Вячеслав Денисов - Таможня дает добро Страница 17

Он ехал в областной военкомат. Там начальником третьего отделения работал его однокашник, Альберт Балаховский. В отличие от Краева, Балаховский продолжил службу в армии и даже закончил академию с отличием. Впереди рисовались перспективы дальнейшей службы, и они уже начали реализовываться, но нелепый подрыв на чеченском фугасе во время первой кампании, под Бамутом, перечеркнул все надежды. Оставшемуся без обеих ступней майору предложили подполковничью должность в военкомате, и он согласился. Сейчас все личные дела офицеров, состоящих в запасе и проживающих в области, находились под его непосредственным контролем.

Краев не был уверен в том, что просмотр дела Бабинова ему что-то даст, но коль скоро в голове появилась мысль, то так же быстро нужно было ее проверить и либо воспользоваться результатами, либо забыть вовсе. Менее всего о человеке говорят рекомендации, служебные характеристики и представления. Евгений это знал, поскольку испытал на своей шкуре: «Краев, ты напиши сам то, что надо, а я подпишу…». Но иногда в личных делах офицера может найтись совсем незаметная, ничтожная деталь, строчка, написанная автоматически, подсознательно. И такая строчка, бывает и так, решает исход всего дела.

Пока Женя листал довольно объемную папку, уже подполковник Балаховский вкратце рассказывал оперу свое житие-бытие. Краев улыбался невпопад или так же невпопад качал головой. Из личного дела Бабинова он вычленил лишь два главных момента. Бабинов служил в Таджикистане до распада СССР. Бабинова судили судом офицерской чести — судом младших офицеров. За что судили его сослуживцы — неизвестно, так как в деле отсутствовал как протокол собрания, так и решение. Очевидно, кадровик части решил не загаживать дальнейшую судьбу тогда еще капитана Бабинова и материалы «забыл» вложить в дело. Таким образом у Бабинова появилась возможность соврать при приеме на работу в таможню, что его судили судом чести за то, что он избил солдата, оскорбившего на улице девушку. Ну, это так, к примеру… Бабинов мог придумать все, что угодно.

Итак, Бабинов служил там, откуда завтра придет грузовик с героином. Совпадение? Краев ставил три к одному, что это так. Но…

— Аля, какой номер телефона у Бабинова? Дома, я имею в виду.

— Я не знаю, — покачала головой девушка.. — Но знаю номер сотового…

— У Бабинова есть сотовый телефон?

— Конечно! У всех начальников отдела есть мобильники. Краев вскочил со стула.

— Алик, извини! Мы поедем, а потом я тебе перезвоню, хорошо?

Балаховский, уже с треском свинтивший пробку с бутылки «Дербента», лишь укоризненно покачал головой:

— Край, ты когда гонки прекратишь? Аля, вы знаете, этот капитан в училищу сбежал с занятий, чтобы прыгнуть с парашютом…

Но Березина его уже не могла услышать. Краев тащил ее за рукав к выходу, мимо скучающего в дежурной части прапорщика в летной форме.

— Вы уходите? — окликнул он странную пару, но и это осталось вне их внимания.

Краева осенила шальная мысль, которую он боялся потерять.

— Какой сотовой компании платит ваша таможня?

— «Би Лайн»! Что за дела?! — возмущалась Березина, стараясь успеть сесть в краевскую «девятку». — Запиши мне на листке номер Бабинова.

Через десять с небольшим минут он резко притормозил у офиса «Би Лайн».

— Аля, меня не будет всего несколько минут. Послушай магнитофон…

Увидев, как она молча выходит из машины, он вполголоса, чтобы она его не слышала, выругался, закрыл машину и пропустил ее первой в стеклянную дверь с эмблемой медовой соты и замершей на ней пчелы…

Они вышли из дверей компании не через несколько минут, а через полчаса. Причиной тому была упертость оператора, сидевшего за компьютером. Девчонка не хотела заниматься бестолковой работой — искать телефонные номера, с которыми связывался абонент, номер телефона которого был записан на листке бумам. После того как Краев прошипел ей на ухо: «Хочешь завтра вылететь с работы?» — она в бессилии махнула рукой и пригласила главного менеджера. Прибывшему на зов толстенькому пареньку в очках с золотой оправой Краев быстро «распедалил» ситуацию. Он ему в более-менее приличной форме, на сколько позволял цейтнот, объяснил, что ему на коммерческую тайну любого «барышнического» предприятия нас…ть, а вот если толстячку нас…ть на милицию, то он ставит три к одному, что… Толстячок согласился с доводами сотрудника уголовного розыска. И вот как раз ровно двадцать семь минут из указанного получаса ушло на поиск звонков.

Пока Амалия вслух оглашала весь список, Евгений, ежеминутно поглядывая на часы, гнал машину к парку у памятника Крылову. До семнадцати часов оставалось семь минут…

Чибис зашел в парк за двадцать минут до встречи. Его уже начинало лихорадить. Бабинов сказал, что Эберс принесет пятьсот долларов ровно в пять вечера. Только бы Эберс не опоздал…

В ушах Куликова уже шумел знакомый прибой. Это приближался ненавистный, гудящей строй отморозков, плюющих на то, что он, Чибис, уже «болеет». Они знали, когда приходить… Они предугадывали тот момент, когда в «баяне» Чибиса высыхала последняя капля.

Он бесцельно бродил между лавочками, посасывая леденец. Каждый наркоман в душе сластена. Сладкое необходимо ему практически ежедневно для поддержания в организме энергии, вырабатываемой естественным, нормальным путем. Энергия наркотика обманчива, она направлена на износ организма, на его лжеспособность к мгновенному действию. Чибис считал секунды, и ему казалось, что мгновения состоят из лет…

Еще он пытался понять, зачем Бабинов, которого он знал вот уже несколько месяцев, за никчемную бумажку пообещал ни много ни мало, а пятьсот долларов. Все, что должен был сделать Чибис, — это написать несколько строк и передать листок Эберсу. Таких записок для опера Эберса было им написано много, но раньше он никогда не писал их под диктовку. Чибис в душе догадывался, что Бабинов готовит что-то не совсем хорошее для его «куратора», но… Но так тяжело, когда уши давит от мерзкого и страшного шума проклятой толпы!.. И он не знал, что с этим делать. Он был противен сам себе за то, что является какой-то «подставой» для человека, спасшего ему жизнь, но… Но ничего не мог с собой поделать. Ведь этих денег хватит надолго. Вены на руках и ногах уже стали «стеклянными», в паху ломило от постоянных инъекций, а тело просило и просило… Пятьсот долларов — это двести пятьдесят «дорожек», которые можно ввести в организм, не теряя драгоценных мгновений на поиск «баяна». Достаточно свернутой в тонкую трубочку купюры.

Чибис заволновался. Знакомой фигуры Эберса нигде не было видно. Может, ему, Чибису, лучше выйти на просматриваемое место? Ведь Эберс всегда требовал от него тайны встреч и запрещал «сидеть в кустах». Он твердил Чибису, что если хочешь получше спрятать вещь, то положи ее на самое видное место. А если хочешь остаться незамеченным сам — выйди на людное место. Сейчас это было проблемой. Чибис не мог выйти на людное место, потому что рядом не было его друзей — сизокрылых, уверенных в себе голубей. А все, что было рядом, — это приближающейся шум голосов…

Краеву понадобилось около пяти-семи минут, чтобы выяснить, кто из десятка присутствующих является «человеком» Эберса. В оперативной практике случается, что мужские псевдонимы присваиваются представителям женского пола, и даже в документальном обмене информацией сохраняется тайна пола. Поэтому текст сообщения, прочитанный Краевым в таможне, мог ничего не значить в плане подгонки под него находящихся на скамейках людей. Евгению было известно, что если встреча не происходит в ближайшие от назначенного времени четверть часа, то она не состоится вовсе. Одна из сторон уйдет сразу, как истекут пятнадцать минут. Прошло семь. Их хватило. Человек, к которому направлялся Краев, повел себя неадекватно минимум три раза. Во-первых, он уже дважды менял скамейку, едва на нее с другого края кто-то садился. Во-вторых, парк у театра, где проходит маршрут милицейского патруля из Центрального РУВД, — не самое лучшее место для времяпрепровождения наркомана. А в том, что парень в джинсовой куртке — наркоман, Краев не сомневался. В подобных местах «ширяющаяся» братия не тусуется. И, наконец, с постоянством упрямца парень два раза в минуту бросал взгляд на башенные часы.

Наркоман, ищущей уединенное место, постоянно смотрящей на часы. Если Чибис — не он, то кто?

Краев посмотрел по сторонам и медленно поднялся с бетонного парапета у входа в метро. До лавочки Чибиса было двадцать метров. Тридцать неторопливых шагов. Полминуты времени…

Преодолевая это расстояние, Женя боялся только одного — ошибиться. Если он облажался в том, в чем не имеет права облажаться опер, — в установлении лица, тогда все может рухнуть в один момент. Пятак, где располагались лавочки, был расположен полукругом, и действия каждого сидящего были как на ладони у всех. Если он сейчас ошибется, то настоящий Чибис это увидит. И тогда можно будет ему объяснять все, что угодно. Это все равно будет бесполезно. На контакт он не пойдет. Все очень просто. Если чужой пришел от Эберса, он должен Чибиса знать если не в лицо, то по описанию одежды и внешнего вида. А если чужой ошибся, значит, Эберс ему не объяснил, как Чибис выглядит. Значит, это — «подстава». Поверить может кто угодно, но только не наркоман. Сутки без «дозы» в милиции, при разбирательствах и выяснениях, могут обернуться для него летальным исходом.