Андрей Кокотюха - Охота на маршала Страница 17

– Сын?

– Почти. Вместо сына. Если хочешь – ученик мой. Протеже, так сказать. В общем, я его когда-то в органы рекомендовал, в люди вывел. Теперь вот здесь тебя встретил. Случай, меня ведь в другое место назначить хотели. А вишь: мир тесный, шарик круглый…

4

Пепел

Никто не сказал Густаву Винеру, почему сюда, на место, где сгорели вагоны, нужно идти даже не в сумерках, хотя в марте еще темнело рано, а именно глубоким вечером, когда вокруг совсем темно.

Немцу объяснили, зачем он здесь, когда везли по дороге из Киева в какой-то город с коротким названием, которое при всей его простоте Густав с первого раза не запомнил. Переспросив, тут же уточнил у сопровождающего моложавого офицера, свободно говорившего по-немецки:

– Этот… Бахматч… правильно?

– Бахмач, – поправил офицер.

– Да, Бахмач… город, куда мы едем… Он далеко от Житомира?

– Километров триста. Может, чуть больше, – услышал он в ответ, и офицер тут же добавил: – В другую сторону.

– Что-что?

– Житомир, говорю, в противоположной стороне. Чего он вообще вам дался, Житомир этот, а, Винер?

К нему здесь обращались нейтрально. Почему-то еще с Берлина повелось. Называть его господином сотрудники советской государственной безопасности не собирались. А от обращения «товарищ» их, как и остальных русских, с кем приходилось общаться за этот неполный год, тоже что-то сдерживало.

Густав от подобного отношения не страдал.

Так же, как от четкого осознания факта: не все, кто вокруг него, настоящие русские.

Например, несколько часов назад его вместе с неразговорчивым офицером доставили на самолете из Москвы в Киев. Сейчас везут по территории Украины, вокруг живут украинцы, тоже славяне, их также в рейхе считали неполноценной нацией. Только на самом деле для Винера все вокруг оставались русскими – ну разве возникнет необходимость общаться с цыганами или евреями. Вот так, очень просто, освобожденный из концлагеря и теперь сотрудничающий с победителями немец решил для себя национальный вопрос.

Как, впрочем, и многие другие. После того, как его подробный и обстоятельный рассказ привлек внимание именно тех людей в советском секторе Берлина, на чей интерес Винер и рассчитывал, он почти сразу обеспечил семью достойным по меркам того голодного времени пайком. Сам же, оказавшись значительно ограниченным в передвижении, военнопленным при этом не был. Его довольно-таки быстро перевели в категорию засекреченных сотрудников, и Густав получил примерно тот же статус, который ему обеспечила работа в проектах «Аненербе».

Когда две недели назад в Берлине все нужные приготовления для нового проекта, теперь уже с новыми хозяевами, были завершены, Винера, как и планировалось, отправили в Москву. Семья приняла это нормально. Тем более что к тому времени им удалось сменить многолюдный подвал на приличную квартиру в одном из домов, чудом уцелевших от бомбежек.

Конечно, на Винеров многие, знавшие их, глядели косо. Однако Густава такой подход, признаться, задевал мало. Ведь еще не так давно он улавливал к себе подобное отношение за то, что сменил штатский костюм на военную форму и активно сотрудничал с немецким режимом.

Всегда, при любой власти, отыщутся люди, готовые подозрительно, даже с ненавистью и бессильной злобой смотреть на тех, у кого с этой властью не возникает проблем, даже наоборот – нечто вроде мирного соглашения. Возможность заниматься своим делом для Винера зачастую была важнее режима, который ему это предложит. И вообще, супруга привыкла к частым отлучкам мужа, так что ничего принципиально нового в их жизни не происходило.

Нынешняя катавасия началась внезапно.

Сперва Густаву, ничего толком не объяснив, приказали собираться. Затем была ночь, машина, куда-то ехали, какой-то аэродром, вероятнее всего – военный, других просто не было. Самолет, снова без лишних комментариев, несколько часов полета, Винер даже не представлял куда. И вот – посадка в Киеве. Затем его отвезли куда-то, дороги не разглядел, они по-прежнему ехали в ночи. Там, куда прибыли, были комната, кровать, стол и окна с видом на какой-то серый лес. Густаву велели отдыхать, он поспал, так и не получив ни одного разъяснения. А потом опять вечер, машина, путешествие сквозь темную мартовскую сырость в неизвестном направлении…

– Так причем Житомир-то? – переспросил офицер, выводя Винера из задумчивости.

