Борис Цеханович - Хлеб с порохом Страница 17

– Старшина, я надеюсь, что солдатам ты привез такую же вкусную пищу? А то ночь здесь длинная и опасная.

Все одобрительно засмеялись, и Пономарев еще больше засуетился, понимая, что не найдет сочувствия среди присутствующих, если мне не понравится пища для солдат.

Что ж, еда для солдат тоже оказалась на уровне. Я подозвал к себе пулеметчика:

– Алушаев, возьми две бутылки водки. Одну употребите сейчас, а вторую часов в одиннадцать для согрева. Ты старший, с тебя и спрошу, если обе сразу засандалите.

Сержант поблагодарил меня и убежал с бутылками к радостно засуетившимся солдатам.

Старшина разделил пищу солдат на две части, выгрузил ящики, спальные мешки и подошел ко мне:

– Товарищ майор, разрешите мне к Коровину выехать и выдать пищу.

Я взял со стола две бутылки водки и передал старшине:

– Отдай это Коровину, пусть с солдатами погреется. Езжай.

Замполит с техником на противоположном конце стола в это время расставили алюминиевые тарелки и разложили в них пищу, разлили водку и с кружками в руках вместе со мной наблюдали, как старшина вскочил в кабину автомобиля. Машина тяжело тронулась и, проскальзывая колесами по грязи, двинулась в сторону восьмой роты. Я мельком глянул на своих товарищей и с сожалением произнес:

– Черт, не сказал старшине, чтобы он у Коровина не мордой к боевикам стоял, а кузовом.

Я как будто сглазил: только закончил фразу, как со стороны боевиков прилетела первая пулеметная очередь и впилась в кузов «Урала», отщепляя от его деревянных частей большие щепки. Вторая очередь уже из трассирующих пуль вонзилась в тент и ушла внутрь кузова.

Даже не задумываясь, а действуя чисто инстинктивно, я сильно оттолкнулся от стола и стал валиться со стулом назад, сжимая кружку с водкой в руке и стараясь ее не пролить. Успел увидеть, падая, что замполит и техник также валятся на землю, стараясь удержать кружки на весу.

«Следующая очередь наша», – успел подумать я и увидел, как жестяная банка с капустой внезапно сначала подскочила вверх, но от попадания второй пули резко изменила траекторию полета и улетела в грязь. На столе творилось что-то невообразимое: алюминиевые тарелки скакали под ударами пуль и стремительно улетали в грязь. Банки с рыбными консервами, разбрызгивая на нас соус, слетали со стола. Лишь несколько бутылок водки, как символ стойкости русского народа, и глубокая тарелка с колбасой нерушимо стояли на своем месте под этим вихрем.

Когда огненная метель закончила бушевать на нашем столе, я встал с земли, поставил упавший стул, сел. Так же невозмутимо поднялись с земли замполит с техником и первым делом заглянули к себе в кружки, потом спокойно уселись на свои места. Молча выпили водку. Я отряхнул с одежды остатки рыбных консервов, тяжело встал и вытащил из грязи банку с капустой. По закону подлости она, конечно, упала открытой частью на землю. Но это не смутило меня, я вытряхнул на землю из банки грязь и верхний слой капусты и опять водрузил ее на стол. Из пулевых отверстий внизу банки на стол сразу же стал вытекать капустный сок, образовав вокруг нее небольшую мутную лужицу. Алексей Иванович с Игорем неторопливыми движениями навели порядок на столе и сидели с очередной порцией водки в кружках, ожидая, пока я разложу остальную закуску на тарелках.

Несмотря на то что наш стол стоял на открытом пространстве, в двухстах пятидесяти метрах от позиций боевиков, мы не прятались и были отличной мишенью для пулеметчика, но больше он по нам не стрелял.

Я потянулся через стол к боевым друзьям, чокнулся с ними:

– Ну, будем. Раз сразу не попали, значит, уже не попадут.

Закусывая, я обернулся в сторону позиций Коровина и с досадой произнес:

– Так я и знал, что старшина мордой станет к переднему краю боевиков.

Автомобиль стоял на открытом месте, и около кабины толпилось несколько солдат. В бинокль хорошо было видно, как старшина открыл дверцу и выдавал прямо из кабины пищу. Немного в стороне на табуретке сидел Коровин, и перед ним, тоже на табуретке, стояли тарелки с едой и бутылка водки.

– Может, пронесет? – промелькнула у меня надежда, и я повернулся к столу.

Мы еще выпили, но через пять минут Игорь с тревогой обратился ко мне:

– Борис Геннадьевич, что-то старшина нехорошо летит к нам.

Я опять повернулся в ту сторону. Действительно, по полю, виляя из стороны в сторону, высоко выкидывая из-под колес грязь, мчался в нашу сторону «Урал». Было что-то странное в этой картине, и когда машина приблизилась, то стало видно, что лобовые стекла отсутствовали напрочь, а из кабины выглядывали обалдевшие лица старшины и Самарченко. Машина остановилась, а еще через пару минут мы смеялись, выслушав сумбурные объяснения Пономарева.

– Товарищ майор, подъехал к позиции Коровина, выдал им пищу. Самарченко ушел перекусить вместе с солдатами, а я решил остаться в кабине и заодно понаблюдать за передним краем боевиков. Только приладился кушать, а тут подходит солдат из восьмой роты и спрашивает, нет ли у меня лишней буханки хлеба? А хлеб у меня был, лежал на полу кабины. Я наклонился вниз, и тут все застучало и посыпалось стекло на меня сверху. Боевик из пулемета ударил, и если бы я не нагнулся за хлебом, звиздец бы мне пришел. Солдату я хлеб выкинул, Самарченко скаканул в кабину, и сюда, – старшина с водителем стояли и ошалело смотрели то на меня, то на замполита с техником.

