Александр Проханов - Востоковед Страница 17

Торобов расплатился с шофером. Тот пошел разыскивать пассажиров, уезжавших в Каир, а Торобов, не смешиваясь с толпой, встал в стороне, стараясь привлечь внимание проводников-бедуинов, помогавших нелегально пересечь границу.

Вскоре к нему подошел человек в матерчатой куртке с кожаными заплатами на локтях. Такие же заплаты были у него на коленях. Его лицо было черным от солнца пустыни, вяленым, сморщенным, как сухофрукт. Но из морщин смотрели зоркие, цепкие глаза, как у хищной птицы.

– Куда? – спросил человек, держа руки в карманах.

– Туда. – Торобов кивнул в сторону границы.

– Чего не идешь?

– Тебя жду.

– Заплатишь?

– Тебе заплачу.

– Пойдем.

Бедуин отвел Торобова в сторону, где у обочины стояла замызганная «тойота», с красным цветком на дверце. Они съехали с шоссе и долго тряслись по ухабам, пока не достигли поселка с серыми домами и высокими заборами. «Тойота» въехала во двор, где расхаживали овцы и куры, и навстречу им вышел хозяин, такой же вяленый, сморщенный, как и шофер, с тем же осторожным и цепким взглядом. Обменялись сердечными приветствиями. Когда входили в дом, низко, с треском, прошел вертолет, и хозяин кулаком погрозил ему вслед:

– Стреляет. Вчера у соседа овцу убил.

Вошли в дом, но вместо жилой комнаты Торобов увидел помещение с колодцем и тусклой лампочкой, освещавшей ступени вниз.

– Плати, – сказал шофер. – И ему плати.

Торобов расплатился и, прихватив саквояж, полез вниз, чувствуя сырой земляной запах, не зная, увидит ли он снова белый свет или будет погребен здесь, вместе с другими, безвестными.

Дно колодца было утрамбовано, от него уводил туннель. Лежал пластмассовый короб, похожий на открытый гроб. Стальной трос, привязанный к коробу, тянулся в туннель.

– Ложись, – приказал хозяин. – Голову не поднимай, а то снесет. – Достал из кармана рацию и что-то пробулькал в нее.

Глава 13

Трос натянулся, дернулся. Узкая щель всосала Торобова. Гроб шелестел, дрожал. Лицо чувствовало холод близкой проплывавшей земли. Спина ощущала вмятины и бугры туннеля. В полном мраке, стиснутый со всех сторон, он испытал ужас. Ему показалось, что трос оборвется и он застрянет здесь, сдавленный могильной тьмой.

Не знал, как долго продолжалось движение, как долго длился страх. Чуть забрезжило, посветлело. Его подземная ладья выплыла в тусклое свечение. Он оказался на дне колодца, где продолжал рокотать мотор и горела мутная лампочка. Двое с неразборчивыми лицами помогли ему встать. Подвели к лестнице, неся его саквояж. Над колодцем, из которого выбрался, был натянут брезентовый тент. Грязная, наполненная жижей колея вела из-под тента.

Его встретили двое, в камуфляже, с недобрыми глазами.

– Иди за нами, – приказал один, другой подхватил саквояж.

Он следовал за ними под вечереющим небом, и вокруг было множество рыхлых земляных куч, будто их нарыл огромный крот. Серые, черные, розовые, с примесью разноцветных глин, груды были извлечены из туннелей. Этих подземных коридоров, ведущих в Египет, было множество. Величина каждой груды была соразмерна длине и широте туннеля.

Его подвели к будке, почти втолкнули в замызганное помещение, где находился человек, утомленный, небритый, в жилете с множеством карманов, из которых торчали рация, фонарь, блокноты.

– Ты кто? – спросил Торобова человек.

– Писатель. Из России.

– Документы.

У него отобрали паспорт, обыскали, раскрыли саквояж и вытряхнули содержимое.

– Зачем ты здесь? – Ел аза человека смотрели с неприязнью, почти с ненавистью. Казалось, появление Торобова причиняет ему страдание. – Что тебе нужно?

– Хочу повидать моего друга.

– Кто он?

– Хабаб Забур.

Взгляд человека дрогнул, сошелся на переносице Торобова, словно там зажглась красная точка прицела. Молчал, рассматривал пришельца, одного из многих, стремящихся в палестинскую Газу сквозь заслоны Израиля, – беженцев, торговцев, журналистов, разведчиков. Пытался понять, кто перед ним.

– Свяжись с Хабабом. Сообщи обо мне. И у тебя больше не будет забот.

Человек не ответил. Поднялся и вышел. Щелкнул дверной замок. Торобов присел на освободившийся стул и закрыл глаза.

Под веками стало взбухать, наливаться, словно поднимались грунтовые воды. Клубилась площадь Тахрир с перекрестиями пулеметных трасс, в которых металась толпа. Сползала вдоль стены оскаленная, с высунутым языком голова. Струилось синее шоссе, мелькнули провисшие гусеницы броневика и сонное, в танковом шлеме лицо стрелка. Уходила вдаль бирюзовая лента канала, и по ней медленно, оставляя клиновидные следы, плыли суда. Лепешки кактуса, усеянные иглами, были готовы зацвести, и на них, словно капли крови, набухли бутоны. Стая лисиц, как волна, переливалась по пустыне, выгнув седые спины.

