумал я и сразу приказал совести прекратить напрасную пытку. Я имел бесспорное право поглощать пищу, не испытывая чувства вины. И все же вопрос полноценного питания потерял для меня актуальность.

Если верить прогнозу, температура в течение нынешних суток могла колебаться между семью и пятнадцатью градусами ниже нуля, а нового снегопада на неделе и вовсе не ожидалось.

В вестибюле я услышал знакомый голос. Вслед за мной в лифт вошел Брюс из службы коммуникаций.

— Как поживаешь, приятель?

— Отлично. А ты? — Поддерживать разговор не хотелось.

— Аналогично. Ребята очень переживают за тебя. Держись!

Я кивнул так, будто их поддержки мне только и не хватает. К счастью, на втором этаже он удалился, не забыв дружески потрепать меня по плечу. Пошел ты к черту, а, Брюс?

Ощущая себя развалиной, я проковылял по отделанному мрамором холлу мимо стола мадам Девье и дверей конференц-зала, ввалился в свой кабинет и без сил рухнул в кожаное кресло.

Для того чтобы известить меня о имевших место телефонных звонках, Полли отработала два приема. Если я был достаточно прилежен, чтобы ответить большинству звонивших, и если она была удовлетворена моим усердием, то на телефон клеились аккуратные квадратики с новыми номерами. Если же приложенные мной усилия разочаровывали ее, то через центр стола к полу устремлялся настоящий поток наклеенных друг на друга в безукоризненно точном хронологическом порядке розовых листков.

Сегодня меня ждали тридцать девять сообщений, причем одни требовали срочного ответа, а другие исходили от начальства. Судя по количеству записок, самое яростное негодование по поводу моего отсутствия на рабочем месте выказал Рудольф.

Я пробежал глазами листки, отложил в сторону и исполнился твердой решимости допить в спокойной обстановке кофе. Согревая ладони о не успевший остыть стаканчик, я взирал в грядущую неизвестность и, наверное, напоминал человека, размышляющего на краю пропасти. Внезапно дверь распахнулась.

Рудольф.

О моем прибытии ему, похоже, сообщили соглядатаи: охранник в вестибюле или Брюс — если только за входом в здание не следила из окон вся фирма. Хотя вряд ли, для этого коллеги были слишком заняты.

— Привет, Майк, — проскрипел Рудольф, уселся в кресло напротив и скрестил ноги. Разговор предстоял серьезный.

— Привет, Руди.

Столь фамильярно я не называл босса еще ни разу, только официально: Рудольф. Интимное «Руди» могли позволить себе его последняя жена да компаньоны, больше никто.

— Где ты пропадал? — В интонации не слышалось и намека на сочувствие.

— В Мемфисе.

— Мемфисе? — эхом отозвался Рудольф.

— Да, мне нужно было повидать родителей. А заодно и психоаналитика — друга семьи.

— Психоаналитика? — продолжал вторить босс.

— Угу. Он наблюдал меня пару дней.

— Наблюдал?

— Совершенно верно. В уютной палате с персидскими коврами, где к ужину подают лососину на пару. Все удовольствие стоит тысячу в день.

— И ты пробыл там двое суток? Двое?!

— Ага.

Ни стыда за ложь, ни уколов совести за отсутствие этого стыда я не чувствовал. При желании или необходимости Фирма могла быть очень жесткой, даже жестокой, и, помня об этом, я не жаждал подставлять задницу на растерзание голодным псам. Рудольф заявился ко мне по распоряжению исполнительного комитета, значит, рапорт ляжет на стол начальства через несколько минут после того, как он оставит меня в покое. Сумей я разжалобить его, рапорт прозвучит мягче, компаньоны снисходительно умилятся. Какое-то время мне позволят дышать свободнее.

— Тебе следовало позвонить кому-нибудь, — по-прежнему холодно заметил Рудольф, однако лед в голосе начал таять.

— Оставь, пожалуйста. Меня держали взаперти, никаких телефонов. — Печальной фразой я сокрушил его строгость.

— Как ты сейчас себя чувствуешь? — после долгой паузы осведомился он.

— Прекрасно.

— Прекрасно?

— Психоаналитик заверил, что я в отличной форме.

— На сто процентов?

