Сергей Алтынов - Снайпер контрольный не делает Страница 17

– Где гулял, если не секрет? – спросил я. – А то я тебя жду, жду.

– Да так, с мужиками тут… Дела всякие. Пить, наверное, брошу скоро.

– Что за мужики?

– Ты их не знаешь. Ну что, поднимемся?

– Да нет, Аркан, мне уже пора, – кивнув на часы, проговорил я, изучая посвежевшего и даже чуть помолодевшего сержанта.

Да, сейчас он был точно такой же, как на фотографии Пеха.

– Аркан, не прячься от меня! – произнес я, глядя прямо в его светло-голубые, почти девичьи глаза.

– Не понял.

Отдать дневник? А Пех?!

Я вновь провоцировал его. ЕГО ли?

– Ладно, бывай! – произнес я и, не оглядываясь, двинулся своей дорогой.

Догонять меня Аркан не стал.

Дома я лишь скинул кроссовки и тут же углубился в чтение зеленой тетради. Начиналась она с даты четырнадцатое августа:

«Вчера опять подрались. Что самое обидное, со своим же. Мишка Шах, "сверчок" из нашего взвода, бросился на меня со штык-ножом. Я сумел обезоружить его, но он заехал мне своим бритым калганом в физиономию. Если доживу до гражданки, то придется раскошеливаться на протезирование передних зубов. Утром Мишка протрезвел и ничего не помнил. Кажется, у него капитально едет крыша. Он в боевых действиях с весны 95-го. Сперва срочником, потом по контракту. Хороший парень, когда трезвый. На гитаре играет, поет… Трезвый он последние дни почти не бывает…

К обеду Мишка снова напился и пообещал все равно кого-нибудь завалить…»

Да, было такое. Я оторвался от тетради, вспоминая то, к чему давно не возвращался даже мысленно. Да, был такой Мишка Шах из Смоленской области. В самом деле и на гитаре играл, и пел. И пулеметчик из него был лихой. До окончания контракта не дослужил, уволили за пьянку без выплат, что большая редкость… Через месяц подрался с милиционерами, одного тяжело ранил. Сейчас, если жив, отбывает срок.

Читаю дальше. Без даты:

«Опять ЧП. Из батальона сбежал салажонок из срочников по фамилии Баранов. Его грозились завалить свои же за то, что он сподобился из-за чего-то нажаловаться комбату. Вполне реальное дело – завалили бы, а потом списали бы на боевые потери. Скорее всего сволочь, сдался "чехам". Для него это шанс выжить. Иной раз такие переходят на ту сторону, берут оружие и воюют против нас. Не дай бог оказаться в плену и попасть к такому бывшему зачмыренному салаге в лапы. Кожу с живого снимет…»

Припоминаю и это. Сгинул Баранов, ни мы, ни фээсбэшники его не нашли. Ни живого, ни костей… Перелистываю страницу, вновь дата.

«12 сентября. Женщину сбросили с вертушки…»

Про «белые колготки» слыхали все, но лично с ними сталкивались единицы. Аркану «посчастливилось». Она русской оказалась, а не эстонкой и не литовкой. Из Череповца… Вычислил ее Аркан. Я тогда в другом месте был, подробностей не знаю. Знаю лишь, что он за ней почти трое суток гонялся. Поначалу даже не знал, что это баба. Ведь про эти самые «колготки» больше писали, а те, кто воевал, их не больно-то видели. Аркан ее засек с помощью все того же зеркальца, а как увидел, что это молодая интересная женщина, винтовку выронил. Снайперша зевать не стала, тут же по Аркану и пальнула. Он ведь, когда винтовку выронил, демаскировался. Ночной прицел у «СВД» серьезный недостаток имеет. Если резко отвести от глазной впадины, он дает отчетливый зеленый отсвет, словно фонарик с зеленым стеклом. Баба среагировала тут же, а Аркана спасло то, что за винтовкой нагнулся. Снайперша судьбу искушать не стала, решила отступить. Аркан же успел предупредить наших из антиснайперской бригады. Выловили красавицу. Поначалу все нормально было, даже не били. Почти. Погрузили в вертолет, повезли на базу. А по дороге она что-то не то сказала старшему конвоя. Тот прапорщик был безбашенным и в дискуссию вступать не стал. Выкинул с борта под одобрительные реплики…

Далее исчеркано, обрывистые слова, фразы, какие-то причудливые узоры. Рисовать Аркан не умел. Пара страниц и вовсе пустые, а далее следующее:

«Дал в морду. Кому и за что, сам не понимаю. Взводный сказал, что мой "чердак" капитально поехал…»

Это была последняя запись во фронтовом дневнике сержанта-контрактника Терентьева. Больше в тетради ничего не было, кроме все тех же уродливых узоров.