Отсмеявшись, я налил в кружку водки.

– Старшина, иди теперь в кузов посмотри. Когда ты уезжал от нас, тебе в зад машины две хорошие очереди пулеметчик врезал. Так что он за тобой целенаправленно охотился. Поздравляю, у тебя сегодня второй день рождения. Давай, старшина, пей и иди туши машину.

Самарченко уже бежал к автомобилю, из кузова которого тянулся все усиливавшийся дым. Пономарев торопливо опрокинул кружку с водкой в рот и, не закусывая, ринулся туда же. Бой продолжался, не снижая интенсивности, пока, лязгая гусеницами, к нам не подъехал танк, развернулся за арыком, поерзал на месте и самоокопался. Повел стволом и пару раз выстрелил по зеленке. Стрельба на моем участке пошла на убыль, и нам уже реже приходилось нагибаться, когда над нами пролетали очереди. В это же время подошли два огнеметчика, доложили, что их прислал командир полка в помощь к нам, и спросили, где занять позицию. С собой они принесли восемь «Шмелей». Указал им место тоже за арыком, недалеко от танка. Оказывается, и танк приехал ко мне по приказу командира полка: это прокричал мне из-за арыка командир танка. Так что обо мне помнили, а это было приятно. За всем этим я забыл про автомобиль, старшину и сначала не понял, о чем мне докладывает Самарченко:

– Товарищ майор, матрасы затушили, их там у нас штук пять лежало. Трассерами их зажгло. Кузов посекло, но это ерунда.

Я несколько секунд непонимающе смотрел на него, а потом вспомнил и засмеялся. Техник налил в кружку водки и протянул ее водителю. Солдат залпом выпил, вытер грязным рукавом рот и, не стесняясь, потянулся к тарелке с колбасой. Выбрал самый большой кусок и такой же большой кусок хлеба и с удовольствием отправил закуску в рот. Замполит с техником поощрительно засмеялись:

– Ну, Самарченко, губа у тебя не дура. А теперь сбегай и посмотри, чего старшина там делает? Что-то долго его не видно. Не грохнуло ли его там случайно?

Через пять минут старшина стоял перед столом и пытался что-то объяснить, но я жестом остановил его и подал полную кружку водки. Давно решил про себя, что со старшиной выпивать не буду и, вообще, запретил ему употреблять спиртные напитки, так как он неадекватно себя ведет в пьяном состоянии, но сейчас решил отступить от этого правила.

– Давай, старшина, выпьем, – я и замполит с техником чокнулись с Пономаревым, который в растерянности переводил взгляд с кружки на меня и обратно, не решаясь поднести ее ко рту, – сегодня тебе можно. Не каждый день бывает у людей второй день рождения. Если б не твой ангел-хранитель, лежал бы ты сейчас в кабине с пробитой башкой, или бы Самарченко вез тебя в кузове, мертвого, в санчасть. – Хотел продолжить, но остановился, увидев, как в ужасе расширились глаза старшины, понявшего, чего он только что избежал.

Старшина отчаянно, одним залпом, выпил кружку. Подождав, когда он продышится и закусит, я начал ставить ему задачи:

– Значит, так, Пономарев. Едешь сейчас в ремроту, ставишь там новые стекла и домой. Остаетесь с Мишкиным на старых позициях старшими, а утром привозишь такой же вкусный завтрак. Тем, кто после ночи останется в живых. – Я пошутил, и зря. Старшина, еще не отошедший от своих приключений, обалдевшими глазами посмотрел на меня. Потащил Самарченко к машине и быстро уехал.

Еще немного посидели за столом. Бой постепенно затих, хотя с нашей стороны и со стороны боевиков стрельба продолжалась, но интенсивность ее значительно снизилась. На нашем участке расположилось несколько танков, и как только где-то показывался боевик, по нему следовал выстрел из танковой пушки. Пару раз выскакивали на открытое пространство духовские гранатометчики, приседали на колено и пытались из гранатометов достать танки, но или целились неправильно, или же боялись хотя бы лишнюю секунду остаться один на один с грозной боевой машиной, поспешно нажимали на курок и исчезали, пытаясь опередить выстрел танкистов. Одному такому отчаянному духу снаряд попал прямо под ноги: тело от взрыва взлетело вверх на несколько метров и повисло на ветвях дерева, но через несколько минут упало вниз, и его быстро утащили в кусты. Остальные чеченцы больше не осмеливались открыто перемещаться по своему переднему краю, как это было до появления танкистов. Приходил ко мне командир танка, который стоял за арыком, потом подошел один из огнеметчиков, им я поставил задачи и уточнил сигналы взаимодействия, немножко порасспросил их о том, что они знают и видели. Знали они, правда, немного. Что солдат может видеть из своего окопа? Но посмеялись: командира взвода, танкиста, во время боя ранило. Офицер высунулся из люка, чтобы лучше рассмотреть местность, в это время пуля попадает в броню, рикошетит и отрывает ему кончик носа. У огнеметчиков еще смешнее: солдату во время перебежки пуля попала в член. Не оторвала, а пронзила его. Долго на поле с ним мучились, не зная, как правильно перевязывать член. И смех, и грех. Говорят, у нас большие потери, но подробностей они не знают.