Александр Бушков - Бешеная Страница 17

– Пудреницы остались при них… – вздохнула Даша. И сузила глаза, потянулась за сигаретами. Мысли приняли неожиданный оборот. Конечно, насчет шпионажа и микрофильмов – чистейший вздор, но если взглянуть под другим углом?

А СОБСТВЕННО, ПОЧЕМУ МЫ РЕШИЛИ, ЧТО У НИХ НИЧЕГО НЕ ЗАБРАЛИ?

В самом деле, почему? «Все вещи, деньги и золото на месте». А если что-то у обеих все же забрали? И никто не обеспокоился, потому что не предполагал даже, что у девочек ЭТО может в сумочках оказаться?

Да, но гипотеза опять-таки вилами по воде писана…

– Но насчет милицейской формы – чтоб без обману… – фыркнул друг жизни.

– Век свободы не видать, – ответила Даша задумчиво, все еще обкатывая в уме неожиданную версию. Потом спросила с любопытством: – А это у тебя, милый, не комплексы ли? Может, тебя за неправильный переход улицы задержал нелюбезный сержант, ты и решил утвердиться.

– Ну, если совсем честно, то не из-за перехода улицы, а из-за вытрезвителя в девяносто четвертом. Я ж и не шатался, однако повязали…

– Что делать, – сказала Даша. – У тебя план по строчкам, а у них – по человекам…

И подумала с грустным юмором: если по аналогии, вовсе не исключено, что любовник второй убитой заставлял ее влезать в пионерскую форму из-за того, что лет двадцать назад ему на совете дружины вынесли строгий выговор и пригрозили снять галстук, который с нашим знаменем цвета одного. Остановка за мелочью – составить список всех, кого пропесочивали на советах дружины…

Глава шестая

Веселые бульвардье и убитые горем родители

Глупости, конечно, но она и впрямь, покидая ранним утром квартиру Глеба, сколько-то процентов вероятности отводила на нежданную встречу в подъезде с маньяком. Даже пистолет положила в глубокий карман куртки.

Однако пресловутая теория вероятности оказалась продажной девкой империализма, реакционной буржуазной псевдонаукой – в подъезде не встретилось ни единой живой души, а возле подъезда так никто и не привязался, хотя приметы были вроде бы налицо – молодая симпатичная женщина, покидающая утром хату любовника. «Возможно, – самокритично сказала себе Даша, – ты, подруга, для маньяка слишком стара. Или он реагирует только на девочек в шубах, а джинсовые утепленные куртки брезгливо обходит, эстет сраный…»

Конечно, прибыла она на службу отнюдь не в веселом настроении. А в последующие несколько часов нынешнее унылое состояние души лишь усугублялось. Сначала ей сообщили, что ни на одну из восемнадцати «приманок» (юные, в шубках, со стильными сумочками) убийца так и не клюнул. К одной, правда, весьма даже энергично подвалил нестарый мужичок (в пуховике, а не кашемировом пальто, зато в норковой шапке и черноволосый) и принялся знакомиться. Встрепенувшиеся оперативники из группы поддержки его моментально «заломали» и доставили по принадлежности, но уже через полтора часа Слава совершенно точно выяснил, что мужичок, армейский капитан, только вчера вечером вернулся из Чечни, где пробыл безвылазно две последние недели, и его планы относительно девочек убийства не включали. Пришлось как следует извиниться и отпустить – выслушав при этом немало хамства о зажравшихся тыловиках, с которыми Владимир Вольфович еще разберется (капитан оказался истовым сторонником Вольфовича).

Потом явились психиатры, числом целых три штуки, заказанные Воловиковым для помощи следствию. Собственно, психиатров было только два, из мединститута и диспансера, третий, чуть свысока поглядывая на первых двух, отрекомендовался психологом из госуниверситета.

Толку от них не оказалось ни малейшего. Тот, что из диспансера, назойливо и неустанно проводил параллели с делом Чикатило, уверяя, что два удара тесаком должны для убийцы символизировать половой акт с жертвой, то бишь проникновение в нее – а посему убийца, несомненно, импотент. Предположим, с Чикатило именно так и обстояло – но, как напомнила Даша, тот вгонял нож не в область сплетения, а в половые органы.

Психиатр из мединститута, в общем, склонялся к версии «убийца-сатанист», которая ему отчего-то весьма нравилась – однако столь же упорно считал убийцу пассивным педерастом, режущим девиц из своеобразной ревности. Но против этого протестовал весь милицейский опыт Даши – педики, пассивные и активные, из ревности режут, как правило, друг друга, исключения тут крайне редки.