Тот вздрогнул, словно от времени ожидания ответа впрямь зависела его жизнь, пояснил:

– Я бывал в тех краях. Житомир, окрестности.

– Давно?

– В сорок втором.

– И что?

– Ничего… Просто вспомнилось. Думал, места увижу знакомые…

– Если бы увидели знакомые места – что из того?

Этот сухой вопрос окончательно загнал Густава в тупик, он решил отмолчаться, и, похоже, сопровождающего это устроило. Оставшуюся часть пути не общались, Винер за это время даже успел вздремнуть немного, хотя за день от нечего делать успел выспаться на киевской базе. Открыл глаза, когда их ЗИС-110[20] сильно тряхнуло – хоть они двигались в ночи, видимо, свернули с относительно укатанной дороги на более колдобистую.

Вертя головой в разные стороны, Густав пытался определить хотя бы местность, куда его привезли. Вскоре услышал характерный шум проезжающего вдали состава, решил – где-то рядом железная дорога, и довольно скоро убедился в этом. Впереди замаячили огни станционных семафоров, машина притормозила недалеко от опущенного шлагбаума, пропустила еще один поезд и, когда его подняли, медленно двинулась дальше.

– Ну, куда теперь? – спросил водитель.

Сидевший на пассажирском сиденье офицер не успел ничего ответить – впереди, в темноте, маякнули проблесковые огни, и ЗИС поехал в обозначенном направлении. Видимо, их ожидали, решил Густав, причем время прибытия рассчитали если не точно, то очень близко к реальному. Следуя за огнями, их машина проехала еще дальше вперед, вокруг снова стало темно, и единственное, до чего додумался Винер, – здесь какие-то задворки большой железнодорожной станции. Вероятнее всего – тупиковая ветка.

Фары выхватили из ночи очертания пакгаузов. Ведущее авто притормозило, их машина тоже остановилась. Все, включая водителя, вышли, и Густава сразу же охватила смесь запахов влажного после недавнего дождя воздуха и свежей гари.

Они приехали на место какого-то пожара. Горело недавно.

И в следующий момент Винера осенило. Он, конечно, задаст вопросы. Хотя ему наверняка уже и так готовы все объяснить. Но, сложив в голове простое уравнение, компонентами которого были узловая станция, московское направление, цель его доставки из Берлина в Москву и, наконец, запасной путь, где если что и могло гореть, то только вагоны, Густав понял, что случилось.

Страшно ему не стало. Охватила горечь – ведь он, возможно, приехал на пепелище своих больших надежд.

Пока он так размышлял, из ведущей машины уже вышли несколько человек. Офицер жестом велел Винеру следовать за собой и, подойдя, бросил руку к козырьку фуражки.

– Майор Лужин!

– Подполковник Коваль! – ответил на приветствие тот, к кому обращался сопровождающий, сразу после этого коротко пожал Лужину руку, повернулся к немцу: – Это и есть Винер?

– Так точно, товарищ подполковник.

– Ладно, давай уже хоть здесь без казарменных рапортов. – Руки Густаву подполковник не подал, казалось, даже потерял к нему на время всякий интерес. – Скажите, Лужин, для того, чтобы все выяснить, надо ехать обратно в Москву?

– Даже в Киев не нужно, – ответил тот. – Достаточно обеспечить условия здесь, на месте.

– Что для этого понадобится?

– Ничего особенного. Необходимое оборудование мы привезли с собой. Походный вариант, если можно так сказать. Просто охраняемое помещение, отдельную комнату. Этого достаточно.

– Тогда надо везти нашего… вашего специалиста в Чернигов. Недалече отсюда, но там немец будет под моим личным присмотром. Аникееву, который здесь на хозяйстве, головной боли меньше. Еще что-нибудь?

– Материал для работы.

– Такого добра… – Коваль хмыкнул, исправился, – такого дерьма кругом полно. Здесь ничего не трогали. Периметр оцепляли даже без специальных указаний. Но сейчас поступило указание охрану снять. Не надо привлекать внимание, кому нужно сторожить пепел и золу…

– И то верно, – согласился Лужин, повернулся к Густаву, перешел на немецкий: – Вы уверены, что сможете точно определить, что именно сгорело?

Винер уже успел немного освоить русский. Даже разобрал фамилию и звание встретившего их офицера. Густав не сомневался: он тоже из МГБ, с ним не имели дела сотрудники других ведомств. Пока что он понимал язык плохо, говорил еще хуже. Однако общий смысл разговора таки уловил. Отчасти подтвердил свои подозрения и все-таки, делая вид, что совершенно ни о чем не догадывается, поинтересовался: