Стивен Хантер - «...И ад следовал за ним» Страница 17

Он не стал сходить в Паскагуле, а продолжал ехать дальше вверх по течению реки, пока не остался единственным белым в салоне автобуса. Доехав до старого, почти опустевшего поселка лесорубов Бенндейл, расположенного на самой границе Зеленого округа, Эрл закупил провизию в продуктовой лавке, после чего отправился искать проводника. Разумеется, до открытия охотничьего сезона еще далеко. Черт побери, ему это прекрасно известно; он просто приехал разведать местность, а осенью привезти сюда группу толстосумов с лицензиями на отстрел оленей, снять с них хорошие деньги и кое-что оставить здесь, так что, черт возьми, никто не будет внакладе. В конце концов Эрла направили к одному бывалому старику по фамилии Мактай, который вызвался доставить его на каноэ вверх сначала по Паскагуле, а затем по ее притоку Лифу. Эрл ответил, что о лучшем не смел и мечтать.

Путешествие по заболоченным протокам прошло без происшествий, но затем Эрл переменил свои планы. Вместо того чтобы подниматься вверх по Лифу, он попросил старика высадить его прямо здесь, у слияния трех рек, Лифа, Яксахатчи и Паскагулы. Эрл сказал, что поднимется вдоль Лифа пешком, чтобы лучше изучить местность. Старик должен будет ждать его здесь же ровно через неделю.

— Мистер, здесь очень опасные места, — предупредил его сгорбленный, сморщенный Мактай. — Тут полно топей, трясин и «адских дыр» — так у нас называют места, где земля провалилась и деревья растут так густо, что пробраться внутрь еще можно, а вот выбраться назад нельзя. Течение коварное. Никто не знает, кого можно встретить в лесу. Говорят, здесь еще остались индейцы. Говорят, тут живут ниггеры. А еще надо опасаться собак. Одичавшие собаки, огромные как волки, они бродят стаями и способны мгновенно разорвать человека на части. Милях в тридцати-сорока отсюда расположена тюрьма, и засунули ее в эту глушь не потому, что места тут гостеприимные и легкопроходимые.

— Что ж, сэр, у меня нет ни малейшего желания приближаться к тюрьме. Но я опытный охотник и, уверен, не пропаду в здешних лесах. Свою работу я не смогу выполнить, если буду просто смотреть на землю с борта каноэ. Я собираюсь отыскать и нанести на карту «адские дыры», определить, где можно будет останавливаться на ночлег, где проходят оленьи тропы, где можно надеяться на встречу с могучими рогатыми самцами, если такие водятся в здешних краях.

— Водятся, смею вас заверить, с настоящими зарослями на голове. Вижу, мне не удалось вас отговорить. Судя по всему, вы человек твердоголовый. Что ж, сынок, похороны будут ваши, а не мои. Не хотите передать какую-нибудь весточку родным?

— Да, сэр, мистер Мактай, — сказал Эрл, записывая адрес Джека Богаша в Литтл-Роке. — Оставьте это у себя. Вы вернетесь сюда через неделю. Если я буду здесь — что ж, все отлично. Если же нет, возможно, я просто ушел в другую сторону. Так что вы все равно не беспокойтесь — разве что через несколько недель моя вдова поднимет тревогу и обратится в полицию штата. Тогда вы расскажете, где я начал свой путь, и, если повезет, удастся отыскать мое тело.

— Сэр, надеюсь, вы знаете, о чем говорите.

— Мистер, не могу сказать, что я в восторге от того, что меня ждет. Но вот чем приходится сейчас заниматься, чтобы заработать на жизнь. И если дело выгорит, я буду очень счастлив.

Сплюнув в реку, старик высадил Эрла на берегу Лифа, развернулся и уверенными гребками повел каноэ вниз по течению. Вскоре утлое суденышко скрылось за излучиной.

Оставшись один в этом мрачном болотном святилище, Эрл не стал терять времени даром. Расчехлив карабин, он вставил четыре патрона с пулями 306-го калибра весом 150 гран в магазин, который у данной модели представлял собой не трубку под стволом, а сложный подпружиненный колодец, снаряжать который приходилось особенно аккуратно, и передернул затвор, досылая патрон в патронник. Покончив с этим, он спустил курок и поставил карабин на предохранитель.

Следующий шаг — компас. Эрл провел азимут строго на восток, через треугольник суши, разделяющий расходящиеся рукава Лифа и Яксахатчи, чтобы через шесть или семь часов быстрого марша дойти до Яксахатчи милях в двадцати ниже по течению от Фив.

Затем Эрл закинул рюкзак на спину и повесил фляжку на ремень. Пистолет 45-го калибра по-прежнему оставался в рюкзаке. Хотя Эрл уже давно расстался с армией, он вел активный образ жизни и его организм был полностью подготовлен к дополнительной нагрузке. Сейчас Эрл находился не на острове, занятом японцами, поэтому он шел быстро не заботясь о скрытности, по кратчайшей прямой, насколько это было возможно. Как только Эрл отошел достаточно далеко от воды, вокруг него сомкнулся сплошной сосновый лес, и вскоре пот пропитал насквозь его рубашку и тулью шляпы. Эрл быстро шел пять часов подряд, обходя стороной «адские ямы» и неизменно возвращаясь на азимут, который вел его строго на восток. Наконец он устроил короткий привал, перекусил консервированным тунцом (пустую банку он закопал) и сделал несколько глотков воды из фляжки. И снова вперед. Когда начало смеркаться, Эрл дошел до Яксахатчи в том месте, где река становилась широкой и прямой, делая последний двадцатимильный бросок через сосновые заросли к Фивам. Два часа он потратил на то, чтобы своим великолепным армейским ножом срубить тонкие сосны и ободрать их от веток. Работа продолжалась и с наступлением темноты, но зато у него в конце концов был готов плот.