С психологом обстояло хуже всего. Вообще-то, как Даша знала из импортной криминалистической литературы (не путать с криминальными романами!), западные психологи, работавшие с полицией, добивались неплохих успехов. Такой дока, с полчаса потаращившись в потолок, изрекал что-нибудь вроде: «Убийца – черный, разведенный, алиментов злодейски не платит, работает определенно поваром в ресторане, из одежды предпочитает костюмы с яркими галстуками». И, самое странное, почти во всем сей знаток оказывался прав…

У нас же, как мудро подметил Тальков, все проходит отнюдь не через мозги. Университетский психолог, с плохо скрываемой брезгливостью выслушавший практиков, едва получив слово, воспарил в горные выси чистейшей теории, где и кружил, что твой кондор, подавляя оставшихся внизу разнообразием и количеством терминов, великих имен и современнейших теорий. Даша, поначалу прилежно слушавшая, в конце концов полностью потеряла нить его рассуждений, тем более что никаких мало-мальски конкретных выводов так и не последовало – зато Дашины коленки ученый хмырь созерцал столь откровенно, что поневоле тянуло проверить его алиби.

Что хуже всего, эскулапы, один за другим, в разных вариантах повторили одну и ту же лукавую фразочку: «Накопленный на сегодняшний день материал не позволяет произвести мало-мальски достоверный анализ». Другими словами, двух трупов им было безусловно мало – вот если бы дюжина, а то и поболе… И бессмысленно упрекать их в черствости – врачи, как и менты, на многое смотрят иначе, сдвигается восприятие, отношение кое к чему становится чисто абстрактным, и это не извращение, не бесчувственность, а всего-навсего сугубо профессиональный ход мыслей…

Как бы там ни было, троицу пришлось деликатно выпроводить часа через два (притворившись при этом, будто Даша ничуточки не поняла намеков университетского светила насчет домашнего телефончика). А коли уж речь зашла о незабвенном Чикатило, Даша автоматически вспомнила, что его искали двенадцать лет – и еще более посмурнела.

А потом, совершенно неожиданно, появился прихрамывающий Ватагин – весьма оживленный и даже, если употреблять высокие слова, словно бы озаренный неким внутренним сиянием. Калеченый сыскарь, поджимая губы, обозрел крохотный кабинетик, куда с превеликими трудами вперли два стола:

– Вот где ты обитаешь… Хоромы, конечно, не царские…

– Да уж, – сказала Даша (из уважения к старшему по званию, причем «областнику», промолчав, что его собственные хоромы на Черского отнюдь не лучше). – Что же не позвонили? Я могла уйти…

– Мои ребята звонили, – сказал Ватагин, определенно подчеркнув голосом «мои ребята». – Выведали, что ты заседаешь с врачами, я и поехал… Был от них толк?

– А когда это у нас от них был толк? – сказала Даша довольно безрадостно. – У вас, значит, собственные ребята объявились?

– Ага. И как тут не похвастаться, все мы люди… Короче, Дарья, гром грянул, и мужик соответственно перекрестился. С сегодняшнего дня у меня и двое орлов имеются, и постоянно закрепленная машина. Даже компьютер обещали.

– Поздравляю, – сказала Даша. – А что же это такое судьбоносное стряслось?

– Сводки по изнасилованиям и убийству в Манске помнишь?

– Ну.

– Тогда прогляди быстренько. Мне их дали на два часа, до того, как сдадут в прокуратуру…

И он выложил на стол следственное дело. О «манской серии» Даша, конечно, знала, но – краем уха, ибо нет возможности да и потребности держать в голове все гнусное, что совершается по области, если только нет прямой связи с твоими делами…

Связь, оказалось, есть. Еще какая. «Манские вампиры» развлекались ровным счетом два месяца без пяти дней. Десять изнасилований (возраст жертв – от четырнадцати до двадцати семи), одна, шестнадцатилетняя, убита. А вот теперь пошли подробности, не попавшие в сводки, – потому что в сводках пока что нет такой графы: «Преступление на почве сатанизма»…

На основании достаточно веских улик арестованы двое подонков – двадцати восьми лет и двадцати двух. На жертв они нападали в самодельных черных балахонах с дьявольской символикой, в масках, с ножами, нунчаками. И весь «процесс» проходил под аккомпанемент сатанистских бормотаний – нечто вроде примитивного сибирского варианта той самой «черной мессы».

Даша листала протоколы обысков – оккультная литература… записи спиритических сеансов, задушевных бесед с Сатаной и какой-то потусторонней шпаной рангом пониже с именами, напоминавшими собачьи клички… собственноручно намалеванные картины с величавыми дьяволятами и обнаженными жертвами… перевернутые распятия на стене… светильники в виде человеческих черепов и козлиных копыт…