Сергей Самаров - Мертвая армия Страница 17

Дежурный охранник у дверей предупредил профессора, что на этаже его дожидается генерал-майор ФСБ Логинов. Генерал имел постоянный пропуск с отметкой «24 часа» и потому мог посещать лабораторию в любое время суток.

Владимир Иванович, проходя к двери приемной через полутемный коридор, только приветственно руку поднял. Генерал спрыгнул с широкого подоконника, где удобно устроился, и тоже направился к двери.

Профессор открыл сначала дверь приемной, потом приложил глаз к специальному глазку в своей кабинетной двери. Здесь уже была другая система, и даже секретарша не могла открыть эту дверь. Затем распахнулось небольшое окошко, и профессор, закрывая кодовый замок от генерала своим обширным телом, набрал код отключения сигнализации и только после этого воспользовался обыкновенным механическим ключом. Свет во всех помещениях зажигался автоматически при открытии двери.

— Заходите, Константин Петрович.

Генерал зашел и сразу устало опустился в кресло перед столом. Профессор выключил центральный свет и включил настольную лампу. Он вообще еще со студенческих лет считал, что работать следует исключительно с настольной лампой, которая создает «волшебный круг», в котором концентрируются все мысли человека. А при верхнем свете мысли, как сам этот свет, рассеиваются по помещению, и попробуй потом поймай их.

Разговор начал Владимир Иванович и затронул тему, которая была, что называется, еще горячей и требовала к тому же комментария специалиста, каковым генерал Логинов как раз и являлся.

— Сегодня меня, когда я поехал в аэропорт встречать профессора Огервайзера, уже на подъезде к Москве взяла под контроль какая-то машина. Потом я несколько раз видел ее за собой и в городе, и по дороге из аэропорта, и около гостиницы. В конце концов, эта машина проводила меня до поворота к зданию лаборатории. «Мерседес» C-класса. Я так понимаю, это коллеги тех парней, что категорично начали трясти генерал-майора Макарцева?

— Едва ли, — возразил генерал. — У нас служба собственной безопасности демонстративно предпочитает служебные «Лады» всем прочим моделям. Правда, машины часто меняют. А вы говорите, слежка за вами велась все время с одной машины?

— Да. Постоянно этот маленький симпатичный «мерседесик».

— Это не профессионально. Наша наружка не могла бы себе такого позволить. Наши работают аккуратно, их «зарегистрировать» может только опытный разведчик-профессионал. Номер вы, надеюсь, запомнили?

— Это не мое дело — запоминать такие номера. У меня память предназначена для другого, и я ее берегу. Я обратил внимание своего охранника. Он сказал, что уже сфотографировал и машину, и водителя, и пассажира, и отправил снимки на идентификацию со своего планшетника. Планшетник охранников всегда лежит в машине. Я не знаю, какой режим работы в ФСО и насколько они оперативны, но, надеюсь, к утру уже будут какие-то результаты. Но вы, товарищ генерал, по другому делу…

— Да. Меня сегодня допрашивали, и большинство вопросов относилось к вашей Дальневосточной экспедиции. Я знаю о ней слишком мало, чтобы что-то рассказывать, я вообще не участвовал ни в подготовке, ни в планировании работы, ни в чем другом. И потому на все вопросы отвечал одинаково: «Аз не вем сего»[15]. Оказывается, дознаватели из службы собственной безопасности у нас тоже Евангелие читали и меня поняли, даже поправить пытались, чем сильно меня, признаюсь, удивили. — Генерал пытался говорить шутливо и слегка беспечно, но видно было, что это просто рисовка, а в действительности ему совсем не до шуток.

— Я не очень разбираюсь, что такое служба собственной безопасности, чем она занимается и какие функции исполняет, — сказал профессор Груббер.

— Вообще-то она называлась службой раньше. Сейчас это управление собственной безопасности — девятое управление. Только попрошу не путать с Девятым главным управлением КГБ — это нынешнее ФСО. Они от нас полностью отделились, как и бывшее Первое главное управление. Но мы все еще по привычке называем нынешнее Девятое управление службой. Подчиняется оно непосредственно директору ФСБ или его заместителю, если тот официально назначен исполняющим обязанности, например на время отпуска директора. В другое время — только директору. Без исключений. Сфера интересов простая и вульгарная — пресечение любой противоправной деятельности сотрудников ФСБ. Словно в сегодняшней обстановке кому-то дано работать полностью в правовом поле… По большому счету, любое дело, любая крупная операция — все выходит за правовое поле. Иначе нельзя. Иначе просто невозможно работать. И это не только у нас. Это во всем мире так.

— А я-то по наивности думал, что они занимаются исключительно борьбой с коррупцией, — признался профессор.

— И это тоже. Но об этом говорят открыто, а другое скрывают, потому и такое искажение восприятия. Не вы одни, профессор, дезинформированы.

