Сергей Зверев - Ненависть и месть Страница 17

– Я не хочу в Хайфу.

– Почему?

– Ты что, забыл? Там живет мама моей дорогой супруги. Я здесь не могу справиться с двумя женщинами, а если к ним еще прибавится эта старая перечница, меня быстро упакуют в погребальный саван.

– Хорошо, – согласился Ефим Наумович, – кто мешал тебе ехать в Нью-Йорк?

– У меня была хорошая должность в тресте столовых и ресторанов.

– Но у тебя и сейчас хорошая должность.

– Нет, – тоскливо покачал головой Копельман. – Это не должность!.. Ах, те заботы кажутся детскими забавами по сравнению с тем, что я имею сейчас.

– Меня очень беспокоит твое состояние, Изя, – озадаченно потирая подбородок, сказал Айзеншток. – Не выпить ли нам коньячку?

Исаак Лазаревич достал из железного несгораемого шкафа за спиной бутылку «Метаксы», поставил рюмки, разлил по тридцать граммов ароматного, пахнущего мускатом напитка.

Айзеншток, несколько мгновений подержав рюмку в ладонях, выпил коньяк и попросил у Копельмана сигарету.

– Ты же не куришь, – удивился тот.

– Глядя на тебя сегодняшнего, не только закуришь.

Не очень умело прикурив сигарету от огня зажигалки, Айзеншток затянулся и тут же закашлялся. Погасив сигарету, он некоторое время молчал.

– Может быть, ты прав… Может быть, и правда, плюнуть на все эти глупости и уехать куда-нибудь подальше, в теплые края?

– Только не в Хайфу.

– Да, – вздохнул Айзеншток.

В ходе беседы ему постепенно передалась грусть, владевшая прежде Исааком Копельманом.

– Палестина, конечно, наша родина, но давай посмотрим правде в глаза, Изя. Кому мы нужны в этом ортодоксальном, давно устоявшемся обществе?

– Фима, я согласен с тобой как никто другой. Но и здесь жить становится все тяжелее. У меня кругом неприятности. Цех стоит, Дрейер собирается упаковывать манатки, люди на автомобильных заправках нервничают. Ты представляешь, Фима, трое уже подали заявление об уходе.

– Как? – ахнул Айзеншток. – С таких хлебных мест?

– Да, и это не шутки.

– И чем же они мотивируют?

– Все боятся.

– После того случая на бензоколонке Гриши Володина?

Кивнув, Копельман издал звук, похожий на всхлипывание.

– И я их ничем не могу остановить.

– Повысить зарплату не пробовал?

Исаак Лазаревич возмущенно поджал губы.

– Я никогда не поддамся на такой шантаж, – с неожиданной решимостью отрубил он.

– А как же Дрейер?

– С ним я смогу договориться.

– Деньги?

– Фима, ты всегда сводишь разговор только к деньгам. Откуда у тебя такая привычка?

Айзеншток пожал плечами.

– Чем же можно еще удержать Семена Семеновича, кроме как деньгами?

– Ты забываешь о семейных узах.

– Я не знал, что он твой родственник, Изя.

– Дрейер никогда не был моим родственником, но его сын не спускает глаз с моей Сонечки. Ведь Семен Семенович не желает зла своему сыну. Он никуда не уйдет, по крайней мере, до тех пор, пока этого не захочу я.

Копельман еще налил коньяку себе и своему собеседнику. На сей раз Ефим Наумович пил медленнее, маленькими глотками, смакуя благородный и очень дорогой напиток.

– Бедная Сонечка, – шмыгнул носом Копельман.

– Что, у нее тоже какие-нибудь неприятности?

– Директор музыкальной школы уперся и не хочет выпускать ее с хорошими отметками. Он говорит, что Соня неталантлива и с сольными концертами выступать не будет никогда.

– Он что, Эмиль Гилельс, или ты ему мало заплатил?

– Он отказывается брать деньги, этот старорежимный фанатик.

– Ну и плюнь ты на него. Выдашь Сонечку за сына Семена Семеновича, она нарожает тебе внуков и никогда не будет вспоминать об этой музыкальной школе.

– Я бы и рад, но Миррочка…

При упоминании о супруге Исаака Лазаревича в кабинете Копельмана воцарилась тягостная тишина.

– Но не это самое главное, Фима, – понизив голос почти до шепота, уверил Исаак Лазаревич. – В последнее время мне решительно не нравится поведение Григорьева.

Айзеншток едва не поперхнулся последним глотком коньяка. Глаза его в ужасе вытаращились, благообразное лицо изменилось до неузнаваемости. Неуютно заерзав в кресле, он оглянулся на дверь.

– Я что-то не пойму, Изя. Ты хочешь сказать, что такое сотрудничество тебя больше не удовлетворяет?

Копельман молча кивнул.

– Я не знаю, Изя… А как же мой ресторан?

– Над этим я сейчас думаю.