Я отложил тетрадь в сторону. Что теперь с нею делать? Проникнуть обратно к Аркану и подбросить ее за диван? Что со мной? Всего за два с половиной дня я превратился в охотника на друзей. Нет, не друзей даже. Эти ребята были моими однополчанами. Это больше чем дружба. Это братство. С другом можно поругаться, отойти от него. А брат – это уже навсегда. Какой бы он ни был, ни за порог, ни из сердца его не выкинешь.

Я не верил в то, что Аркан «черный снайпер». Болезненный, выброшенный из этой жизни человек, которого не спасла реабилитация госпожи Кольцовой. Страшные, мучительные вещи записывал он в тетрадь, носил с собой… Я решительным шагом подошел к балконной двери, раздвинул шторы и открыл ее. Вчера вот здесь меня выцеливал КТО-ТО. Он, может, и сейчас там, в черном окне. Роки и Гор были дома… Правда, оба как-то торопливо говорили со мной и оба утром перезвонили. Аркан… Нет, не хочу думать про Аркадия. Я вжался спиной в стену, почти гипнотическим взглядом уставился в безмолвное черное окно соседней пятиэтажки. И тут…

Нет, это было не мерцание прицела, резко отведенного от глазной впадины. Это было не мерцание, это была вспышка! От осознания того, что сейчас пронеслось точно флеш-вспышка в моей голове, мне чуть не стало дурно. Я, кажется, придумал отличный сюжет для будущего киносценария, но не дай бог, если этот сценарий написан до меня и реализовываться будет не на съемочной площадке, а в моей собственной жизни… Я схожу с ума? Да нет, логическая связь выстроена достаточно четко, по драматургии, которую на курсах преподавал Одельша Александрович Агишев, у меня всегда было «отлично».

Если правда то, что сейчас возникло в моем сознании, мне конец. Как и тому человеку, кого мой любезный «заказчик» выбрал на роль «черного снайпера». По его драматургии мы должны будем просто поубивать друг друга. Таким образом, концы будут обрублены наглухо.

Из оружия у меня явара и два пластмассовых пистолета с пульками-шариками. Если все ТАК, я обречен. Тем не менее буду отбиваться. Яварой, пистолетиками-шариками. Я быстро вернулся в комнату и набрал мобильный номер фээсбэшника.

– Я недалеко от тебя, – отозвался полковник на мою просьбу немедленно приехать. – Буду через пятнадцать минут.

Он и должен быть недалеко от меня, этот мой полковник… Не прошло и пятнадцати минут, как фээсбэшник появился на пороге моей квартиры.

– Я хочу серьезно поговорить, – произнес я, когда мы вошли в комнату.

– Что-то случилось? – заметно насторожился он.

– Да, – кивнул я. – Мне кажется, все не совсем так, как ты изложил мне во время нашей первой встречи.

– И как же?

– Никакого «черного снайпера» нет.

– А кто же есть? – поинтересовался полковник без тени усмешки.

– Кое-кто другой, – проговорил я, стараясь держаться как можно спокойней и уверенней.

Явара и заряженный пистолетик были рядом.

– Предупреждаю: все свои соображения я изложил в отдельном послании и в случае моей смерти они станут достоянием широкой общественности, – сообщил я полковнику почти в ультимативном тоне.

Тот не изменился в лице, держался как ни в чем не бывало.

– У меня есть ощущение, полковник, – продолжил я, – что кто-то специально натравливает меня на моих боевых товарищей. Провоцирует, распаляет. Кто-то третий.

– Ты думаешь, это я? – тут же спросил он.

– Если это так, то лучше остановиться! – Мне с трудом удалось сдержать себя, чтобы не сорваться на крик. – Мне уже многое известно!

– Что именно? – поинтересовался он, опять же без усмешки и иронии.

– Струмилин, ваш офицер, был ликвидирован как носитель некоей информации. Очень опасной. Для того чтобы спрятать концы, организовывается операция прикрытия. «Черный снайпер» – выдумка, его нет. Но убийство высокопоставленного контрразведчика не может быть нераскрытым. Для этого в игру подключили меня. Я должен взять кинутый вами кончик нити, размотать его и прийти к… одному из своих однополчан. В финале четвертого дня между нами происходит схватка. В итоге – два трупа. Один – частный детектив-неудачник Алданов, а второй… Кто должен быть вторым трупом?

– Не знаю, что сказать тебе… – по-прежнему с непроницаемым лицом проговорил фээсбэшник. – Писатель ты неплохой. С фантазией и образным мышлением. Видишь, я кладу руки на стол и не двигаюсь.

Он и в самом деле положил руки на стол, видимо, чувствуя, что я готов среагировать на любое резкое движение.

– Ты демонизируешь нас. И нашу организацию, и меня, – глядя мне в лицо, проговорил полковник.

Он, в свою очередь, точно гипнотизировал меня. Его спокойствие действовало на меня не то отрезвляюще, не то, наоборот, парализующе.