Евгений Сухов - Казначей общака Страница 17

– Я понял, игумен. Как их звали?

Старик чуть покачал головой.

– Тот, что повыше, Костыль, так отзывался. Павел Фомичев. Второго не знаю, с золотым зубом. Уходить тебе надо… Они придут… И еще вот что, Герасим, искали они тебя, а забрали иконку. Вот так-то! Иконку вернуть нужно. Не будет иконки, не будет монастыря, а вместе с ним и мы уйдем, – объявил старый игумен. – Заговоренная она.

– Я все понял, святой отец, – приложился сухими губами к жесткой руке старца Герасим. И, приподняв голову, почти потребовал: – Благослови.

Слабая рука ненадолго повисла в воздухе, описывая крест, и медленно опустилась на покрывало.

– Ступай себе, сын мой.

Герасим вернулся в келью. Извлек из тайника ствол. Привычно передернул затвор, нажал на курок. Раздался щелчок. Порядок. Герасим закрепил кобуру под мышкой – так сподручнее, да и за складками рясы не рассмотреть. Странное это, наверное, зрелище – монах в боевой амуниции.

Задерживаться дальше было ни к чему. Герасим взял полотенце, завернул в него краюху хлеба, бережно уложил запасную обойму от «макарова» и, крепко связав все, зацепил узелок обыкновенной палкой. Пора.

Братия уже прослышала о его уходе, терпеливо ожидала во дворе. «Все вышли, даже самые немощные», – с теплотой подумалось Герасиму. Остановился посреди двора, поклонился угрюмым лицам и шагнул за порог.

«Вернусь ли?» – подумалось ненароком.

ЧАСТЬ 2

ВОРОВСКОЕ ТОЛКОВИЩЕ

Глава 8

ЗНАЧИТ, НЕ ЗАБЫЛ…

– Да, я вас слушаю, – раздался спокойный и уверенный голос. Такой может принадлежать только благополучной даме, для которой самое большое недоразумение в жизни – это очередь в педикюрный кабинет.

Но Святой знал совершенно точно, что это не так. Он узнал голос Оксаны мгновенно, несмотря на то что не слышал его долгих восемь лет.

– Это я, – сказал он и не без колебаний добавил: – Святой.

Воцарилась пауза. Неприятная, затяжная, как будто прервалась связь. Герасим хотел поторопить Оксану, но она вдруг заговорила:

– Ты где? – Прозвучало жестковато, и Герасиму это не понравилось.

– Рядом с твоим домом.

– Значит, не забыл, – в этот раз голос был немного теплее.

– Есть вещи, которые не позабыть, даже если очень стараешься. К тебе можно… или у тебя какие-то другие планы? – Странно, но он разговаривал с ней так, как будто они расстались только вчера.

– Ты хочешь спросить, одна ли я? Ты не утратил такта. У меня есть друг. Но сегодня я решила провести вечер в одиночестве. Можешь считать, что твой звонок очень кстати.

– Так я зайду?

– Хорошо, я тебя жду.

Оксана жила на Большой Татарской. Дом был старый, массивный.

Герасим ожидал, что его встретит поблекшая женщина, уставшая от безалаберной жизни, с пожухлым лицом, единственным очарованием которого будут темно-карие печальные глаза. Но он увидел прежнюю Оксану, быть может, чуточку повзрослевшую.

Ей было двадцать лет, когда они расстались, и как ему тогда казалось, навсегда. Сейчас Оксане чуть меньше тридцати, тот возраст, когда женская красота вступает в ощутимую силу.

– Ты похорошела, – вместо приветствия сказал он, чуть улыбнувшись.

Не так они расстались, чтобы можно было кидаться друг другу на шею. Но он вправе был рассчитывать на поцелуй, пускай дружеский. Но этого не произошло. Оксана умело отстранилась от ненавязчивого прикосновения и произнесла:

– Глупости все это. Кожа уже не та, что раньше. Держусь на массаже и кремах. Но юной девочкой мне уже все равно не выглядеть.

– Жалеешь? – спросил Герасим, перешагивая порог очень знакомой квартиры, где мало что изменилось.

Оксана задумчиво пожала плечами, а потом откровенно призналась:

– Нет. Всему свое время. Кто знает, быть может, оно у меня сейчас самое лучшее.

Едва улыбнувшись, он невесело поддакнул:

– Надеюсь, что это действительно так.

– А ты один? – сдержанно поинтересовалась Оксана. И этот вопрос дал Святому понять, что между ними не такое уж бездорожье, как это могло показаться в самом начале.

– Один. Так сложилась судьба.

На губах Оксаны промелькнуло что-то вроде улыбки облегчения. Или ему все-таки это показалось?

– А правду говорят, что ты удалился в монастырь?