— На сто десять. Проблема исчерпана, Рудольф. Мне требовался маленький перерыв. Теперь я чувствую себя великолепно. Готов впрячься в работу.

Это было все, что босс хотел от меня услышать. По лицу его поползла улыбка.

— Работы накопилось выше крыши, — сказал он, расслабившись.

— Знаю. У меня чешутся руки.

К двери Рудольф бросился чуть ли не бегом — наверняка торопится к телефону, чтобы обрадовать компаньонов: один из самых стойких бойцов вернулся, слава тебе, Господи, в строй.

Заперев дверь на замок, я в течение мучительно долгого часа раскладывал на столе бумаги и записные книжки. Хотя ни одно дело пока не близилось к завершению, мне каким-то чудом удалось не вывалиться из графика.

Почувствовав, что силы на исходе, я распихал розовые квадратики Долли по карманам и покинул кабинет. Бегство мое осталось незамеченным.

В просторном помещении аптеки на Массачусетс-авеню я с наслаждением занялся покупками. Сладости и игрушки для детей, мыло и туалетные принадлежности для всех, комплекты носочков и трусиков, огромная картонка памперсов.

Никогда еще двести долларов не приносили мне столько радости.

Я бы с легкостью пошел на любые расходы, лишь бы устроить Онтарио и его родных в тепле. Пусть это будет хоть месяц в мотеле, не важно. Очень скоро им предстоит стать моими клиентами, а уж тогда я начну сыпать исками и судебными преследованиями до тех пор, пока не добьюсь признания за ними права иметь крышу над головой. Мне не терпелось вступить в хорошую тяжбу.

Оставляя «лексус» напротив церкви, я уже не боялся, как ночью, за машину, хотя кое-какие сомнения, правда, довольно слабые, бередили мою душу. Мне хватило сообразительности не вытаскивать покупки из багажника. Явление Сайта-Клауса способно вызвать в храме настоящую бурю. Я намеревался забрать семейство, отвезти в недорогой мотель, убедиться, что они вымылись и избавились от вшей, наелись до отвала, проверить, не нуждаются ли в медицинской помощи, доехать при необходимости до магазина, купить обувь и теплые вещи и опять накормить всех. Мне было безразлично, сколько на это уйдет времени и денег.

Точно так же меня не волновала опасность предстать в глазах окружающих состоятельным белым чудаком, решившим искупить некий грешок.

Мисс Долли обрадовалась мне. Поздоровавшись, она Указала на гору ожидавших чистки овощей. Но меня в первую очередь интересовали Онтарио, его мать и остальные Малыши. Рядом с кухней их не было. Перешагивая через Десятки тел, я обошел подвал. Семейства не оказалось ни в Зале наверху, ни на балконе.

За чисткой картофеля мы с Долли разговорились. Молодую мать с четырьмя детьми она помнила, однако, вернувшись сюда около девяти утра, ее не застала.

— Куда же она могла подеваться?

— Миленький, эти люди никогда не сидят на месте. Из одной кухни бредут в другую, из старого приюта в новый.

Может, женщина услышала, что в Брайтвуде дают сыр или где-то — одеяла. Может, ей повезло и она устроилась мыть посуду в «Макдоналдсе», а детишек оставила у сестры. Кто знает? Но на месте они сидеть не будут, это точно.

Мне с трудом верилось, что мать Онтарио нашла работу, однако обсуждать сей вопрос с мисс Долли я не хотел.

Мордехай прибыл к обеду, когда очередь к кастрюлям только начала выстраиваться. Я углядел его первым, и как только наши глаза встретились, лицо Грина осветилось приветливой улыбкой.

Сандвичи готовил доброволец-новичок; мы с Мордехаем опускали черпаки в кастрюлю с супом и наполняли тарелки. Требовался определенный навык: плеснешь чуть больше бульона — и получишь неприязненный взгляд, положишь лишнюю толику овощей — и в кастрюле останется одна вода.

Искусством раздатчика Мордехай овладел годы назад, а мне, дабы немного набить руку, неоднократно пришлось с виноватым видом опускать голову. Для каждого подходившего у Грина было припасено доброе слово: привет, как дела, рад тебя увидеть. Кто-то отвечал ему улыбкой, кто-то предпочитал смотреть в тарелку.