И внезапное озарение, – этой же дорогой, из Вифлеема в Египет спасался Младенец Иисус. Дева Мария сидела на осляти, держа у груди Младенца. Иосиф брел, с трудом переставляя сандалии. И тот черный каменный выступ был местом их отдыха, где они скрывались в тени. И та синяя кромка холмов была все той же, и по ней скользили усталые глаза Богородицы.

Эта мысль была столь остра, лицо Младенца с растворенными очами, крохотными ноздрями, бутончиком розовых губ было столь живо, что Торобов испугался этого видения. Оно возникло не из глубин его памяти, а пришло извне, было ниспослано. Он, Торобов, отправился в дорогу, чтобы совершить убийство, и встретил на этой дороге Иисуса, Который шел прекратить убийства, укротить бушующую в человечестве ненависть.

Но чудо этой встречи не остановило Торобова, он лег в черный гроб, и железный трос утянул его в преисподнюю. Вспоминая чудесную встречу, любя Иисуса, винясь перед Ним, он все равно совершит убийство.

Хлопнула дверь. Тот, кто недавно его грубо допрашивал, ворошил саквояж, теперь внес подносик с прозрачной чашечкой чаю, блюдце с коричневым сахаром.

– Вам надо согреться, – сказал он, стараясь быть любезным, – Хабаб Забур пришлет за вами машину.

Машина пришла через час. Молодой, сияющий свежестью палестинец в щеголеватой кожаной куртке, с лучистыми смеющимися глазами приветствовал Торобова:

– Доктор Леонид, Хабаб Забур рад вашему приезду. Он приказал привезти вас в Газу, поселить в отеле. Вечером он придет увидеться с вами.

Машина, покружив среди земляных холмов, покинула территорию туннелей. Ехала по улицам Рафаха, шумным, суетным, неопрятным. Облупленные стены домов, изношенные дымящие автомобили, обилие людей с мешками – все указывало на обветшалость, скудность, изнуренность, которые душили сдавленный блокадой народ. Так выглядит измученный, с синеватым лицом человек, которому сдавили артерию, и он, задыхаясь, ловит воздух, продолжая двигаться, жить.

Торобов всматривался в торговцев, мешочников, в мелькание машин и повозок, ожидая увидеть знакомое лицо Фарука Низара. Готовился к долгожданному окончанию погони.

Выехали из Рафаха, по пыльной разбитой дороге двинулись берегом моря. Темнело, море казалось черно-фиолетовым, с бегущими сердитыми волнами. Пахло йодом. Были едва различимы серые корабли у горизонта. На некоторых едва заметно мерцали огни.

– Что за корабли? – спросил Торобов.

– Израильские военные катера, – ответил палестинец. – Блокируют с моря. Рыбакам разрешается удаляться от берега не более чем на километр. Иначе открывают огонь. А какая рыба у берега? Для Газы рыба важный продукт. Рыбаки нарушают запрет, выходят за километровую зону, и их расстреливают катера. Вчера убили рыбака, его лодку с мертвым телом прибило к берегу. – Молодой палестинец посмотрел на фиолетовое море, на далекие серые корабли, и его лучистые глаза стали жестокими.

В Газу прибыли в темноте. Город, почти лишенный огней, казался черным с редкой желтизной окон в высотных домах, с неразличимой толпой, текущей вдоль тусклых витрин, робко мерцающих реклам. И только главная улица переливалась бриллиантовыми фарами, слышались гудки, музыка, возгласы. Город экономил на каждой капле бензина, на каждом фонаре или лампочке. Израиль отключил мятежную Газу от электричества, обрекая город на холод и мрак.

Они вошли в полутемный отель «Музеум» с пустынным холлом, где стояли какие-то огромные глиняные сосуды, обломки капителей, маячил автоматчик. Торобов, всматриваясь в темноту, боялся столкнуться с Фаруком Низаром, желая и страшась этой встречи.

– Добро пожаловать в Газу, доктор Леонид. Ваш номер вас ждет, – произнес провожатый, – Хабаб Забур найдет вас.

Номер был на четвертом этаже. Лифт не работал. В номере загоралась единственная лампочка. Было холодно. За окном близко шумело море, тяжко ударяло в берег. Во мгле туманились огни израильских боевых катеров.

Торобов устало прилег на кровать, накрывшись двумя шерстяными одеялами.

Он думал о сотнях, а быть может, о тысячах туннелей, прорытых в Газу. По этим туннелям в осажденный сектор доставляется еда, бензин, стройматериалы, лекарства, оружие. По этим туннелям люди под землей преодолевают границу, навещают родственников, едут на свадьбы и погребения. Среди этих бессчетных туннелей, затерянный в земляных холмах, существует потаенный ход, выводящий на ту дорогу, по которой бредет ослятя, Богородица восседает на матерчатом седле, прижимает к груди Младенца, и усталый Иосиф шаркает по дороге сандалиями. И можно найти этот ход, догнать Святое семейство и идти вместе с ним под голубой вечерней звездой туда, где сусальным золотом горят снега, стоит любимый дом с цветущими клумбами и в доме поджидают его бабушка, мама, жена, три ненаглядные женщины, разлука с которыми сулит долгожданную встречу.