Роберт Крейс - Смертельные игры Страница 17

— Что будете есть? — спросил он.

— Омлет из трех яиц. Ржаной тост. Омлет, если можно, с грибами и сыром.

— Острый чеддер?

— А как насчет швейцарского?

— Пожалуйста.

Он приготовил яйца, нарезал мясо и сделал два больших ржаных тоста. Когда все было готово, он выложил мой завтрак на толстую белую тарелку и поставил передо мной.

— Аппетитно выглядит, — заметил я.

Он только фыркнул и вернулся к телевизору.

Я съел несколько кусочков омлета.

— Только что из Калифорнии. Перевод. Вчера в банке познакомился с Карен Ллойд.

— Угу.

— Симпатичная дамочка.

И снова «угу».

— Случайно не в курсе, она замужем или, может, с кем-то встречается?

— Не-а.

Невероятно толстый мужчина лет шестидесяти сообщил Опре, что эякуляция у него бывает до двадцати шести раз в день. Он считал, что дело в его могучем теле. Повара это явно заинтересовало.

— Что значит ваше «не-а»? Вы не знаете или она ни с кем не встречается?

— Не мое это дело.

Толстяк на экране объяснял, что, когда был худым, страдал от сексуальной дисфункции.

— А давно она работает в банке?

Повар прямо-таки приник к телевизору. Там рассказывали о том, что высокое содержание жира ведет к увеличению образования жидкостей.

— Неплохой денек для ядерного взрыва? — бросил я.

Повар кивнул и, не сводя глаз с экрана, отрезал себе кусок вишневого пирога.

Может, я все же ошибся и сбор информации в Челаме не такое уж плевое дело. И тогда я решил устроить слежку за Карен Шипли.

Приезжий в маленьком городке выглядит как марсианин в Мэйберри. На него все обращают внимание. Тетушка Би видит, что ты околачиваешься на парковке, — Барни Файф тут как тут и попросит предъявить права. Опи катит на своем велосипеде, а Энди уже тут как тут. Все в городе про тебя знают, а потом отморозки в галстуках ленточкой заявляются к тебе и спрашивают, почему ты еще не убрался. Теперь понимаете, как здесь все устроено?

Я вернулся в «Говард Джонсон», перебрался в другой номер, затем отправился в Вестчестер, в офис «Хертца», и поменял голубой «таурус» на белый. С тетушкой Би и Опи мне, конечно, было не сладить, но я мог усложнить жизнь Джои и его дружку в галстуке.

Примерно в девять пятьдесят я вернулся в Челам. В девять пятьдесят две новый белый «таурус» припарковался на маленькой аллее перед выставочным залом Джона Дира. Я вскрыл замок и вошел внутрь. Отсюда мне были прекрасно видны банк, бакалейный магазин и большая часть Мейн-стрит. Тетушка Би и Опи, конечно, могли заинтересоваться «таурусом», но лучше уж так, чем привлекать внимание к своей персоне.

Между половиной одиннадцатого и полуднем к банку подъехали восемь человек. Они заходили внутрь, делали свои дела и выходили. Среди них не было парней с вулканическими прыщами или в галстуке ленточкой, но я не терял надежды.

В пять минут первого Карен Шипли вышла из банка и села в свой «ЛеБарон». Она была в твидовом брючном костюме, куртке из тонкой кожи и туфлях без каблука. В руках она держала портфель. Карен выехала с парковки и повернула на юг, а я ринулся к «таурусу» и последовал за ней. Через двадцать минут мы оказались около торгового центра в Вестчестере, и Карен вошла в маленькое кафе. Мужчина в сером костюме взял ее за руку и поцеловал в щеку, а потом они уселись за столик около окна. Я остался в машине. Где-то в середине обеда она открыла портфель, достала какие-то бумаги и отдала мужчине. Он надел очки в черепаховой оправе, прочитал и подписал бумаги. Карен убрала их обратно в портфель, и обед продолжился. Деловые люди.

Без десяти два Карен вернулась в Первый национальный банк, а я — в выставочный зал Джона Дира. Опи и тетушки Би нигде не было видно.

В три часа Карен Шипли снова вышла из банка, села в машину и через полмили остановилась около Начальной школы имени Вудро Вильсона. Тоби залез в машину, и они проехали через Челам к одноэтажному зданию с вывеской, на которой было написано: «Б. Л. Фрэнке, д-р стоматологии, и Сьюзан Уитлоу, д-р стоматологии, объединение дантистов». Они пробыли там чуть меньше часа.

После дантиста мы проехали назад через весь Челам и оказались на двухполосной проселочной дороге, петляющей между лесами и полями, разбросанными то тут, то там прудами и маленькими озерами, и вскоре свернули на широкую новую асфальтовую дорогу и проехали мимо знака «Клиарлейк-Шорз». Кто-то нагнал сюда бульдозеров и построил поселок вокруг пары озер, которые показались мне слишком круглыми и ровными, чтобы быть естественными. Большая часть участков пустовала, на некоторых шло строительство, на других уже стояли готовые дома, где кипела жизнь.