— Но моя лаборатория — это же научное учреждение. Что им от нас нужно?

— В систему ФСБ входит множество научных учреждений. Не случайно же вы носите звание полковника ФСБ. Сейчас это не так почетно, конечно, как когда-то было почетным считаться полковником КГБ, тем не менее. Короче говоря, все научные учреждения тоже находятся под контролем Девятого управления, и они имеют полное законное право проверять вас, что и делают. И по финансовой линии, и по линии соблюдения законности. В данном случае, как я понимаю, финансовая линия «девятку» не интересует…

— Говорите, по Дальневосточной экспедиции? Чем, интересно знать, им так не угодила Дальневосточная экспедиция?

— Вопрос не ко мне. Я же ничего о ней практически не знаю, слышал только отдельные фразы от вас или от других людей, поэтому не могу сказать, что интересует службу собственной безопасности. И даже по результатам допроса не могу сказать что-то определенное. Составлять список вопросов их дознаватели умеют мастерски. Вопросы прыгают от погодных условий и соответствующих погоде костюмов до научных способностей занятых в экспедиции ученых. И невозможно составить целостную картину, пока не зададут конкретный вопрос. Но у меня появилось подозрение, что там что-то напортачила охрана экспедиционной лаборатории. Об этом спрашивали тоже, но предельно аккуратно и мало. Если бы я начал откровенничать, может быть, вопросов было бы больше. Именно по охране. Есть у вас такие данные по этому вопросу? Может их там что-то заинтересовать?

— Это не моя сфера деятельности, об этом нужно спрашивать генерала Макарцева. Он формировал систему охраны, он сам подбирал и назначал людей. Насколько я помню, с начальником охраны Дальневосточной экспедиции подполковником Зотовым я встречался только дважды, и то лишь коротко. Давал инструктаж по бережному отношению к научным работникам. Но основной инструктаж, профессиональный — это сфера деятельности генерала Макарцева.

— Видимо, поэтому меня отпустили после допроса, а Юрия Васильевича «закрыли»… — сделал вывод генерал. — Но я бы посоветовал и вам лично проверить все правовые вопросы работы экспедиции. Думаю, вас тоже скоро попытаются допросить.

Владимир Иванович что-то вспомнил и широко заулыбался.

— Если меня будут допрашивать, будьте уверены, что я сумею ответить. Я уже однажды сталкивался с такими попытками и прочитал дознавателю целую лекцию о генетике. Допрос проходил в моем кабинете. Я подарил ему шестнадцать толстенных и тяжеленных книг, которые он вынужден был держать двумя руками — специально подбирал, а я в это время два часа ходил вокруг него и читал лекцию. Причем использовал исключительно научную терминологию, которую он понять был не в состоянии. После той встречи он меня больше никогда не касался. Однажды встретились случайно в коридоре ФСБ, так этот дознаватель бегом от меня побежал, а я кричал ему вслед, что хочу рассказать о последних тенденциях в мировой генетике.

— Хорошая методология. Но гораздо хуже будет, если дознаватель вызовет вас в свой кабинет, — предрек генерал серьезно и даже с какой-то угрозой в голосе. — Рекомендую вам, Владимир Иванович, продумать и такой вариант.

— Я продумаю. Мне не сложно шестнадцать толстых книг принести и в кабинет дознавателя. Пусть просвещается…

Глава шестая

Младший сержант контрактной службы Андрей Загоскин здраво осознавал свои силы и силы неизвестного ему противника. Андрей совершенно не понимал, против кого ему приходится действовать, но это незнание ему нисколько не мешало. К незнакомцам на болоте Андрей готов был относиться точно так же, как к бандитам на Северном Кавказе, которых убивал раньше, защищая и себя, и других. И этих тоже уже начал убивать в силу своей профессиональной подготовленности. Он знал, что его взвод намеревались встретить автоматными очередями и стрелять предполагали на уничтожение, следовательно, это был реальный противник — враг. А с любым противником, с любым врагом, тем более применяющим армейские боевые методы действия, такие, как автомат, пулемет, миномет, минные заграждения и «растяжки», следует действовать, применяя методы действия спецназа, которые порой сильно разнятся с армейскими боевыми методами. Армейские же звания тех, кто готовил ловушку спецназу ГРУ, — старший лейтенант и подполковник — ничуть не смущали младшего сержанта. Может быть, эти звания соответствовали прежним чинам этих людей. Может быть, они действительно были когда-то на службе, но, в силу каких-то собственных интересов, предпочли снять погоны, может быть, они и сейчас имели право носить погоны, но не желали демонстрировать себя и свои интересы в полном объеме. Это не имело значения. Перед младшим сержантом был противник, который хотел уничтожить его и его товарищей по службе, следовательно, Андрей Загоскин имел право принять аналогичные меры против них самих.