Эрл провел ночь без костра, сидя в спальном мешке, положив карабин на колени и не закрывая глаз. Он так ни разу и не отключился полностью, но тем не менее восстановил силы.

Завтрак в предрассветном полумраке состоял также из консервированного тунца, за которым последовал консервированный томатный суп. Эрл не разогревал консервы, а банки тоже закопал. К тому времени, как выходят на охоту любители пострелять уток, он уже был на плоту, медленно продвигаясь с помощью шеста вдоль берега, не выплывая на середину, готовый при первых признаках приближающейся опасности укрыться в прибрежных зарослях.

До поселка, который он определил как Фивы, Эрл добрался задолго до наступления темноты. Причаливать к берегу ему пришлось лишь один раз, когда отдаленный гул мощных двигателей заблаговременно предупредил его о приближении крупного судна. Это был тридцатипятифутовый пароходик управления исправительных учреждений Миссисипи, раз в неделю поднимавшийся вверх по Яксахатчи до Фив со съестными припасами и небольшой группой несчастных, которым предстояло пополнить число заключенных Фиванской колонии. Эрл внимательно изучил пароходик в бинокль и не обнаружил ничего необычного, за исключением большого белого ящика со странной эмблемой в виде красных треугольников вокруг красной точки в том месте, где находился бы красный крест, если бы в ящике содержались медикаменты. Ничего похожего на это Эрл никогда не видел; он сделал отметку в тетрадке, после чего сразу же задвинул эту информацию на задворки подсознания, начисто вычеркнув ее из функционального слоя памяти.

Эрл занял позицию напротив города и стал наблюдать и ждать. Довольно скоро стало очевидно, что на противоположном берегу реки имеется что-то вроде форпоста, расположенного достаточно близко к городу, чтобы полицейские регулярно совершали объезды. Они вели себя слишком агрессивно и слишком часто меняли лошадей, из чего следовало, что их база находится где-то совсем рядом.

И Эрл мог предположить, где именно. К северо-западу от города, на одинаковом удалении от Фив и от Фиванской исправительной колонии для цветных, которую Эрл пока что еще не видел.

Эрл знал, что она где-то там; он определил это по лаю собак.

Глава 9

Собаки.

По крайней мере, они не разгуливали на свободе. Вместо этого они были заперты в псарню, окруженную оградой из колючей проволоки. Помощники шерифа пребывали в такой блаженной самоуверенности, что не патрулировали вокруг своей базы с собаками, не несли ночные дежурства и вообще не предпринимали никаких серьезных мер безопасности. Вот насколько высоко вознесшимися над миром они себя чувствовали. Они мнили себя королями, эти ребята, восседающие на сытых жеребцах, с собаками на цепи, спокойные и уверенные хозяева этой земли, состоящей из сосновых лесов и заболоченных проток и населенной забитыми, испуганными неграми.

Эрл внимательно изучил псарню: здесь содержались доберманы, эти приземистые, жилистые твари со страшными пастями, источающими слюну, — бездушные машины, обученные идти по следу и рвать на части. Собак было штук двадцать, и они резвились и прыгали в своих загонах, но Эрл знал, что, если их пустят за ним, они не будут знать пощады. У собак это в натуре.

Эрл боялся собак. На Тараве в составе двадцать восьмой дивизии морской пехоты действовали специальные подразделения служебных собак. Собаки спускались во взорванные бункеры, выискивая оставшихся в живых японцев. Обладая значительно более тонким обонянием по сравнению с людьми, собаки отличали по запаху живых от мертвых. Обнаружив раненого, они загрызали его, иногда до смерти. Собаки вытаскивали японцев из бункеров и дотов, кусаясь и лая, и те, окровавленные, нередко контуженные, отбивались от них, повинуясь врожденному инстинкту самосохранения, но без особого рвения. Как ни ненавидел Эрл японцев, подобные картины не доставляли ему радости; свора собак буквально раздирала на части раненого, как правило уже истекающего кровью, чей запах сводил с ума и без того разъяренных животных. А тем временем проводники, люди жестокие по природе, со смехом натравливали своих питомцев. Собаки вырывали куски живой плоти или же, вцепившись зубами в руку или ногу, дергали и тащили. Ни один человек, даже солдат-японец, не заслуживал подобной смерти — быть разорванным на куски собаками, просто так, ради забавы. Эрл надеялся, что после окончания войны всех этих собак умертвили. В мирной жизни нет места такому животному, приученному к крайней степени жестокости. Да, это были свои собаки, но при мысли о них Эрла охватывала дрожь. Он считал, что всему должен быть предел.