Герасим прошел в комнату. Нет, все-таки изменения большие. В комнате дорогая мягкая мебель, что свидетельствовало о безупречном вкусе хозяйки и о ее немалой платежеспособности. Ну, конечно же, еще паркет – диковинный, заморский, из каких-то дорогих пород дерева, в прежние времена его, помнится, не было. Сложно представить такую женщину, как Оксана, стоящей где-нибудь за стойкой бара или, скажем, секретаршей в приемной какого-нибудь финансового магната. Ее тело создано для того, чтобы ненасытные мужские руки пестовали его каждую минуту, а модные кутюрье проверяли на ней свои новаторские идеи. Тьфу ты, какие грешные мысли лезут в голову. А мирской воздух побуждает к греху. Надо бы поосторожнее, неизвестно, в какие дебри занесут подобные рассуждения.

Скорее всего у Оксаны есть щедрый покровитель, удовлетворяющий любой ее каприз.

Святой сел в кресло, подлокотники мягкие, удобные. Это не монастырская скамья, приспособленная разве что для задниц аскетов.

– Правда, – наконец произнес Святой.

На языке у него вертелась масса ядовитых ответов, но он решил ограничиться самым нейтральным.

– Боже мой, – неожиданно радостно всплеснула руками Оксана, – всегда мечтала совратить монаха. Как это романтично.

Села рядышком на диванчик, закинув ноги на край кресла, полы халата сползли вниз, обнажив гладкие длинные ноги.

– Думаю, что у тебя не получится, – покачал головой Герасим. – А потом – с момента нашей последней встречи во мне мало что изменилось. Уверяю тебя, ты не сделаешь для себя никакого открытия.

Оксана неожиданно сделалась серьезной, прикрыла ноги и ответила:

– Ладно, я пошутила. И все-таки, почему ты здесь? Я уже грешным делом подумала, что ты бросил монастырь из-за моих прелестей. Мне было лестно, поверь. Но похоже, что я не угадала.

– Это может показаться тебе странным, но я действительно очень хотел тебя видеть. Порой ты мне снилась…

– Надеюсь, не в эротических снах.

– Не скрою, бывало и такое, – взгляд Святого был откровенен и прям.

– О! Какие глаза! Еще немного, и я поверю, что ты вот-вот сорвешь с меня одежду.

С Оксаной все было не так. С самого начала. Герасим никогда не заводил с женщинами легкомысленных знакомств и даже если пользовался услугами проституток, то предпочитал проверенные кадры, зная, что ни одна из них не сыпанет ему в вино какой-нибудь отравы и не обчистит его спящего до нитки. Не хватало еще тратить силы на разборку с женщинами и их сутенерами.

С Оксаной все случилось иначе. Он прикипел к ней сразу, едва увидев. Она танцевала один из своих коронных номеров в стриптиз-баре, и от того, как высоко она задирала ноги, у всех присутствующих там мужчин перехватывало от похоти горло. Герасим не был исключением. И глотал сладкую слюну от каждого ее движения. Его не интересовало ее имя, ее прошлая жизнь, он знал абсолютно точно, что незнакомка, вращающаяся вокруг шеста, его женщина до самой последней капельки. Обычно танцовщицы не сразу идут на сближение, подозревая едва ли не в каждом посетителе бара потенциального извращенца, но Оксану ему удалось уговорить в первый же вечер. И это при том, что она имела репутацию недотроги. Значит, в нем девушка увидела нечто такое, чего не было в других мужчинах.

Их роман продолжался целый год, со сценами и объяснениями, как это нередко бывает между людьми, по-настоящему любящими друг друга. И быстро сошел на нет, когда Герасим стал чувствовать, что начинает привязываться к ней всерьез и готов променять воровской промысел на тихую гавань семейного бытия. Подобное обстоятельство не прибавляло ему авторитета. Скорее наоборот. Иное дело, иметь женщину, смирившуюся с ролью подруги. Никаких тебе обязательств и планов на ближайшую пятилетку. Женщина непременно должна знать, что красивое времяпрепровождение имеет и обратную сторону: когда-нибудь избранник, не сказав ни слова на прощание, может сгинуть.

Семья привязывает и накладывает обязательства, а следовательно, ты уже не вправе распоряжаться собственной судьбой. Оксана оказалась из таких женщин, кто желает стабильности, и, конечно, расставание между ними было уже предопределено с первой встречи.

Но даже сейчас, повзрослевшая, с грустью в глазах, она не перестала быть его женщиной. Это чувствовала и Оксана.

– У меня ни с кем не было так, как с тобой, – неожиданно произнесла она. – Ну я не про постель. Хотя здесь тоже все в порядке… Я говорю о нас. Мы хорошо понимали друг друга.

Святой вежливо согласился:

– Да, нам было хорошо. Не забывай, ты говоришь с монахом.

Оксана излучала мощную сексуальную энергетику. Вот и не верь после этого, что в каждой женщине прячется дьявол.