Сергей Зверев - Десантура в секторе Газа Страница 17

– Как обычно – из добровольцев. Вот только отбор у нас очень жесткий, можно даже сказать, жестокий. Требования к рекрутам настолько высоки, что из тысяч добровольцев бойцами спецназа становятся не более пяти процентов! – говорил Черток. – Ну вот, к примеру, на первом этапе испытаний в течение пяти дней рекруты должны проявить свои способности к выживанию в экстремальной обстановке. Выдержать это испытание могут, понятно, только единицы. Затем – дальнейший отбор, новые ступени… Из успешно выдержавших формируется воинское подразделение, в составе которого новобранцы пройдут основной курс подготовки бойца-спецназовца.

– И сколько же?..

– Более полутора лет, – кивнул Леонид, с полуслова поняв вопрос, – включает обучение в снайперских, антитеррористических, диверсионных, парашютных и разведывательных школах. Обучение сочетается с непрерывным участием в армейских учениях, так что рекруты постоянно находятся в боевой обстановке, требующей максимального напряжения всех моральных и физических сил. На каждом этапе обучения проходит жесткое тестирование, и тем, кто не справляется, грозит отчисление из спецназа.

Поговорили о всеобщей воинской повинности в Израиле.

– Ну, неужели не бывает тех, кто «косит» от армии? – допытывался Климов. – Никогда не поверю.

– В семье не без урода, конечно. Я тебе так скажу: нежелание служить отмечается в основном в центральных районах страны. То есть там, где война ощущается меньше всего. А вот в приграничье, где живет основная масса выходцев из СССР и где ежедневно на голову падают «кассамы» или вот такие игрушки, уклонистов значительно меньше, – сообщил Леонид, – но все равно их так мало, что даже в расчет можно не брать. Не служить – это позор. Так что почти все – и музицировавший в детстве под присмотром мамы юный скрипач, и будущий политик, – достигнув призывного возраста, берут в руки оружие.

– А дедовщина? – не успокаивался старшина. – Или, к примеру, пьянки?

Как оказалось, понятие «дедовщина» Леониду вообще не знакомо. С трудом ему удалось объяснить, что же это за негативное явление, все еще встречающееся в рядах доблестной российской армии. В конце концов Черток понял. Но даже вообразить, что в Израиле может существовать что-то, хоть отдаленно похожее, он не смог.

– Не смеши, люди у нас этого даже не поймут, – рассмеялся Черток. – Про «выпить» – был у меня в срочную случай…

– Напился? – попытался угадать Климов.

– Да нет, я был трезвый, просто нес пустую бутылку в урну выбросить и наткнулся на командира.

– И что?

– Очень просто. На месяц лишили увольнения!..

– Я смотрю, вы здесь каждый клочок земли возделываете, – перешел на другую тему Локис, делясь собственными наблюдениями. – Когда мы по пустыне ехали, вдоль дороги постоянно видел плантации: аккуратно посаженные ряды финиковых пальм, парники…

– Кстати, про финики, – вспомнил Черток, – сейчас я тебе расскажу одну историю. Когда после Второй мировой было создано израильское государство, то финиковых пальм на нашей территории не было.

– Как это – не было? – удивился сержант. – Я всегда думал, что Израиль и финики – это, можно сказать, одно целое.

– Так-то оно так. Раньше были, а потом исчезли они здесь. Однако финики – это же одна из традиционных иудейских культур. И перед нашими спецслужбами была поставлена задача: добыть ростки финиковых пальм. И вот это была одна из лучших спецопераций «Моссад», – гордо, словно он сам в этом участвовал, поднял голову Черток. – Крупный сухогруз под видом арабского торгового судна пришвартовался в иракском порту, и несколько месяцев наши агенты добывали ростки пальм.

– Что-то я не пойму, – пожал плечами Климов, подвинув буылку с вином, – а разве здесь какая-то проблема была? Подумаешь, финики привезти!

– Ха! Проблема! – насмешливо взглянул на него Леонид. – Вывоз ростков за пределы Ирака был наказуем смертной казнью. Но по итогам операции в Израиль было доставлено несколько тысяч ростков, и традиция выращивания фиников иудеями была возрождена.

– А какие тут у вас курорты и развлечения имеются? – продолжали «культурно образовываться» собеседники. – Как вы отдыхаете?

– Развлечений и курортов в Израиле море, – улыбнулся Черток, – а самих морей целых три – Средиземное, Мертвое и Красное. Есть и Галилейское озеро, условно называемое морем, именно там Христос ходил по воде. Слышали о таком?

– Ну… да… – неуверенно протянул Климов. – Конечно.