Карен Шипли подъехала к одноэтажному кирпичному дому в колониальном стиле с широкой подъездной дорожкой и не тронутым строителями ландшафтом. Может, дому был год. А может, и меньше. Во дворе кто-то посадил четыре белые березы и дуб. Стволы берез были совсем тонкими, дуб чуть потолще. Сейчас они ничего особенного из себя не представляли, но через некоторое время подрастут, наберут силу и будут приносить всем радость. У входа в гараж над дорожкой висел баскетбольный щит с кольцом. Тоби и Карен вошли в дом, и внутри загорелся свет. Дом.

Я проехал через поселок, остановился среди высоких сорняков у дороги и стал наблюдать за домом, пока небо не почернело. Джои и тип в галстуке так и не появились. Над окрестностями нависали темные тени. Новый дом с веселеньким пейзажем вокруг совсем не походил на место, где люди прячутся, дрожа от страха, и откуда насылают головорезов на ничего не подозревающего частного сыщика. С другой стороны, так всегда и бывает. Когда мой желудок начал возмущаться так громко, что уже заглушал радио, я повернул назад в «Говард Джонсон».

Каждый следующий день был похож на предыдущий. Тоби отправлялся в школу на красном велосипеде, потом Карен уезжала в банк. Она приходила туда раньше остальных и открывала дверь. Джойс Стебен появлялась через две-три минуты после нее, а перед самым открытием банка, к девяти, подъезжала оператор.

Клиенты приходили и уходили. Иногда утром или в середине дня Карен осматривала объекты недвижимости и встречалась с разными людьми. Они смотрели друг на друга, улыбались, размахивали руками, а потом Карен возвращалась в офис.

Каждый день между четырьмя и половиной пятого Тоби подъезжал на велосипеде к банку и оставался там до тех пор, пока Карен не заканчивала работу — иногда сразу, как появлялся Тоби, иногда около пяти. И они ехали домой. Пару раз Карен делала мелкие дела по дороге, но, как правило, они отправлялись прямо домой. Один раз они скатали в «Макдоналдс», за четырнадцать миль от Челама, и еще раз — в соседний город, посмотреть новый фильм со Стивеном Сигалом. Однажды Тоби не появился в банке, а Карен ушла с работы пораньше, чтобы поприсутствовать на баскетбольном матче между «Ревущими медведями» школы имени Вудро Вильсона и «Львами» из Раунд-Хилл. Я вошел в школу через заднюю дверь, чтобы понаблюдать за матчем со сцены. Тоби играл за правого форварда, причем очень даже неплохо. Карен сидела в первом ряду и отчаянно болела. Она даже обозвала кого-то из распорядителей придурком. «Ревущие медведи» проиграли со счетом 38:32. Карен отвезла Тоби в заведение под названием «Монтебекс» и в качестве утешения угостила элем. Портрет прекрасной семьи, в которой имеется только один родитель.

На четвертый день в шесть ноль пять утра все развалилось.

Я ехал в сторону дома Карен Шипли, когда она промчалась мимо меня в противоположном направлении, на час раньше обычного.

Я развернулся на подъездной дорожке, засыпанной гравием, пропустил вперед пикап с биглем на заднем сиденье и последовал за Карен. Она промчалась через Челам, выехала на шоссе и направилась в сторону Вестчестера. Интенсивное движение было мне на руку, так как облегчало слежку. Карен держалась правой полосы и свернула у знака «Датчи». Затем, примерно через милю, направилась к парковке заброшенной станции техобслуживания «Игл» и заглушила мотор. Вокруг никого не было. Я еще примерно полмили ехал за стариком в «шевроле» 1948 года, затем свернул на обочину и остановился. Продравшись сквозь заросли берез и вязов, я занял наблюдательный пост позади станции. Карен сидела в машине.

Холодный воздух и запах зимнего леса напомнили мне детство, как я охотился осенью на белок и белохвостых оленей, и на меня снизошло умиротворение, в которое погружаешься, оказавшись один на один с природой. Мне стало интересно, испытывает ли Карен Шипли то же самое и не за этим ли она сюда приехала.

Без двадцати двух минут семь с дороги свернул черный «линкольн таун кар» с тонированными стеклами и телефонной антенной и остановился позади нее. Дверь открылась, и появился темноволосый мужчина с толстой шеей и широкой спиной. Слегка за тридцать, выше меня, в дорогом пальто «Честерфилд», серых слаксах и черных ботинках от Гуччи, до того начищенных, что, похоже, он держал их в холодильнике. Мужчина достал из багажника зеленый нейлоновый мешок, подошел к «ЛеБарону» Карен и натянуто улыбнулся, хотя не думаю, что он жаждал продемонстрировать ей свое хорошее отношение. Карен вышла из машины, однако улыбаться не стала, взяла мешок и швырнула на пассажирское сиденье.