– Изя, ты серьезно?

– Разве я похож на шутника?

Айзеншток с видимым удивлением покачал головой, потом встал с кресла, поставил на стол пустую рюмку из-под коньяка.

– Тогда, пожалуй, я пойду. И знаешь, Изя, что я сделаю сегодня, вернувшись домой?

– Не знаю.

– Я найду адреса всех моих родственников в Америке.

Глава 10

Панфилов глянул на часы. Было начало восьмого. Сотрудники фирмы «Лидер» уже разошлись по домам. Лишь преданная секретарша Жанна Макарычева с регулярностью почетного караула заходила в кабинет начальника и ставила на его широкий дубовый стол чашку свежего горячего чая вместо уже остывшего недопитого.

– Ты бы для разнообразия хоть кофе принесла, что ли, – сказал Константин, когда Жанна десять минут назад появилась перед его очами.

– А что, – засмеялась она, – водопровод работает, туалет тоже.

– Я серьезно.

– Если серьезно, Константин Петрович, то хороший кофе «Якобс» кончился. Осталась только какая-то дрянь под названием «Манхэттен». Я уж как только ни пробовала его варить, но это откровеннейшее пойло, поверьте на слово. А лучше выпейте чаю. Он у нас хороший, английский, «Липтон». Разве вы не чувствуете, какой приятный аромат?

– Мне не до ароматов, – захлопывая папку с бумагами, сказал Панфилов.

– Очень жаль, что заболел главный бухгалтер, – пожимая плечами с таким видом, будто это была ее вина, сказала Макарычева. – Я бы на вашем месте все это заперла в сейф и подождала, пока Шевченко выйдет на работу.

– Дела не терпят. – Константин придвинул к себе чашку с чаем, сделал глоток. – Что-то это мне напоминает?..

Жанна чуть заметно покраснела.

– Я вам заварила мятный.

– Я не о том. – Он наморщил лоб. – Вспомнил, «Семнадцать мгновений весны», Штирлиц.

– Господи, при чем здесь Штирлиц?

– Ты что, не помнишь эпизод, когда он пришел на квартиру, где гестапо держало русскую «пианистку»?

– Смутно.

– Он попросил кофе, а немка ему сказала, что кофе у них плохой. Предложила чай, только не английский, а, кажется, норвежский.

Жанна пожала плечами.

– Это так неактуально, Константин Петрович, – война, шпионы…

– Не скажи. Кстати, Семенков еще не появлялся?

– Я передала ребятам из его отдела, чтобы, когда появится…

Раздался стук в дверь, и на пороге появился начальник службы безопасности.

– Владимир Иванович, – улыбнулся Панфилов, – ты как черт – легок на помине.

– Работа наша такая, – придерживая под мышкой папку с бумагами, ответил Семенков.

– Проходи, садись. Разговор у нас с тобой намечается долгий, накопилась масса вопросов.

– Да, в последнее время я слегка был занят. Жанна, приготовь, пожалуйста, кофе.

Макарычева и Панфилов в ответ почти одновременно засмеялись.

– Что смешного? – удивился Семенков.

– Мы об этом только что разговаривали.

– Дело в том, – пояснила Жанна, – что хороший кофе кончился. Я не успела купить новую банку.

– Я не понимаю, в чем проблемы? – пожал плечами Семенков. – Возьми деньги, сходи и купи. Слава Богу, в магазинах сейчас все есть, не то что пару лет назад.

– Слышала? – вскинул голову Константин. – Без кофе не возвращайся.

Жанна, сделав кислое лицо, вышла из кабинета. Семенков придвинул свой стул поближе к рабочему столу Панфилова, положил на него толстую папку.

– Открывай свои досье, – отодвинув в сторону чашку с чаем, сказал Панфилов. – Начнем по порядку. Что удалось узнать насчет взрыва на автозаправочной станции Володина?

– Сегодня утром я разговаривал с помощником прокурора города Бирюковым.

– Как здоровье Сергея Федоровича?

– Выглядел нормально. А что?

– Говорят, позавчера в бане нашего физкультурно-оздоровительного центра Бирюков так перебрал, что домой его тащили под руки.

– Во-первых, он пил коньяк, а не нашу левую водку, – засмеялся начальник службы безопасности. – Во-вторых, это действительно было позавчера. А в-третьих, ему даже на следующее утро после пьянки удается каким-то непостижимым образом выглядеть свеженьким, как огурчик.

– Ладно, это я так, к слову. Что поведал наш многоуважаемый сотрудник городской прокуратуры?

– Следствие, которое ведет капитан Турченко, по словам Сергея Федоровича, топчется на месте. Уже потом, после разговора с ним, я уточнил эту информацию по своим каналам в городском управлении внутренних дел и понял, что следствие не просто топчется на месте, а зашло в тупик. Ничего нового им так и не удалось обнаружить. Я закурю, Константин Петрович?