По правде сказать, у него на этот счет имелись весьма скромные познания, но терять марку ему не хотелось.

– Есть сафари, есть горячие источники, есть горные лыжи на горе Хермон, множество национальных парков, – перечислял Черток, – да и русские рестораны имеются. А памятники – нигде в мире столько и таких вы не найдете. Да уже один Иерусалим – древнейший религиозный центр, где находятся святыни иудаизма, христианства и ислама. Ведь не зря его называют «музеем под открытым небом».

«Классный парень! – думал, слушая его, Локис. – Совсем ведь наш человек!»

Еще немного выпив, спецназовцы завели разговор о женщинах, вот тогда Локис и рассказал Чертоку, как и где познакомился с Катрин. Рассказал про переписку по ночам. И даже находясь в баре с приятелями, он попытался связаться с Катей. Но опять его ждало разочарование. Девушка не отвечала, как будто провалилась сквозь землю. Разоткровенничавшись, коллеги еще долго в этот вечер рассказывали друг другу истории из жизни, периодически прерываемые безуспешными попытками Локиса законектиться с Катей.

Еще выпив, Черток предложил сыграть в карты на деньги, достав из кармана колоду, но десантники оказались не столь азартными людьми и вежливо отклонили предложение Леонида.

Глава 15

Здание роддома, как и большинство строений на тихой улочке Газы, выкрашенное в белый цвет, уже несколько десятилетий выполняло свою благородную цель. Люди, работавшие там, помогали появиться на свет детям. Вот и сегодня здесь, в приемной, находились те, кто с трепетом ждал новостей. Среди них были и отец, и сын Самави. К операционной Мустафу с сыном, естественно, не пустили, поэтому им пришлось сидеть внизу и ждать известий о родах. Рядом с ними на простых деревянных скамейках, стоящих в холле, устроилось несколько мужчин и женщин, точно так же терпеливо ждущих известий. Высокий араб ходил из стороны в сторону, нервно поглядывая на дверь, в которую увезли его жену. Хамид посмотрел на него – не понимая еще многого, он был абсолютно спокоен, в отличие от своего отца, держащего его за руку.

Каждый раз, когда дверь, ведущая в хирургическое отделение, отворялась, все с нетерпением устремляли на нее свои взоры. Каждый из присутствующих ждал, что появится медсестра или врач и сообщит о том, кто у кого родился. Но доктора входили и выходили из двери, не обращая внимания на вопрошающие взгляды, бросаемые в их сторону. Наконец, после долгого ожидания, появилась медсестра со списком, объявив всем присутствующим пофамильно, кто родился.

Всеобщее ликование царило в коридоре. Все радовались – кто мальчикам, кто девочкам. До этого нервничавший высокий араб мгновенно повеселел и, перестав метаться, довольный вышел на улицу, радуясь долгожданной новости.

Медсестра подошла к Мустафе.

– А у вас родился сын, – сказала она.

Вздох облегчения с шумом вырвался из груди палестинца. Столько переживаний, беспокойств – и вот, оказывается, жена подарила ему наследника! Он крепко сжал руку Хамида. Однако едва потрясенный отец открыл рот, чтобы спросить что-то, как медсестра добавила:

– Но вам стоит поговорить с доктором. Я вас проведу, – сказала она, – пойдемте.

Мустафа тревожно оглянулся, словно ища подсказки где-то рядом. Но каждый из сидевших здесь был занят своим делом – радуясь по поводу прибавления собственной семьи либо продолжая пребывать в томительном ожидании.

Пройдя через двери, они очутились в длинном коридоре, по обе стороны от которого шли двери кабинетов медперсонала. Подойдя к одной из них, медсестра попросила подождать.

– Сейчас акушерка освободится и выйдет, – сообщила она, скрывшись за дверью.

Мустафа в ожидании принялся ходить по коридору взад и вперед. На его загорелом до черноты лбу пролегла глубокая морщина. Он напряженно размышлял о том, что же скажет ему доктор?

Акушерка, закрыв за собой дверь, повернулась к Мустафе и Хамиду, стоявшим рядом. Высокая немолодая женщина смотрела на них. На ее лице отражалась усталость.

– Радуйтесь, сын у вас! – с улыбкой объявила она. – Правда, роды были тяжелые. Придется на время вашу жену оставить у нас. Понаблюдаем за ней.

– Что-то не так? – тревожно спросил Мустафа.

– Она сама родить не смогла, малыш слишком большой. Пришлось кесарево сечение делать. Но и это еще полбеды – пуповина вокруг шеи мальчика закрутилась, пришлось делать большой разрез, чтоб освободить ребенка.